— с этими словами Оливорм извлек на свет огромную, всю в цветочках салфетку и поднес ее к лицу с тем, чтобы приложить к влажным, покрасневшим глазам. Посол думал сейчас о доблестном сэре Найджеле Фруме, подарок которого для сохранности лежал во чреве Фастианского банка.

— Мужайтесь, — прошептал Маньян неизвестно кому. — Начинается…

— Ох, Маньян! — проговорил Оливорм, воспользовавшись для выражения своих чувств соответствующим средством из кодекса дипломатического этикета, а именно модифицированным вариантом номера 203-с (Упрекающая Возвышенная Доброта). — Если у вас есть информация, которая, на ваш взгляд, представляет больше ценности чем то коротенькое сообщение, которое я сейчас делаю для нашего персонала, прошу вас, встаньте и поделитесь с нами, не стесняйтесь!

Маньян как-то весь подобрался, с трудом проглотил неизвестно как появившийся в горле комок величиной с теннисный мяч и разжал губы в гладенькой версии номера 217-ф (Величественная Уверенность, Подкрепленная Чувством Собственного Достоинства).

— Ладно, Бэн, — смягчившись, произнес Оливорм. — Только не надо экспериментировать с номером 217. Это слишком тонкий оттенок, который вам так никогда и не удавалось освоить, как я постоянно отмечал в своих ежеквартальных оценках ваших профессиональных способностей. А вы знаете, что на основе моего того или иного мнения в высоких сферах, — Оливорм ткнул большим пальцем в потолок, — извлекаются оргвыводы. Поэтому использование сейчас вами номера 217 мало было похоже на раскаяние младшего должностного лица в совершенной ошибке, выраженное в ответ на мягкий и оправданный упрек со стороны руководителя Миссии. Если бы на моем месте был кто-нибудь другой, боюсь, он расценил бы эту вашу улыбочку как оскорбление. Да, вот так вот! — Оливорм — руководитель Миссии, он же и заместитель министра иностранных дел Земли — черкнул что-то быстро в блокноте, лежавшем перед ним, и вновь устремил на беднягу выжидающий взгляд.

— О, что вы. Сэр! Вы подумали, что я открыто выразил свое презрение к саркастическому замечанию, выраженному высшим должностным лицом своему подчиненному публично?! — вскрикнул Маньян. — Я бы очень не хотел, чтобы у Вашего Превосходительства сложилось такое обо мне мнение!

— Остановитесь лучше сейчас, пока не брякнули что-нибудь похуже, господин Маньян, — тихо посоветовал ему Ретиф.

— А, ерунда, господин посол, — пропищал майор Фэйнтледи, младший помощник военного атташе, выделенный последним для участия в этом совещании. — Просто он что-то там рассказывал о том, что гроасцы хотят прервать с нами переговоры.

— Ага! Значит, была утечка! — прогрохотал Оливорм. — И я почти уверен… Да нет, я абсолютно уверен в том, что за всем этим стоите вы, Маньян! Ведь всем здесь прекрасно известна ваша неудержимая склонность участвовать во всех наиболее глупых предприятиях, которые компрометируют достоинство и высокий статус нашего Корпуса!

— Н-но, — заикаясь, проговорил Маньян. — Я только сказал, что у вас, возможно, к нам есть какие-то дурные новости… Клянусь господом богом, ни слова больше!

— А вот мне показалось, что я услышал что-то об урезании посольского содержания, — ввернул Фэйнтледи таким тоном, каким задиристый школьник спорит с учителем.

— Так, ну хватит, Маньян! — прогремел Оливорм, и его голос разорвался над столом заседаний, словно осколочная граната. — Если уж вы посвящены в вопросы, выходящие за рамки вашей сферы деятельности, особенно в те, от которых напрямую зависит успех нашей Миссии, — а это без сомнения оказывает сильное влияние на моральный климат в коллективе и… материальную сторону дела, — то уж вы будьте любезны не держать это при себе и поведать нам обо всем сейчас же, пока мы не заподозрили вас в том, что вы намереваетесь употребить эти данные без соответствующего разрешения и в корыстных целях!

— Насколько мне известно, сэр, — слабым голосом проговорил Маньян, — никакого урезания посольского содержания не предполагается… Да если бы и предполагалось, как я мог об этом узнать?!

