Тункан ин Кур усмехнулся, кинув из‑за решетки взгляд на пленников, подпрыгивающих от тряски на узких металлических лавках. Они еще не знают, что их ждет. Ничего, узнают, когда захрустят их косточки, а кожа почернеет от справедливого пламени в немилосердных руках палача.
Задание для офицера было обыденным, скучным. Сколько раз он ездил по этой дороге. Сколько раз трясся за этой решеткой в чреве «мамонта». Безопасная благодатная работа – это вам не утюжить Лесную Федерацию, когда вокруг рвутся управляемые ракеты, а бронеходы проваливаются в ямы‑ловушки.
Но сегодня на инструктаже дольше, чем когда бы то ни было, командиры полоскали мозги: «бдительность», «не упускать из виду», «отвечаешь своей жизнью». Какой‑то молокосос, который по знакомству получил на одну полосу больше на эмблеме, учит службе старого волка Тункан ин Кура, кавалера Аквамаринового Ордена Верности!
– Дурная эта возня с арестованными, – сказал сидящий напротив Тункан ин Кура солдат первого класса. – Чего с этими хлюпиками цацкаться? У них тюремная камера, что моя квартира.
– Цацкаются, значит, надо, – офицер зевнул.
– Раз – и пятьдесят пуль в брюхе, – солдат погладил автомат. – И нет смуты. И мы бы, «тигры» не занимались такой ерундой.
– Ерундой? А тебе хочется снова в Лесную Федерацию?
– Я пойду, куда прикажет Звездоликий, – горячо воскликнул солдат первого класса, но в глазах появилась тоска. Ему вовсе не гляделось снова лезть в леса. Уж лучше возить хлюпиков и рассовывать их по камерам, которые пусть и больше, и комфортабельнее его квартиры.
– Пойдешь, куда денешься, – кивнул Тункан ин Кур.
Он постучал пальцами по крышке автомата, потрогал предохранитель, приспустил еще молнию на комбинезоне. Душно в этих жестяных коробках. В «мамонте» опять барахлила система кондиционирования. Эх, если бы…
Что «если бы» – этого додумать Тункан ин Кур не успел. Машину резко тряхнуло. Послышался приглушенный толстой броней взрыв. Офицер стукнулся головой о стену и на миг отключился.
В загоне для арестованных Лаврушин упал на пол, Степан повалился на скамейку. Но земляне не пострадали. Они не могли видеть, как болванка из реактивного противотанкового гранатомета разнесла кабину «медведя», упокоив водителя и двоих «тигров». А за секунду до этого ветхое нежилое восьмиэтажное кирпичное здание, рухнув, похоронило две машины сопровождения.
В салон начал просачиваться едкий, с запахом машинного масла, дым. Где‑то за кабиной трещал и искрил оборванный кабель. Свет погас. Потом зажегся вновь. Потом погас окончательно. Зато где‑то сбоку замерцал разгорающийся огонь, и дым повалил с новой силой.
Тункана ин Кура, опытного вояку, подвела иллюзия простоты поставленной задачи. От неожиданности позабыв все инструкции, кашляя, он дрожащей рукой втискивал свою карточку в гнездо и бил по рычагу открывания двери, запамятовав, что перед началом движения дверь закрыли снаружи. Солдат первого класса вжался в угол и затравленно озирался, вцепившись зубами в ворот комбенизона и стараясь дышать через него.
Дым ел глаза, заполнял легкие, тер наждаком гортань. Лаврушин обхватил руками горло и пытался не дышать. Степан судорожно кашлял. Еще пара минут – и конец. Четверо людей в салоне задохнутся.
У Лаврушина потемнело в глазах. На секунду он потерял сознание.
«Мамонт» снова тряхнуло. Импульс одноразового бронебойного плазменного разрядника разворотил замок. Рваная искореженная дверь со скрежетом распахнулась, толкаемая не электроприводом, а сильными руками.
Тункан ин Кур, рвя комбинезон на груди, вывалился наружу. За ним последовал солдат первого класса. Земляне не могли поступить так же – от воли их отделала решетка. Но теперь снаружи поступал свежий воздух, пусть и наполненный дымом горящей машины.
В будку запрыгнул человек в черной приталенной одежде. Вместо лица у него был синий куб – пластиковая маска с прорезями для глаз. По этой маске невозможно было даже приблизительно представить черты лица, которое она скрывала.
