— Надеюсь, все-таки сантиметра...

Лейн улыбнулась.

— Даже до последнего дюйма. Я раскрою все твои секреты и сделаю на этом состояние.

— К чему ты клонишь, Лейн? Как понимаешь, мне надо вытереться.

— Давай, я помогу тебе. — Лейн потянулась к его полотенцу, но он быстро отступил.

— Если нечего сказать, то, по-моему, тебе надо выйти.

Лейн развязала пояс халата и скинула его с плеч.

— А это ничего не говорит?

Он критически оглядел ее с ног до головы, пока наконец не встретил ее вызывающий взгляд.

— Убери его, — посоветовал он.

Зеленые глаза улыбнулись, глядя на его полотенце.

— Но ведь тебе доставляет удовольствие смотреть на меня, я уверена.

Он ухмыльнулся.

— Ты действительно напрашиваешься?

— Думаю, я не могла бы изложить это проще, — подтвердила она.

— Тогда я предлагаю, дорогая... — он поднял халат и набросил ей на плечи, — чтобы ты ждала меня в своей спальне.

Довольная собой, Лейн пошла к двери.

— Да, надень какие-нибудь сексуальные вещички, — сказал Фергюс. — Я предпочитаю сам раздевать своих женщин.

Множественное число пришлось ей очень не по душе, и Лейн не оглянулась, но самодовольство взяло вверх, ей понравилось, как она вела себя, именно потому, что раньше и вообразить такого о себе не могла. Разумеется, сказался выпитый джин. Похоже, он ударил ей в голову. К тому же она пила на голодный желудок. Вот уже сколько часов они оба ничего не ели.

Она перерыла весь чемодан в поисках чего-нибудь хоть приблизительно сексуального. Оказалось, что ничего похожего она на Скай не привезла. Вряд ли он сочтет ее привлекательной в одних сапогах и с зонтиком, если только он не поклонник эксцентрики.

Лейн вздохнула и присела на постель. Она вдруг почувствовала себя усталой как собака и потеряла всякий интерес к сексуальной одежде. День вышел длинным, душевно измотавшим ее, а постель была такой мягкой и соблазнительной. Пусть разбирается сам с ее телом. Она скинула с плеч халат, залезла под простыню и уткнулась головой в подушку. Какое блаженство! Лейн закрыла глаза. Она не слышала, как Фергюс тихо окликнул ее, не видела, когда выключился свет. Не разбудил ее и дразнящий запах из кухни, где Фергюс готовил себе омлет.

Утром Лейн разбудил странный шум за окном. Она посмотрела через занавеску и увидела барана, таранящего дверцу ее машины своими рогами. На стук по стеклу он не обращал внимания, поэтому Лейн оделась и, выскочив из коттеджа, предстала перед бараном, который только фыркнул на нее и снова принялся за свое дело. Лейн схватила палку и угрожающе замахнулась, баран убежал, смешно вскидывая задние ноги и жалобно блея.

Дойдя до двери коттеджа, Лейн поняла, что не видно черной машины. На нее нахлынули воспоминания о прошлой ночи. Медленно пройдя через холл, она вернулась в спальню. На часах было семь сорок пять. Лейн раздвинула шторы и рухнула на постель. Какая же она дура! Какую возможность упустила! Даже представить страшно, что он думал сейчас о ней. Только когда она уселась перед зеркалом и с выражением крайнего презрения осмотрела свое лицо, на глаза ей попался сложенный лист бумаги, на котором крупными буквами было написано ее имя. Она вернулась на постель и открыла записку с замирающим от страха сердцем.

«Дорогая, невыносимо покидать тебя после самой незабываемой ночи в моей жизни. Ты вознесла меня к высотам страсти, переходящей в экстаз... и так много раз. Я не ожидал такого от себя, а ты от себя. Я не смог ждать три месяца, чтобы обладать твоим желанным телом снова и снова. Хорошо, хоть осталась память о тебе, твой любовный укус на левой ягодице.

Кстати, не считай, что между нами не должно быть общения все это время. Мы можем звонить друг другу, мой факс в полном твоем распоряжении.

Между прочим, рекомендую тебе воздерживаться от спиртного, если только ты не готовишь себя на роль отрицательной героини в следующем моем фильме. Береги себя.

