Сын Михаила Косноязычного император Феофил был один из самых деятельных и самых мужественных монархов, царствовавших в Константинополе в средние века. Во время своих наступательных и оборонительных войн он пять раз лично ходил на сарацинов, был страшен в своих нападениях и внушал своим врагам уважение даже тогда, когда терпел неудачи и поражения. В последнюю из этих экспедиций он проник в Сирию и осадил небольшой городок Созопетру - родину халифа Мутасима, отец которого Харун не расставался со своими женами и наложницами ни в мирное, ни в военное время. Сарацин был в ту пору занят борьбою с одним персидским самозванцем и был в состоянии только ходатайствовать о пощаде города, к которому питал нечто вроде сыновней привязанности. Эти просьбы побудили императора унизить его гордость ударом в такое чувствительное место. Созопетра была срыта до основания; сирийские пленники были заклеймены или обезображены с позорным жестокосердием, и тысяча пленниц были увезены с соседней территории. Находившаяся в числе этих последних матрона из дома Аббассидов с отчаяния обратилась за помощью к Мутасиму, который в качестве ее родственника счел своим долгом отмстить за нанесенные ей греками оскорбления и ответить на ее призыв. Во время царствования двух старших братьев наследственная доля младшего из них ограничивалась Анатолией, Арменией, Грузией и Землей Черкесов; благодаря такой близости к границам он имел случай развить свои воинские дарования, а между его случайными правами на прозвище Октонария самыми почетными были восемь сражений, которые он выиграл или выдержал, сражаясь с врагами Корана. Во время этой борьбы из-за личных обид войска Ирака, Сирии и Египта были набраны между арабскими племенами и турецкими ордами; кавалерия Мутасима, вероятно, была многочисленна, хотя и приходится сбавить несколько мириад с тех ста тридцати тысяч всадников, которые будто бы были посажены на лошадей, взятых из царских конюшен, а расходы на вооружение были вычислены в четыре миллиона стерлингов, или в сто тысяч фунтов золота. Армия сарацинов собралась в Тарсе и оттуда выступила тремя отрядами по большой дороге, которая вела в Константинополь; сам Мутасим командовал центром, а начальство над авангардом поручил своему сыну Аббасу, который делал первую пробу своим военным дарованием и потому вынес бы больше славы из победы и менее позора из поражения. Халиф готовился отмстить за обиду такою же обидой. Отец Феофила родился во Фригии, в городе Амории; эта колыбель императорского дома была украшена привилегиями и памятниками, и каково бы ни было равнодушие, с которым относились к ней подданные императора, в его собственных глазах и в глазах его царедворцев даже Константинополь был более дорог. Название Амория было написано на щитах сарацинов, и их три армии снова соединились под стенами обреченного на гибель города. Самые благоразумные из приближенных императора советовали ему очистить Аморий, переселить его жителей и предоставить варварам вымещать их злобу на пустых зданиях; но он принял более великодушное решение защищать родину своих предков и выдержать осаду или дать сражение. Когда две неприятельские армии сошлись на близкое расстояние, римлянам показалось, что фронт магометанской боевой линии представлял более густую массу пик и дротиков; но исход сражения не покрыл славою национальных войск ни той, ни другой стороны. Ряды арабов хотя и были прорваны, но виновниками этого успеха были тридцать тысяч персов, принятых на службу византийской империей и поселившихся там на постоянное жительство. Греки были отражены и побеждены, но виною этого были стрелы турецкой кавалерии, и если бы выпавший вечером дождь не вымочил и не ослабил тетивы у ее луков, не многим из христиан удалось бы спастись бегством вместе с императором. Они перевели дух в Дориле, на расстоянии трех дней пути от поля сражения, и Феофил, делая смотр своим дрожавшим от страха эскадронам, лишь вывел наружу причину бегства и монарха, и его войск. После того как он убедился в своем бессилии, он тщетно пытался предотвратить гибель Амория; безжалостный халиф с презрением отверг его просьбы и обещания и задержал римских послов для того, чтоб они были свидетелями его мщения. Но они едва не сделались свидетелями его позора. Энергические приступы, возобновлявшиеся в течение пятидесяти пяти дней, были отражены преданным своему долгу губернатором, испытанным в боях гарнизоном и доведенным до отчаяния городским населением, и сарацины были бы принуждены снять осаду, если бы один изменник не указал им самой слабой стороны городских стен, которую нетрудно было узнать по украшавшим ее изображениям льва и вола. Мутасим исполнил свой обет с немилосердною суровостью; не столько насытившись, сколько утомившись резней, он возвратился в свой новый, построенный близ Багдада Са-маррский дворец, между тем как несчастный Феофил вымаливал запоздалую и ненадежную помощь у своего западного соперника, императора франков. Однако при осаде Амория более семидесяти тысяч мусульман лишились жизни; за их гибель отмстили избиением тридцати тысяч христиан и страданиями стольких же пленников, с которыми неприятель обходился как с самыми ужасными преступниками. Обоюдная необходимость иногда принуждала соглашаться на обмен или на выкуп пленников; но во время национальной и религиозной борьбы между двумя империями мир не внушал доверия, а войны велись без пощады. На полях сражений редко щадили жизнь врагов; те, кому удавалось избежать смерти, были осуждены на безнадежное рабство или на изысканные пытки, и один католический император с явным удовольствием описывал, как с критских сарацинов сдирали кожу или как их погружали в котлы с кипящим маслом. Преувеличенному понятию о чести Мутасим принес в жертву богатый город, двести тысяч людей и собственность, стоившую миллионы. Тот же халиф сошел со своего коня и выпачкался в грязи для того, чтоб помочь дряхлому старику, свалившемуся в ров вместе со своим ослом. О котором из этих двух деяний он вспоминал с большим удовольствием, когда услышал призыв ангела смерти?