Приток воздуха подхлестнул огонь, уже начавший лизать пластиковые сиденья. «Квадратноголовый» выстрелил из ручного плазморазрядника в замок решетки. Распахнул ее. Рванул на себя Лаврушина, выкинул его наружу. Степан вывалился наружу сам.
Тут в «мамонте» что‑то ухнуло – видимо, начинал рваться боезапас. Лаврушин вскочил и, спотыкаясь, кашляя, помчался вперед. Краем глаза он увидел безжизненные тела офицера и солдата.
– Ложись! – крикнул незнакомец, мчавшийся следом за землянами.
Они повалились на холодный асфальт, по закону подлости Лаврушин свалился в лужу.
На этот раз рвануло куда сильнее. Взрывная волна прижала беглецов к земле. «Мамонт» раскололся на две части, из трещины вырвалось пламя. Похоже, кроме боезапаса внутри машины было еще что‑то взрывоопасное.
Одинаково одетые в черное «квадратноголовые» усадили землян в длинный лимузин золотистого цвета. Тот резко взял с места.
Человек, сидящий рядом с водителем, потянул руку к кубику, заменявшему ему голову, провел по нему пальцами, там что‑то щелкнуло – маска свернулась в бесформенный комок с кулак размером. То же проделали еще двое сопровождавших и шофер.
Теперь земляне могли рассмотреть своих похитителей – или спасителей – это как посмотреть. За рулем сидел пожилой человек, лицо его бугрилось следами от страшных ожогов, от чего имело устрашающий вид. Двое парней, наоборот, внешность имели плэйбоистую, в чертах их лиц было что‑то испанское, им на роду написано нравиться девочкам и жить легкой, шалопайской жизнью. Нетрудно было определить, что они близкие родственники, скорее всего – братья. Незнакомец, вытаскивавший землян из горящей машины, имел неприятное квадратное лицо – под стать маске, челюсть его выступала вперед, как у питекантропа, глаза маленькие, цепкие, умные, все замечающие.
Никто из новых друзей (или врагов) не проронил ни слова. Видимо эти люди не относились к любителям почесать языком на досуге.
Теперь сиди и гадай – кто они? Помощники Друвена, обещавшего выручить землян? Или друзья стройного офицера четвертой ступени, обещавшего то же самое? Или те, кто еще не успели что‑то наобещать, но тоже имели на землян свои планы?
Машина крутилась по улицам, разъезжаясь по миллиметровке с другими машинами. Улицы шли все более обшарпанные. И наконец началась «сельва» – обширные городские трущобы. Всем трущобам трущобы!
Лимузин, покачиваясь на мягких рессорах, замер. Землян бесцеремонно затолкали в фургон. Его крышу украшал пластиковый шмат сыра, обернутый алюминиевыми цепями сарделек – именно такая была эмблема, обозначавшая принадлежность машины к крупной фирме по производству и перевозке мясомолочных искусственных продуктов. Сопровождающие в черном тоже расположились в салоне.
Фургон взвыл электродвигателями и в несколько секунд набрал приличную скорость. Он понесся через узкие улицы. Шли мрачные смрадные нагромождения домов, в которых чернели окна с выбитыми стеклами. На тротуарах ржавели остовы машин, валялись переполненные и давно не убираемые мусорные баки, около которых кипела какая‑то осмысленная жизнь. Голые детишки играли в грязи. На тротуарах сидела шантрапа разных возрастов. Бродяги спали, зарывшись в груды мусора. Было достаточно многолюдно. Все это походило на Латинскую Америку в самом убогом варианте.
За очередным поворотом улицу заполонил дерущийся бандитствующий молодняк. Была куча‑мала. Каждый бил каждого, разобрать что‑то в этой битве было невозможно.
Обожженый водитель бесстрастно направил фургон в самую гущу драки. Шпана выпрыгивала прямо из под колес. Послышался стук – машина зацепила кого‑то. Лаврушин обернулся и увидел мальчишку, голого по пояс, увешанного блестками и железяками, татуированного. Он лежал на асфальте, одной рукой держась за ногу, а другой грозя вслед димузину кулачком. Из всего этого можно было сделать вывод – люди в черном церемониться не привыкли. Обожженный не притормозил бы, пусть даже ему пришлось ехать по головам туземцев из «сельвы».