— Интересно! Сама рассказывает...

Лейн грохнула тарелки на стол.

— Если уж тебе так хочется знать... я сохраняла девственность до такого солидного возраста, как двадцать два года. Она тяготила меня, как мельничный жернов на шее. В то время мне казалось просто необходимым от нее избавиться и... я предложила сделать это близкому другу. Затея вышла глупая. Он был готов, но настоящего сексуального влечения между нами не было. — Она тяжело вздохнула. — Мы выпили. Потом он, ну, забрался на меня и выполнил это как обязанность, грубо, болезненно, без намека на чувство.

— Какая ужасная потеря!

— После его ухода меня стошнило.

— Значит, он не был другом. Ты была практически изнасилована.

— Дружба на этом кончилась. Претензий не предъявляла, ведь я была соучастницей. — Она горько улыбнулась. — Я скинула свой мельничный жернов, а потом пошла и купила пояс целомудрия!

— И как давно это было?

— Шесть лет назад.

— Если бы я встретил тебя тогда...

Она усмехнулась.

— То сегодня я имела бы уже пятерых детей...

— Слишком много при наличии пояса целомудрия!

Он обошел стол и взял ее за талию.

— Ты представляешь, что такое иметь дело с секс-бомбой замедленного действия, которая может взорваться в любой момент! Ты тикаешь вот уже шесть лет. Я просто жажду разрешения произвести контрольный взрыв. — Он приложил губы к ее уху. — Я с нетерпением жду.

У Лейн задрожали руки.

— Веди себя прилично, Фергюс!

Он отодвинулся и сказал:

— А щеки-то у тебя зарумянились.

Глаза Лейн весело блеснули.

— Имея столь живое воображение, надо писать самому. Послушай, кто будет мыть посуду, ты или я?

Фергюс тут же пропустил ее вперед.

— Разумеется, ты. По-моему, это подходящая работа для ограниченных женщин.

Лейн понимала, что он шутит, тем не менее медленно обернулась и угрожающе уставилась на него.

Фергюс покачал головой.

— Ничего не выйдет, ты дала обещание не наносить Фергюсу телесных оскорблений. Помнишь?

— А как же — не пинать тебя ногами, но в моем арсенале есть и другие болезненные средства.

Он ухмыльнулся.

— Давай, мой посуду, ведьма!

Покончив с кухонными делами, Лейн присоединилась к Фергюсу, который лежал на полу возле телевизора и держал в руке одну из видеокассет, которые она привезла с собой. Сердце Лейн ёкнуло.

— Понимаешь, у нас проблема, — сообщил он, — тут все фильмы с моим участием.

Она небрежно пожала плечом.

— Ну, что поделаешь, если ты вездесущий.

Он собрал все кассеты, встал и медленно пошел на нее, качая головой.

— Нет, извини, любимая, я не хотел бы приобщать тебя к мелкодраматическому любовному обществу с помощью этих кассет.

Он прошел мимо нее.

— Куда ты?

— Пойду запру их в машине. Они конфискованы.

— Это мои кассеты, верни на место.

— Ладно.

Он повернул к окну и поднял одну из кассет. Его фотография была на супере. Он показал ей.

— Видишь? Это не я. — Фергюс выбросил кассету в окно и показал следующую. — Это тоже не я. И это не я, и это!..

Одну за другой Фергюс выбросил все видеокассеты, а Лейн смотрела, открыв рот, как они падают в траву. Он подошел и встал перед ней, тыча себя в грудь.

— А вот это я, Лейн. Я не Джозеф Леннокс или кто другой из придуманных тобой героев. Работой актера я зарабатываю себе на жизнь точно так же, как это делает водопроводчик. В моей работе нет ничего романтического.

От смущения и ярости Лейн в ту же секунду ударила его по щеке. Ей так понравилось его удивленное выражение, что она нацелилась на вторую щеку. Он успел перехватить ее руку.

— Вы исключены из профсоюза, нянюшка. Я играю не по правилам и бью ниже пояса. Я просто говорю, что ты постоянно смотришь плохие фильмы.

Лейн трясло, она едва владела собой.

