Добродетельный Генрих умер в Фессалонике, защищая это королевство и малолетнего сына своего друга Бонифация. Со смертью двух первых константинопольских императоров пресеклась мужская линия графов Фландрских. Но их сестра Иоланда была женой французского принца и матерью многочисленного семейства, а одна из ее дочерей была замужем за храбрым и благочестивым поборником Креста, венгерским королем Андреем. Если бы бароны Романии возвели его на престол, они приобрели бы сильную опору в могущественном соседнем королевстве; но осмотрительный Андрей не хотел нарушать законов о престолонаследии, и латины пригласили принцессу Иоланду вместе с ее супругом, графом Оксерским, Пьером де-Куртенэ вступить в обладание восточной империей. Для этого близкого родственника французского короля служили рекомендацией в глазах французских баронов высокое происхождение его отца и знатное происхождение его матери. Он пользовался хорошей репутацией, его владения были обширны, а во время кровопролитной экспедиции против альбигойцев его усердием и мужеством были вполне довольны и солдаты, и священники. Тщеславие могло радоваться возведению француза на константинопольский престол, но в людях благоразумных это непрочное и мнимое величие должно было возбуждать не зависть, а сострадание. Чтоб с достоинством поддерживать свое звание, Пьер де-Куртенэ был вынужден продать или заложить лучшую часть своих наследственных владений. Этим способом и благодаря как щедрости своего родственника короля Филиппа Августа, так и рыцарскому духу французской нации, он получил возможность перейти через Альпы во главе ста сорока рыцарей и пяти с половиною тысяч сержантов и стрелков. После некоторых колебаний папа Гонорий Третий согласился короновать Константинова преемника, но он совершил эту церемонию в храме, находившемся вне городских стен, потому что опасался, чтоб в ней не усмотрели признания верховенства над древнею столицей империи. Венецианцы взялись перевезти Пьера и его армию через Адриатическое море, а императрицу вместе с четырьмя детьми — в византийский дворец, но в награду за эту услугу они потребовали от нового императора, чтоб он отнял Дураццо у эпирского деспота и возвратил им этот город. Михаил Ангел, или Комнин, который был основателем своей династии, завещал свои владения и свое честолюбие своему законнорожденному брату Феодору, который уже стал угрожать владениям латинов и нападать на них. Император уплатил свой долг, безуспешно попытавшись взять Дураццо приступом; вслед за тем он снял осаду и предпринял длинный и опасный поход из Дураццо в Фессалонику. Он скоро сбился с дороги в горах Эпира; горные проходы оказались укрепленными; его съестные запасы истощились; он был задержан и введен в заблуждение обманчивыми мирными переговорами, а после того как Пьер де-Куртенэ и римский легат были арестованы на банкете, французские войска, оставшиеся без вождей и без всяких ресурсов, скоро променяли свое оружие на обманчивое обещание пощады и хлеба. Ватикан стал метать свои громы и грозить нечестивому Феодору мщением на земле и на небесах; но пленный император и его солдаты были позабыты, и упреки папы ограничивались задержанием его легата. Лишь только папа был удовлетворен освобождением этой духовной особы и обещанием религиозной покорности, он простил эпирского деспота и стал оказывать ему покровительство. Его положительные приказания сдержали пылкое усердие венецианцев и венгерского короля, и только естественная или преждевременная смерть освободила Пьера де-Куртенэ из его безвыходного плена.
Продолжительная неизвестность на счет участи, постигшей Пьера де-Куртенэ, и присутствие его жены или вдовы, которая считалась законной императрицей, были причиной того, что провозглашение нового монарха замедлилось. Незадолго перед своей кончиной горевавшая о муже Иоланда разрешилась от бремени сыном, которому было дано имя Балдуина и который был последним и самым несчастным из всех латинских принцев, царствовавших в Константинополе. Его происхождение давало ему право на преданность баронов Романии; но его детство грозило государству продолжительными смутами, и потому было отдано предпочтение правам его братьев. Старший из этих братьев, Филипп де Куртенэ, получивший в наследство от матери Намюр, был достаточно благоразумен для того, чтоб предпочесть действительное обладание маркизством призрачному обладанию империей, и вследствие его отказа был призван на константинопольский престол второй сын Пьера и Иоланды, Роберт. Несчастье, постигшее его отца, послужило для него предостережением, и он медленно и безопасно подвигался вперед сухим путем через Германию и вдоль берегов Дуная; бракосочетание его сестры с венгерским королем открыло ему свободный проход, и император Роберт был коронован Патриархом в Софийском соборе. Но его царствование было эпохой бедствий и унижений, и латинская колония, которой давали в ту пору название Новой Франции, была со всех сторон теснима греками никейскими и эпирскими. После победы, которою он был обязан скорее своему вероломству, чем мужеству, Феодор Ангел вступил в Фессалоникское королевство, выгнал оттуда сына маркиза Бонифация, слабого Димитрия, водрузил свое знамя на стенах Адрианополя и из тщеславия присовокупил свое имя к числу трех или четырех соперничавших между собою императоров. Последние остатки азиатских провинций были захвачены