В управлении Египтом Амр уравновешивал требования справедливости с требованиями политики - интересы правоверных, пользовавшихся покровительством Божиим, с интересами союзников, пользовавшихся покровительством человеческим. Среди смут, вызванных, с одной стороны, завоеванием Египта, а с другой - освобождением египтян от греческого владычества, притязания коптов и меч арабов были главными нарушителями внутреннего спокойствия. Первым Амр объявил, что за крамолу и за вероломство будет наказывать вдвойне: что будет наказывать доносчиков как своих личных врагов и будет возвышать их невинных соотечественников, которых они из зависти стараются унизить и вытеснить. Арабов он убеждал, что и религия, и честь требуют от них, чтобы они не роняли своего личного достоинства, чтобы они угождали и Богу и халифу своим скромным и сдержанным поведением, чтобы они щадили и защищали народ, положившийся на их совесть, и чтобы они довольствовались теми блестящими наградами за победу, которые достались им законным путем. Что касается управления финансами, он не одобрял несложного, но вместе с тем обременительного введения подушной подати и основательно предпочел налоги, соразмерные с чистым доходом, который доставляет та или другая отрасль земледелия и торговли. Третья часть налогов была назначена на ежегодный ремонт плотин и каналов, столь необходимых для общественного благосостояния. При такой системе управления плодородие Египта стало восполнять бесплодность Аравии, и вереницы верблюдов, навьюченных зерновым хлебом и съестными припасами, стали почти без перерывов покрывать всю длинную дорогу, которая ведет из Мемфиса в Медину. Гениальный Амр скоро восстановил водные сообщения с морем, устройство которых было или только предпринято, или доведено до конца фараонами, Птолемеями и Цезарями, и от Нила до Красного моря был проведен канал длиной по меньшей мере, в восемьдесят миль. Этот внутренний водный путь, соединявший Средиземное море с Индийским океаном, был скоро закрыт, потому что его нашли и бесполезным, и опасным: трон халифов был перенесен из Медины в Дамаск, и возникло опасение, что для греческого флота откроется возможность проникать до священных городов Аравии.
О вновь завоеванной стране халиф Омар имел поверхностные понятия, по доходившим до него слухам и по тем легендам, с которыми познакомился из Корана. Он выразил желание, чтобы его наместник доставил ему точные сведения о царстве фараонов и о мелькитах, и ответ Амра представляет живое и довольно верное описание этой оригинальной страны. “Повелитель правоверных! Египет представляет смесь чернозема с зеленоватыми растениями, находящуюся промеж обратившейся в пыль горы и красного песка. Расстояние от Сиены до моря может быть определено одним месяцем пути для всадника. Вдоль равнины течет река, на которой лежит благословение Всевышнего и вечером, и утром и воды которой возвышаются и спадают вместе с обращением Солнца и Луны. Когда ежегодно возобновляющаяся благость Провидения разверзает ручьи и источники, которые питают землю, Нил катит свои вздымающиеся и шумные волны по египетскому царству; тогда этот благотворный поток покрывает поля, а жители переезжают из одного селения в другое на раскрашенных лодках. Возвращаясь в свое русло, воды оставляют после себя тину, которая удобряет землю для посевов разного рода; толпы земплепашцев, под которыми не видно земли, можно сравнить с роем трудолюбивых муравьев, а их природную лень прогоняют плеть смотрителя за работами и надежда обильного урожая цветов и земных продуктов. Они редко обманываются в этой надежде; но богатство, которое доставляют им пшеница, ячмень, рис, овощи, плодовые деревья и рогатый скот, неправомерно делится между работниками и владельцами. Смотря на время года, внешний вид страны украшают то серебристые волны, то зеленоватый цвет изумруда, то темно-желтый цвет золотистой жатвы. Однако этот благотворный порядок вещей иногда нарушается: в первом году завоевания Египта разлитие Нила очень запоздало и вода поднялась в реке внезапно, что и послужило поводом для следующего назидательного вымысла: рассказывали, будто Омар из благочестия воспретил обычное принесение в жертву девственницы и что оскорбленный Нил спокойно лежал в своем русле, пока брошенное в послушную реку приказание халифа не заставило ее подняться в течение одной ночи на высоту шестнадцати локтей. Удивление, с которым арабы смотрели на вновь завоеванную страну, разнуздывало их врожденную склонность к романтизму. Самые серьезные писатели уверяют нас, что Египет был усеян двадцатью тысячами городов или селений, что при обложении населения налогами одни копты - кроме греков и арабов - оказались в числе шести миллионов платящих дань подданных халифа, а число коптов обоего пола и всякого возраста доходило до двадцати миллионов, и что в казну халифа страна ежегодно вносила триста миллионов золотом или серебром. Наш рассудок восстает против таких преувеличенных вычислений, а их неосновательность сделается еще более очевидной, если мы возьмем в руки компас и измерим пространство годной для житья почвы: мы найдем, что равнина, которая тянется от тропика до Мемфиса, редко имея более двенадцати миль в ширину, и треугольник дельты, представляющий гладкую поверхность в две тысячи сто квадратных миль, составляют двенадцатую часть объема Франции. Более тщательные исследования приводят нас и к более основательным вычислениям. Созданные ошибкой переписчика триста миллионов сокращаются в весьма порядочный доход из четырех миллионов трехсот тысяч золотых монет, из которых девятьсот тысяч шли на уплату солдатского жалованья. Две достоверные росписи, из которых одна принадлежит к текущему столетию, а другая к двенадцатому, низводят число селений и городов до все еще почтенной цифры двух тысяч семисот. Один французский консул, долго живший в Каире, определил число живущих в Египте магометан, христиан и иудеев крупной, хотя и не неправдоподобной цифрой почти в четыре миллиона.