— Не надо обольщаться, полагая, что я целыми днями здесь на Скае только и делала, что крутила фильмы с ликом великого лицедея! Я привезла их на случай дождливых дней, которых пока не было. А покупала их давно... задолго до того, как познакомилась с тобой...

— Ты или не слышишь меня, или отказываешься слышать, — перебил он ее.

Словно в подтверждение его слов, Лейн продолжила свой монолог:

— Тем, кому приходилось зарабатывать себе на жизнь тяжелым трудом, эти кассеты влетали в копеечку. Нам не по карману бросаться старыми вещами и покупать новые!

Фергюс выругался себе под нос и полез за бумажником. И хотя он только дурачился, Лейн развернулась и пулей вылетела из коттеджа.

Он смотрел в окно, как она любовно собирала кассеты, многие из которых выпали из футляров. Она уже вставала, но вдруг осела на траву и зарыдала.

Медленно доходило до Фергюса, что ему удалось лишь приоткрыть верхушку айсберга. Он не был Фрейдом, но понял, что ему здесь больше ничего не добиться. Только Лейн сама способна разобраться в себе. Нехотя он взял чистый лист из стопки бумаги на столе Лейн, написал номер телефона и ниже слова: «Позвони, если передумаешь».

ГЛАВА 12

Лейн глазам своим не поверила, когда не увидела черной машины. Она бросилась внутрь и проверила каждую комнату. Рядом с рукописями обнаружила записку, почерк был незнаком. Когда прочитала, рука ее задрожала. Не было обращения, не было «С любовью, Фергюс».Ей вдруг пришло в голову, что впервые видит его почерк, словно писал незнакомый мужчина, а ведь казалось, она знает его...

До боли перехватывало горло. С листом в руке Лейн опустилась в кресло и застыла, глядя в небо. Она сидела в полной неподвижности долго-долго, ей ничего не хотелось. По небу стремительно проносились облака, а по застывшим щекам катились слезы. Лейн не замечала их, только размывались акварельные краски заката. Потом боль прошла, словно вытекла со слезами. Когда вернулась способность думать, Лейн ощутила себя допотопной окаменелостью в плену у времени. Словно пелена упала с ее глаз, она видела яснее и дальше. Большой страх сторожил ее, бросая вызов. Страх назывался Зависимость.

Фергюс оказался прав. Она не была с ним до конца искренней, потому что до этого момента не знала правды о себе. Только теперь Лейн смогла понять, что после утраты сестры, жившей в полной зависимости от каждого в их семье, выше всего она стала ценить собственную независимость. А Фергюс предлагает ей поставить его с Ханной на первое место в ее списке ценностей и распрощаться с независимостью.

Конечно, хорошо, когда кто-то рядом, хорошо любить и быть любимой. Но разве ей этого достаточно? Фергюс считает это проявлением ее эгоизма, но разве у нее нет права подумать о своих насущных потребностях? Она не желает отказываться от них. Может, это Фергюс не способен реально взглянуть на вещи?

Конечно, есть и другая сторона. Такая ситуация может повториться. Разве она зарекалась от жизни, в которой есть любовь, дети? А если нет, то почему Фергюсу она должна предпочесть кого-то другого? Даже в этом состоянии Лейн понимала, что это немыслимо.

Решив, что так она никогда не заснет, Лейн натянула куртку, вышла из коттеджа и спустилась к бухте. В сгустившихся сумерках слышался только плеск вод у берега. Ночной воздух был холодный. Лейн не пошла далеко, а присела на один из торчащих у тропинки камней и подумала, что теперь она спокойно и объективно оценивает сложившуюся ситуацию. Не надо обманывать себя тем, что у нее есть выбор... Размышления ее были прерваны атакой шотландских комаров, и Лейн поспешила обратно, пряча лицо от укусов агрессивных насекомых. Поэтому она не заметила человека, шедшего навстречу, и Фергюсу пришлось окликнуть ее. Он тоже боролся с комарами, то и дело хлопая себя по лицу.

— Лейн! Пошли скорее, дай ключи!

Времени на расспросы не было, облепленная комарами, Лейн выудила из кармана ключи и протянула ему. Фергюс побежал к коттеджу открывать дверь. Они вздохнули с облегчением, оказавшись в безопасности.