(Я подумал, тебе было бы приятно иметь что-то, напоминающее обо мне, поэтому оставил грязную сковородку в раковине.)

Я люблю тебя, Лейн.

Ф.

P . S . Ты и правда думаешь, что я мог бы стать писателем? Уверен, воображение у меня есть».

Лейн упала на спину и прикрыла письмом улыбку. Этот мужчина абсолютно ненормальный. Она поцеловала его строчки и блаженно потянулась. В кои-то веки по уши влюбилась, и ей это начинало доставлять удовольствие.

За следующие три дня у Лейн в походке появилась упругость, а в голове расцветали новые замыслы. Даже в плохую погоду она насвистывала, мурлыкала себе под нос и писала. И не было случая, чтобы ей захотелось покопаться в себе или прокрутить какой-нибудь видеофильм. Ничто не могло испортить ей настроение.

ГЛАВА 13

Лейн не терпелось вручить Джону плоды своих трудов, и она уехала еще до истечения двухнедельного отпуска.

Джон удивился, когда она позвонила ему.

— У меня кое-что есть для тебя. Когда могу заехать?

— В среду к одиннадцати тридцати при условии, что твое «кое-что» не три амбала, вооруженные бейсбольными битами.

Предоставив ему гадать, она только сказала:

— До встречи.

Поэтому он был крайне смущен, когда Лейн в точно назначенное время вошла в его кабинет, вооруженная огромным букетом цветов и законченной работой. Еще больше его смутил поцелуй, который Лейн звонко влепила ему в щеку, заявив:

— Я была готова рассчитаться с тобой, если бы не один человек, открывший мне глаза на мой неправильный образ жизни. А теперь поставь цветы в воду и я забираю тебя на ленч.

— О нет, ты...

— Давай не будем спорить. Раз ты суешь нос, куда тебя не просят, придется и последствия расхлебывать, цветы и все остальное.

Он нехотя поднялся, ворча:

— Черт, что мне с ними делать?

Лейн пожала плечами и посоветовала:

— Вручи своей подружке, раз тебе не нужны их красота и благоухание, Джон.

Он сгреб цветы со стола и открыл боковую дверь в комнату секретаря. Вид у него был дурацкий.

— Лорри, сунь их в умывальник, я потом заберу.

— С водой, — подсказала Лейн.

— Конечно, с водой, — рявкнул Джон.

Оправившись от смущения, он стал сговорчивее.

Выйдя на улицу, Лейн остановила его и показала на узкие ступени.

— Ты не боишься загреметь отсюда в инвалидную коляску, Джон? Нельзя ли их сделать пошире или вообще убрать?

Он внимательно посмотрел на нее и тяжело вздохнул.

— Кажется, я совершил ужасную ошибку. Меня больше устраивал твой голубой период.

Лейн покачала головой.

— Едва ли мой голубой период был продуктивным. Теперь у тебя прибавится головной боли, но зато ты снова начнешь потирать руки. Пожалуйста, Скрудж, не забудь сделать что-нибудь с этими ступенями. Никто из нас не обречен на вечную юность и бодрость!

Джон оказался не единственным объектом вернувшегося к Лейн чувства юмора. Фергюсу она послала через Джона факс: «По-моему, это была правая ягодица».Немедленно поступил ответ: «Нет, ошибаешься».Когда Джону в руки попало ее послание: «В зеркале она выглядела как правая»,Лейн было запрещено пользоваться его факсом.

Тогда она начала писать письма, глупые, какие обычно получают в бульварных журналах, из которых можно было сделать вывод, что их авторы — люди с отклонениями.

Когда случилось, что за две недели она не получила от Фергюса никаких известий, Лейн начала обзванивать студии. Фергюс был неуловим. Она стала спрашивать Макса. Его не оказалось на месте, и Лейн оставила ему послание. Макс отзвонил в этот же вечер. Обменялись любезностями и обсудили тему улучшения здоровья Тима. Макс сказал:

— Ходит слух, что ты вняла моему совету. Зеленею от зависти.

— Можешь не зеленеть. Фергюс считает, что нам нужно провести три месяца врозь.