Вместе с жизнию восьмого из Аббассидов, Мутасима, угасла слава и его рода, и его нации. Когда арабские завоеватели разлились по Востоку и смешались с раболепными персами, сирийцами и египтянами, они мало-помалу утратили любовь к свободе и воинские доблести степных уроженцев. Мужество южан есть искусственный плод дисциплины и предрассудков; когда влияние энтузиазма прекратилось, халифы стали набирать свои наемные войска в тех северных странах, где мужество есть натуральный продукт климата. У тюрок, живших по ту сторону Окса и Яксарта, они стали захватывать в плен или приобретать покупкой сильных юношей, которых приучали к военному ремеслу и обращали в магометанскую веру. Эти турецкие телохранители окружали трон своего благодетеля, а их начальники присвоили себе высшую власть и во дворце, и в провинциях. Мутасим, который был первым виновником этого опасного обыкновения, ввел в столицу более пятидесяти тысяч тюрок; их своеволие возбудило общее негодование, а ссоры между солдатами и городскими жителями побудили халифа удалиться из Багдада и перенести как свою собственную резиденцию, так и лагерь своих любимцев-варваров в Самарру, построенную на берегах Тигра почти двенадцатью милями выше города Мира. Его сын Мутаваккил был недоверчивый и жестокосердый тиран: будучи ненавидим своими подданными, он положился на преданность иноземцев, а эти иноземцы, из честолюбия или из опасений за свою собственную жизнь, соблазнились выгодами, которые мог им доставить государственный переворот. По наущению его сына или, по меньшей мере, в интересах этого сына они вломились в апартаменты халифа в час ужина и разрубили его на семь частей теми самыми мечами, которые он незадолго перед тем раздал телохранителям для того, чтоб они защищали его жизнь и его трон. Мустансир был с торжеством посажен на этот трон, с которого еще капала кровь его отца, но в течение своего шестимесячного царствования он ничего не знал, кроме терзаний преступной совести. Если правда, что он плакал, глядя на старинную ткань, изображавшую преступление и наказание Хосроева сына, если правда, что его жизнь сократили скорбь и раскаяние, то мы можем отнестись с некоторым состраданием к отцеубийце, который восклицал перед смертию, что он лишил себя счастия и в этой жизни, и в будущей. После этого изменнического злодеяния иноземные наемники то вручали, то отнимали одеяния и посох Мухаммеда, служившие отличительными признаками верховной власти, и в течение четырех лет выбрали, низложили и умертвили трех повелителей правоверных. Всякий раз, как тюрки воспламенялись страхом, яростью или корыстолюбием, они за ноги вытаскивали этих халифов из дворца, жарили их нагими на солнце, били их железными палицами и заставляли их покупать отречением от их звания отсрочку неминуемой гибели. Впрочем, ярость этой бури в конце концов или истощилась, или направилась в другую сторону; Аббассиды возвратились в более спокойную багдадскую резиденцию; наглость тюрок была сдержана более твердою и более искусною рукою, а их силы частию разъединились, частию истощились в заграничных войнах. Но восточные народы уже научились презирать преемников пророка, и чтоб достигнуть внутреннего спокойствия, пришлось ослабить и военное могущество, и дисциплину. Пагубные последствия военного деспотизма до такой степени повсюду одинаковы, что я здесь как будто повторяю историю римских преторианцев.