зятем и преемником Феодора Ласкариса, Иоанном Ватацесом, который в течение своего блестящего тридцатитрехлетнего царствования выказал дарования и полководца, и политика. Под его руководством меч наемных франков сделался самым надежным орудием его завоеваний, а то, что эти франки отказались от служения своему отечеству, было в одно и то же время и доказательством, и причиной возрождавшегося преобладания греков. Благодаря сооружению флота Ватацес стал господствовать над Геллеспонтом, завладел островами Лесбос и Родос, стал нападать на утвердившихся в Кандии венецианцев и перехватывал подкрепления, которые присылались латинам с запада и редко, и в незначительном объеме. Раз, и только один раз, латинский император выслал армию против Ватацеса, а при нанесенном этой армии поражении легли на поле битвы те рыцари-ветераны, которые были последними представителями первоначальных завоевателей. Но малодушного Роберта огорчали не столько успехи внешнего врага, сколько дерзкие выходки его латинских подданных, употреблявших во зло и слабость императора, и слабость империи. Его личные несчастья свидетельствуют о господствовавшей в его управление анархии и о свирепости нравов того времени. Влюбчивый юноша отказался от своей греческой невесты, которая была дочерью Ватацеса, и ввел в свой дворец красавицу, которая была родом из Артуа, и хотя была благородного происхождения, но была дочерью частного человека, а ее мать, соблазнившаяся блеском императорского звания, нарушила обещание, данное одному знатному бургундскому юноше. Любовь этого последнего перешла в ярость; он собрал своих друзей, силою проник во дворец, бросил в море мать, а у жены или любовницы императора безжалостно отрезал нос и губы. Вместо того чтоб наказать преступника, бароны одобрили его варварское злодеяние, которого Роберт не мог простить ни как монарх, ни как мужчина. Он бежал из преступного города и обратился с мольбой о правосудии или о сострадании к папе; ему хладнокровно посоветовали возвратиться на свое место; но прежде чем он успел последовать этому совету, он изнемог под бременем скорби, стыда и бессильной злобы.
Только в веке рыцарства личное мужество могло проложить частным людям путь к престолам иерусалимскому и константинопольскому. Верховная власть над существовавшим только по имени Иерусалимским королевством перешла к дочери Изабеллы и Конрада Монферратского и внучке Алмерика или Амори — Марии. Общественное мнение и личная воля Филиппа Августа дали ей в мужья Иоанна Бриеннского, который происходил от одного жившего в Шампани дворянского семейства и считался самым надежным защитником Святой Земли. Во время Пятого крестового похода он ходил завоевывать Египет во главе ста тысяч латинов, и довел до конца осаду Дамиетты, а постигшая его вслед за тем неудача с основанием приписывалась гордости и корыстолюбию папского легата. После бракосочетания его дочери с Фридрихом Вторымне-благодарность императора побудила его принять главное начальство над папской армией, и, несмотря на то что он был преклонных лет и был лишен престола, меч и мужество Иоанна Бриеннского всегда были готовы служить христианству. Балдуин де-Куртенэ еще не вышел из детского возраста на седьмом году царствования своего брата, и бароны Романии сознавали настоятельную необходимость вручить скипетр человеку, который был одарен энергией и снискал репутацию героя. Престарелый иерусалимский король, быть может, пренебрег бы титулом и званием регента; поэтому было решено облечь его на всю жизнь титулом и правами императора лишь с тем условием, чтоб Балдуин женился на его второй дочери и наследовал ему по достижении зрелого возраста. Выбор Иоанна Бриеннского, его репутация и личное присутствие воодушевили греков и латинов новыми надеждами; они восхищались и воинственным видом седого и энергичного старца, которому было уже более восьмидесяти лет, и его необычайно высоким ростом. Но корыстолюбие и желание покоя, как кажется, охладили его пылкую предприимчивость; его солдаты самовольно разбрелись в разные стороны, и он провел два года в постыдном бездействии, пока не был пробужден из своего усыпления опасным союзом никейского императора Ватацеса с болгарским королем Асеном. Эти союзники осадили Константинополь и с моря, и с сухого пути со стотысячной армией и с флотом из трехсот военных кораблей, между тем как все военные силы латинского императора состояли из ста шестидесяти рыцарей и небольшого числа сержантов и стрелков. Я с трудом решаюсь повторять рассказ, что герой не ограничился защитой города, сделал вылазку во главе своей кавалерии и что из сорока восьми неприятельских эскадронов не более трех спаслись от его меча. Воодушевленные его примером, пехотинцы и городские жители взяли на абордаж неприятельские корабли, стоявшие на якоре у самого подножия городских стен, и двадцать пять из них с триумфом привели в константинопольскую гавань. По зову императора его вассалы и союзники взялись за оружие, преодолели все встретившиеся на пути препятствия и одержали в следующем году вторую победу над тем же врагом. Грубые поэты того времени сравнивали Иоанна Бриеннского с Гектором, с Роландом и с Иудой Маккавеем; но их кредит и его славу умаляет молчание самих греков. Империя скоро лишилась своего последнего защитника, а перед своей смертью монарх пожелал переселиться в рай в одежде францисканского монаха.
