— Это безопасно — отпустить ее так скоро? — спросил Чарли.

Так скоро? Да я целых две ночи проведу в больнице. Что, Чарли надо еще немного в тишине поработать над статьей? Или он искренне переживает?

Доктор заверил его, что это безопасно. Остаток дня и ночь мы провели в той же комнате; я то погружалась в беспокойный сон, то выпадала из него. Чарли приносил мне воду, следил, не слишком ли мне больно, но большую часть времени проводил за ноутбуком в кресле, стоявшем в углу у окна. На какой-то миг я забеспокоилась, прилично ли выгляжу, но тут же снова задремала, так и не попытавшись добраться до зеркала в ванной. Через пелену медикаментозного сна я слышала, как Чарли и медсестра говорят, что сон для меня — самое лучшее.

Следующий день прошел в том же духе, хотя время бодрствования постепенно перевесило время сна. И, слава богу, спазмолитик начал действовать. Так что к шести вечера меня выписали, и мы с Чарли рванули на арендованной машине в Канзас-Сити, чтобы нагнать группу. Дорога заняла пять часов, хотя караван автобусов петлял, кружил и растянул ее на два дня. Мы срезали путь и, рассекая по магистрали, со свистом пропустили все маленькие городки, наверстывая упущенное время и расстояние под звуки лучших хитов «Лед Зеппелин». Наверное, Чарли всегда брал с собой кассету.

Через два часа после Канзас-Сити я выскользнула из беспокойного сна и уставилась в разлитую за окном темноту. Впервые за тридцать пять часов, самых долгих в моей жизни, мне захотелось проверить «Блэкберри» и телефон. Выключенный мобильник я нашла в сумке.

— Мой «Блэкберри» еще у тебя? — спросила я Чарли.

Он достал наладонник из кармана пиджака и протянул мне.

— Он пахнет апельсинами.

Неужели? Я принюхалась. Действительно, к запаху пластика примешивался тонкий аромат апельсина. Сначала я удивилась, но потом вспомнила, что два дня назад в автобусе положила в сумку апельсин. Думаю, он уже начал портиться.

Я выпрямила руку с «Блэкберри» и еще раз втянула воздух. Ничего не чувствую. Чарли мог уловить запах апельсина, только если ткнулся носом в экран. Довольно странно, не так ли? Зачем он это сделал? Хотел узнать, как я пахну вблизи, и поддался соблазну провести небольшое детективное расследование? Когда он уловил аромат апельсинов, то подумал, что мой природный запах сладкий и экзотический — запах леди из апельсиновой рощи?

Или он пытался без очков прочитать мои письма, поэтому держал «Блэкберри» у самого лица? Я бросила на него обвиняющий взгляд, но он словно ничего не заметил.

— Ты читал мои письма? — подозрительно спросила я.

В конце концов, он журналист. У меня полно писем, которые очень заинтересуют журналиста, освещающего кампанию.

— Ты всерьез считаешь, что я на это способен? — спросил он.

Он не столько обиделся, сколько удивился. Достаточно, чтобы пристыдить меня и заставить рассыпаться в извинениях.

— Прости, наверное, из-за лекарств я стала параноиком.

Он улыбнулся, и мне полегчало.

Следующие полчаса я занималась только «Блэкберри». Писем было около трех десятков. Многие из них касались моего последнего приключения. Четыре письма от Боба описывали общую тенденцию.

Первое:

Кому: Саманта Джойс [[email protected]]

От: Боб Эспин [[email protected]]

Тема: где ты?

нашел пептобисмол. автобус отходит. ты скоро? я могу задержать его ненадолго. позвони мне.

Потом:

Кому: Саманта Джойс [[email protected]]

От: Боб Эспин [[email protected]]

Тема: Re: где ты?

не могу больше задерживать. ты жива?

Примерно через сорок минут:

Кому:Саманта Джойс [[email protected]]

От:Боб Эспин [[email protected]]

Тема:Re: где ты?