— Давайте не будем сворачивать в сторону от сути дела и напяливать на себя маску наивности и невинности! — резко воскликнул Оливорм. — Ни для кого в Секторе давно не секрет, что вы принимали самое активное участие в целой серии удачных дипломатических акций, благодаря чему уже давно ходили бы в руководителях Корпуса, если бы не ваша знаменитая репутация укрывателя секретной информации! Нет, не думайте, что сейчас я хочу выяснить вопрос об урезании посольских фондов. Я хочу узнать подробнее о тех слухах о срыве переговоров, которыми вы торгуете тут!

— Вот это да, сэр! — сломанным голосом проговорил Маньян. — Значит, по-вашему, то, что я внимательно отношусь к действительно удивительной информации (которую получаю, кстати сказать, при активной помощи Ретифа), дает основание для того, чтобы называть меня продавцом слухов?! Значит, по-вашему, я виноват еще и в том, что сплетничаю для собственной выгоды?!

— Ладно, Маньян, никто не говорил тут, что вы сплетничаете. Просто если в ваших руках действительно имеется надежная информация о том, что гроасцы намереваются выйти из-за стола переговоров, я требую, чтобы вы сейчас же сообщили все детали. Для того хотя бы, чтобы мы имели возможность выйти из-за этого стола раньше гроасцев и тем самым сохранить свое лицо!

— М-да, а между прочим, это — идея, — с чувством сказал пресс-атташе. — Тогда мы смогли бы все развернуть паруса в сторону дома и там подкопить немного силенок для будущих дипломатических битв, а?

— А я пока считаю это все слухами! Безответственными россказнями! — повторил сурово Оливорм. — И требую сообщить мне, откуда они исходят!

— Боже, да от Ретифа же! — вскрикнул совсем растерявшийся от вышестоящего гнева Маньян и бросил на Ретифа исполненный упрека взгляд. — Он только что вернулся из «полевой столицы», как гроасцы называют свой незаконный лагерь, сэр! Он провел там два дня, специально задавшись целью выяснить все возможные факты.

— Так вот оно что? — воскликнул, будто догадавшись о чем-то важном, посол. — Просим вас, господин Ретиф, просветите, не сочтите за труд! Какие факты вам удалось установить?

Ретиф поднялся со своего места.

— Господин посол, — сказал он, — я убежден, что оснований для продолжения гроасо-земных переговоров по вопросу о владении Фрумом-93 не имеется.

Оливорм устремил на Ретифа сердитый взгляд.

— Так значит это неслыханное по безответственности заявление является единственным объяснением того, что высказались неспособны представить нам подробный доклад на пятистах страницах о выявленных фактах?! — вскричал он. — Так, ну что ж… Разумеется, эта нелепая выходка не останется неотраженной где надо, — похоронным тоном сказал он. — Нет, вы только полюбуйтесь! Какой-то там третий секретарь, лицо, которому вообще никто не имел права доверять выполнение столь важной миссии, считает для себя обычным делом решать судьбу переговоров, проводящихся на самом высоком дипломатическом уровне! И это после многих месяцев огромных усилий множества высших руководителей Корпуса, включая и меня самого! И это после невероятного числа тяжелых для нас уступок гроасцам в качестве цены за их согласие рассматривать вопрос о принадлежности Фрума-93 в Третейском суде! Нет, человек, который позволил себе вмешаться во все это, должен быть просто-напросто отстранен от должности! У меня нет слов!

— Совершенно верно излагаете, господин посол, — поощрил Оливорма майор Фэйнтледи.

— Я доверяю Ретифу, — произнес вдруг Оливорм фразу, которая сводила на нет весь пафос только что законченного блестящего монолога. — Я доверяю ему в том, что это фривольное заявление, которое он тут перед всеми нами сделал, останется при нем. Ни намека на ослабление решимости землян продолжать переговоры не должно просочиться к гроасцам!

— Для начала я повторю то, что сказал, — опять подал голос Ретиф. — Оснований для продолжения переговоров нет никаких. Гроасцы вторглись в территории, входящие в компетенцию Земли, и они прекрасно знают это. Затащить нас к столу переговоров — это была их задача-минимум. Им нечего было терять за этим столом, потому что у них нет и не может быть никаких законных прав на эту планету…