IV. Завоевание Африки от берегов Нила до берегов Атлантического океана было впервые предпринято при халифе Османе. Этот благочестивый замысел был одобрен товарищами Мухаммеда и начальниками племен, и двадцать тысяч арабов выступили из Медины с подарками и с благословле-ниями повелителя правоверных. В лагере под Мемфисом к ним присоединились еще двадцать тысяч соотечественников, а главное начальство было вверено сыну Сада и молочному брату халифа Абд Аллаху, который незадолго перед тем занял место завоевателя и правителя Египта. Однако ни милостивое расположение монарха, ни личные достоинства Абд Аллаха не могли загладить воспоминания о его преступном вероотступничестве. Благодаря тому, что Абд Аллах рано принял религию Мухаммеда и имел хороший почерк, на него была возложена важная обязанность переписывать листы Корана; но он не оправдал оказанного ему доверия, извратил текст, насмехался над своими ошибками и бежал в Мекку для того, чтобы избежать заслуженного наказания и для того, чтобы публично обнаружить невежество пророка. После завоевания Мекки он пал к стопам Мухаммеда: его слезы и ходатайство Османа исторгли от Мухаммеда вынужденное помилование; но при этом пророк заявил, что он потому так долго колебался, что выжидал, чтобы кто-нибудь из его верных приверженцев отомстил нанесенную ему обиду в крови вероотступника. Впоследствии Абд Аллах с кажущейся преданностью и с действительным успехом служил религии, которую он уже не имел никакого интереса покидать; его знатное происхождение и его дарования доставили ему почетное положение среди курейшитов, а в национальной кавалерии Абд Аллах славился как самый отважный и самый ловкий из всех арабских наездников. Во главе сорока тысяч мусульман он выдвинулся из Египта в незнакомые западные страны. Пески Барки могли быть непроходимы для римского легиона, но арабы имели при себе своих верных верблюдов, и этих степных уроженцев нисколько не пугал вид знакомой им почвы и климата. После утомительного похода они раскинули свои палатки перед стенами Триполи, приморского города, в котором мало-помалу сосредоточились и название, и богатства, и население всей провинции, и который в настоящее время занимает третье место между государствами Берберии. Подкрепления, состоявшие из греческих войск, были застигнуты на берегу моря и разбиты наголову; но укрепления Триполи устояли против первых приступов, а приближение префекта Григория побудило сарацинов прекратить осаду и подвергнуть свою участь опасностям решительного сражения. Если под начальством префекта действительно было сто двадцать тысяч человек, то регулярные императорские войска должны были совершенно теряться в массе полунагих и недисциплинированных африканцев и мавров, составлявших главную силу этой армии или, вернее, наполнявших ее многочисленные ряды. Он с негодованием отверг выбор между исповедованием Корана и уплатою дани, и в течение нескольких дней две армии вели ожесточенную борьбу с рассвета до полудня, когда усталость и чрезвычайная жара заставляли их искать отдыха и прохлады под лагерными палатками. Рядом с Григорием, как рассказывают, сражалась его дочь, отличавшаяся необыкновенною красотой и храбростью; она с ранней молодости научилась ездить верхом, стрелять из лука и владеть палашом и выделялась между самыми передовыми бойцами богатством своего оружия и костюма. Ее рука и сто тысяч золотых монет были обещаны тому, кто принесет голову арабского главнокомандующего, и африканское юношество было воодушевлено перспективной такой блестящий награды. По настоятельным просьбам своих приближенных Абд Аллах удалился с поля сражения для того, чтобы не подвергать свою жизнь опасности; но вследствие удаления вождя и нерешительного или неудачного исхода всех нападений сарацины пали духом.
