Ирина желала устранить от престола старшего из своих сыновей в пользу своей дочери, кесарисы Анны, которая, несмотря на свою склонность к философии, не отказалась бы обременить свою голову диадемой. Но друзья своего отечества вступились за права мужской линии; законный наследник снял императорскую печать с пальца своего отца, который или не заметил этого поступка, или одобрил его, и империя подчинилась тому, кто сделался хозяином во дворце. Движимая честолюбием и жаждой мщения, Анна Комнина составила заговор против жизни своего брата, а когда опасения или угрызения совести ее мужа расстроили ее замысел, она с негодованием воскликнула, что натура ошиблась в распределении полов и вложила в Бриенния душу женщины. Два сына Алексея, Иоанн и Исаак, сохранили между собой то братское согласие, которое было наследственной добродетелью их рода, а их младший брат удовольствовался титулом Севастократора, который ставил его почти на одну ногу с императором, но не давал ему никакой доли верховной власти. В одном и том же лице, к счастью, соединились и права первородства, и личные достоинства. За смуглый цвет тела, грубые черты лица и небольшой рост императору дали ироническое прозвище Calo-Iohannes, или Иоанна Красивого, которое было впоследствии отнесено его признательными подданными к его прекрасным душевным качествам. После того как был открыт заговор Анны, и ее жизнь, и ее состояние должны были отвечать перед законом за ее преступление. Из милосердия император пощадил ее жизнь; но, осмотрев роскошь и сокровища ее дворца, приказал конфисковать эти богатства в пользу самого достойного из своих друзей. Этот почтенный друг — бывший раб и турецкий уроженец Аксух — осмелился отклонить этот подарок и ходатайствовать за преступницу; его великодушный повелитель одобрил и принял за образец благородство своего любимца, и наказание виновной кесарисы ограничилось упреками и сетованиями оскорбленного брата. С тех пор его царствование ни разу не было обеспокоено заговором или мятежом; умевший внушать знати страх, а народу любовь, Иоанн ни разу не был доведен до печальной необходимости наказывать или даже прощать своих личных врагов. В его двадцатипятилетнее управление смертная казнь была отменена в Римской империи; это был закон милосердия, в высшей степени приятный для гуманистов-теоретиков, но едва ли совместимый на практике с требованиями общественной безопасности в обширном и зараженном пороками государственном теле. Будучи строгим к самому себе и снисходительным к другим, Иоанн был целомудрен и воздержан, и даже философ Марк Аврелий не пренебрег бы безыскусственными доблестями своего преемника, истекавшими из его сердца, а не заимствованными из школ. Он презирал и умерял пышное великолепие византийского двора, которое было так обременительно для народа и так презренно в глазах здравомыслящих людей. Под властью такого монарха невинности нечего было опасаться, а для личных достоинств было открыто самое широкое поприще; не принимая на себя тиранических обязанностей цензора, Иоанн ввел постепенное, но ясно заметное преобразование в общественных и семейных нравах Константинополя. Единственным недостатком этой безукоризненной личности была свойственная благородным людям слабость — любовь к военному делу и к военной славе. Однако для частых экспедиций Иоанна Красивого, по крайней мере в том, что касается их мотива, могла служить оправданием необходимость отразить турок от берегов Геллеспонта и Боспора. Владычествовавший в Иконии султан оказался запертым в своей столице; варвары были оттеснены к горам, и приморские азиатские провинции могли некоторое время наслаждаться тем, что освободились от их владычества. Император неоднократно проходил от Константинополя до Антиохии и Алеппо во главе своей победоносной армии, а во время осад и битв этой священной войны его латинские союзники были поражены необыкновенным мужеством и воинскими доблестями греков. В то время как он начинал предаваться честолюбивой надежде, что ему удастся восстановить старинные границы империи, и все свое внимание сосредоточивал на Евфрате и Тигре, на обладании Сирией и на завоевании Иерусалима, странная случайность положила конец и его жизни, и общественному благоденствию. Охотясь за кабаном в долине Аназарба, он направил свое копье в рассвирепевшего зверя; но во время борьбы из его колчана случайно выпала отравленная стрела; она слегка ранила его в руку и причинила гангрену, от которой прекратилась жизнь самого лучшего и самого великого из Комнинов.

Преждевременная смерть похитила двух старших сыновей Иоанна Красивого; из двух оставшихся в живых своих сыновей, Исаака и Мануила, он, из предусмотрительности или из привязанности, предпочел младшего, а предсмертный выбор монарха был одобрен солдатами, восхищавшимися мужеством его фаворита во время турецкой войны. Верный Аксух поспешил прибыть в столицу, отправил Исаака в окруженную почетом ссылку и подарком в двести фунтов серебра подкупил самых влиятельных членов духовенства Софийского собора, от которых зависело посвящение императоров. Вскоре вслед за тем Мануил прибыл в Константинополь со своими испытанными в боях и преданными войсками; его брат удовольствовался титулом Севастократора; его подданные восхищались высоким ростом и воинственной грацией своего нового государя и охотно внимали приятным уверениям, что с предприимчивостью и энергией юноши он соединял благоразумие зрелого возраста. Они узнали по опыту, что он унаследовал от отца только мужество и военные дарования, но что свои общественные добродетели покойный император унес вместе с собой в могилу. В течение своего тридцатисемилетнего царствования Мануил был непрерывно занят более или менее удачными войнами и с турками, и с христианами, и со степными племенами, жившими по ту сторону Дуная. Он воевал и в горах Тавра, и на равнинах Венгрии, и на берегах Италии и Египта, и на берегах Сицилии и Греции; путем переговоров он расширил свое влияние от Иерусалима до Рима и до России, и византийская монархия сделалась на некоторое время предметом уважения и страха для европейских и азиатских правителей. Воспитанный в восточной роскоши и на ступенях трона, Мануил был одарен таким железным темпераментом солдата, с которым можно поставить в уровень лишь темперамент английского короля Ричарда I и шведского короля Карла XII. Он обладал такой физическою силой и владел оружием с таким искусством, что Раймунд, прозванный антиохийским Геркулесом, не был в состоянии владеть копьем и щитом греческого императора. На одном знаменитом турнире он появился на арене верхом на горячем коне и с первого натиска вышиб из седла двух самых сильных итальянских рыцарей. Он был первым при нападении и последним при отступлении, и при виде его одинаково трепетали и его друзья, и его враги — первые за его личную безопасность, а вторые за свою собственную. Однажды, поставив в лесу засаду, он выехал в открытое поле в поисках какого-нибудь опасного приключения, имея при себе только своего брата и верного Аксуха, которые не хотели оставлять своего государя в одиночестве. Восемнадцать всадников были обращены в бегство после непродолжительной борьбы; но число неприятелей постоянно увеличивалось; высланное ему подкрепление двигалось медленно и боязливо и Мануил пробился сквозь эскадрон из пятисот турок, не получив ни одной раны. В одном сражении с венграми его вывело из терпения замешательство его войск; тогда он вырвал знамя из рук шедшего во главе колонны солдата, и первый, даже почти один, перешел через мост, отделявший его от неприятеля. В той же самой стране, переправив свою армию через Саву, он отослал назад гребные суда и приказал их начальнику, под страхом смертной казни, не мешать ему или победить, или умереть на неприятельской земле. Во время осады Корфу, взяв на буксир отбитую у неприятеля галеру, император стал на корме, выпрямившись во весь рост, и защищался от града стрел и камней широким щитом и развевавшимся от ветра парусом; но он не избежал бы неминуемой смерти, если-бы сицилийский адмирал не дал своим стрелкам приказания щадить в его лице героя.