говорят, ты в больнице?!?!?!! с репортером из пост? что происходит? в этом городе вообще есть врач? не разрешай им забрать у тебя органы.

И наконец:

Кому: Саманта Джойс [[email protected]]

От: Боб Эспин [[email protected]]

Тема: поднимите руку, у кого раздраженная кишка

печальные новости. дай знать, если надо будет тебя спасать. напиши, когда сможешь. мы все будем ждать тебя. Б.

Письма от Марка, Моны и Кары были чуть сердечнее, но примерно такие же. Забавно было читать их подряд. Как будто рассказ о последних двух днях с разных точек зрения. Жаль, конечно, что все знают о моем диагнозе, но приятно, когда о тебе заботятся. Одно короткое, теплое письмо от Р.Г. И даже одно от агента Робертса, который спрашивал, не нужна ли мне помощь, чтобы догнать караван. Возможно, он наконец-то мне поверил. А может, просто нервничал из-за того, что я не была у него под носом и он не мог за мной следить.

Я очень хотела вернуться в команду. Мне и в голову не пришло отдохнуть чуть больше необходимого, что бы там ни говорил доктор. Не волноваться невозможно. Я буду принимать лекарства и постараюсь сохранять спокойствие, но работу не брошу. Надо еще так много сделать.

— Как ты? — спросил Чарли.

— Хорошо, — твердо ответила я. — Хотя немного расстроена из-за неспособности справляться со стрессом.

— Я так не думаю, — ответил он. — Ты попала в экстремальные условия. Ты явно подавила стресс, а это вредно для здоровья. Но выплескивать его, крича на окружающих, как делают многие твои коллеги, тоже неправильно. Ты слишком добрая.

— И спазмы в толстой кишке лишь подтверждают это, — ответила я.

Чарли улыбнулся. Я откинулась на спинку сиденья и смотрела, как он ведет машину. У него даже за рулем была своя, необычная манера держаться — он внимательно смотрел на дорогу, но интересовался и другими автомобилями. Он наблюдал — постоянно, осознанно и поглощенно. Интересно, о чем он думает?

— Тебе нравится работать в газете? — спросила я.

Он на секунду задумался, и это замечательно. Я не любила заготовленные заранее, отточенные ответы, даже когда задавала вопрос, на который человек отвечал уже миллион раз. Всегда приятно чувствовать, что кто-то делится с тобой сокровенными мыслями. И Чарли это удавалось.

— Не нравится, но это полезно, — ответил он. — Мне нравится находить истории, расследовать их, писать о них статьи. Нравится докапываться до сути. Но я слишком хорошо думал о своем начальстве: верил, что их единственная цель — донести читателям истину. Я ошибался. Знаю, это было наивно. Но их подлинные цели меня беспокоят.

Я мысленно повторила его слова.

— Ты предпочел бы работать в другом месте?

— Нет, — ответил он. — Я предпочел бы изменить то, что делаю, без отрыва от производства. Как, по-твоему, это разумно?

По-моему, да. Это значит, что он по-прежнему идеалист, как и я. Я уважала его попытки сделать мир лучше. И его слова заставили меня понять, что наши профессии, в конце концов, не такие уж разные.

Наш разговор стал беззаботнее, но невысказанное висело в воздухе между нами. Мне очень нравилось говорить с Чарли. Он оказался обворожительной смесью родственной души и загадочного незнакомца; его слова одновременно интриговали и эхом отзывались в моей голове. Обычно было либо одно, либо другое. Я привыкла к компромиссу. Как здорово хоть раз получить не меньше, чем хочется, даже всего на несколько часов громыхания на арендованном «Форде Таурус» по темным шоссе Миссури.

Около одиннадцати мы подъехали к отелю. Журналисты и персонал жили на разных этажах, поэтому в лифте наши пути разошлись.

— Еще раз спасибо, — искренне поблагодарила я, когда двери открылись на этаже Чарли.

— Всегда пожалуйста, — улыбнулся он.