Даже если допустить, что я откажусь видеться с мужем, которого мне навязали - что было теоретически возможно (пока хватит сил убеждать отца), - Муса может добиться в Марокко постановления, предписывающего мне вернуться в супружеский дом. Меня станут искать, и однажды, приехав навестить своих родных в Марокко, я предстану перед магистратом. Муса будет волен или приехать, чтобы забрать меня и запереть подальше от глаз или отказаться от меня. Настоящая паутина. Я заблудилась и безрезультатно искала выхода.

Муса периодически позванивал, прощупывая почву, и изображая мужа.

- Как жизнь?

- Нормально.

- Тебе что-нибудь нужно?

- Нет.

Естественно, мне ничего от него не было нужно. Он писал мне любовные письма по-французски, пересыпанные фразами "люблю тебя" и "страшно скучаю". У него был хороший французский. Когда приходило письмо, отец торжественно вручал его мне, а мать все твердила: "Ты должна ответить Мусе! Ты не можешь не ответить, это нехорошо! Ему будет приятно узнать, что у тебя нового!"

Я могла и ответить. Четыре строчки, незатейливая глупая записка, сложенная пополам: "Все хорошо. Родители передают привет. Чао!"

Я чувствовала себя вполне счастливой, пока он был далеко. Я опять работала на заводе, а однажды набралась достаточно мужества и призналась Сурии, что меня выдали замуж. Я несколько отстранилась от нее, желая скрыть происшедшее, но мы всегда делили между собой наши беды и маленькие радости. Теперь моя семья пыталась прервать наши отношения, поскольку замужней женщине не подобает дружить с девушкой, у которой дурная репутация.

- Мама, я ухожу.

- Куда ты?

- Подышать свежим воздухом.

- Только не долго, и не ходи никуда!

Очаровательная фраза! "Недолго, и никуда не ходи". Я была запрограммирована на подчинение, но теперь уже не обращала на это внимание.

Сурия жила в моем квартале, в пяти минутах ходьбы от моего дома.

- Лейла! Куда ты пропала? Ты болела?

- Нет, просто работа... и перепалки с предками... ничего особенного...

- От тебя вообще не было ничего не слышно!

- Я объясню. Это довольно нелегко.

Прежде чем нам удалось спокойно поговорить наедине, мне пришлось потратить пять минут на болтовню с ее матерью и сестрами, как требовали того приличия. Шепотом Сурия рассказала мне о своем парне, с которым продолжала тайно встречаться. Я не проронила ни слова, пока она выдавала мне подробнейший отчет о своей двойной жизни, и где-то в глубине души позавидовала ее мужеству. Мы десять раз проверяли, не подслушивает ли кто под дверью, ведь вынюхивание секретов дочерей - одно из любимых занятий родителей.

Сурия была в порядке. Она устроилась на работу, сдала экзамены на права и купила машину. Это просто море свободы. Я слушала ее и думала: "Вот и все... Для меня все кончено. У нее были нелегкие времена, но она прорвалась, а я нет -".

- Ты какая-то странная, Лейла, очень странная. Что с тобой? Ты мне собираешься рассказать, что произошло, или как? Ты изменилась. Даже смотришь по-другому. Раньше мы разговаривали, смеялись... Это не та Лейла, которую я знаю.

Я раздумывала, с чего начать рассказ о своем поражении.

- Ты в курсе? Я ездила в Марокко.

- Почему ты мне не говорила? И зачем ты поехала туда зимой?

- В общем... знаешь... я вышла замуж.

- Так, теперь еще раз, помедленнее...

- Сурия, я вышла замуж.

- Да ты гонишь!

- Нет, Сурия, я замужем.

Мне стало стыдно, и я начала хлюпать носом. Я сказала так, будто это было мое желание: "я вышла замуж", а не "родители выдали меня замуж". Но она не купилась.

- И где ты его откопала? Ты ничего о нем не рассказывала!

Я продолжала врать.

- Мы с ним виделись каждое лето, встречались некоторое время. В этом году я снова влюбилась в него, и, собственно, вот... Он сделал мне предложение.

- Ага... да... но... ты никогда о нем не рассказывала.

- Это были просто летние встречи... Мы знакомы уже целую вечность.

Она хмуро смотрела на меня, пытаясь понять, действительно ли это любовь, но я больше ничего не сказала, а у меня в глазах, несмотря на все старания, стояли слезы.

- И... ты теперь счастлива, так?

- Конечно, счастлива.

Ужасно осозновать, что тебе никогда не очиститься от этого стыда. Стыдно, когда тебя бьют, стыдно, когда держат под замком, стыдно, когда выдают замуж. Стыдно врать счастливым людям. Стыдно не найти мужества сказать: "К черту!" - и уйти, хлопнуть дверью, когда тебе двадцать лет.

Сурия сделала вид, что верит мне, и больше не заговаривала об этом. Ее мать заметила следы хны на моих руках и кольцо на пальце, а затем выразительно посмотрела на свою дочь.

- О, да ты вышла замуж! Прими мои поздравления! Я позвоню твоей матери, чтобы и ее поздравить! Ты видела, Сурия? Ты видела? Лейла вышла замуж! - Она словно хотела сказать, что теперь никто не скажет обо мне дурного слова - не то, что о ее дочери.

Отец Сурии все время проводил в мечети и не знал, чем целыми днями занимается его дочь. Зато вечерами распекал ее за каждую оплошность: макияж, наряд, прическа... И братья тоже не отставали. Один из них открыто следил за сестрой с тех пор, как ее привязали к кровати за тот страшный проступок. Из-за него теперь она всегда была на волоске от срыва.

И все же Сурия отличалась от меня, поскольку нас по-разному воспитывали. Ей удавалось вполне благополучно выживать в этом мире "инквизиции". "Лейла, не позволяй этому затронуть тебя!" - любимое выражение Сурии. А я годами позволяла всему меня затронуть. Я хотела оставаться в одиночестве как можно дольше, особенно на работе. Лгать себе получалось так же просто, как дышать. Даже когда Муса остановился у нас на два месяца, я вела себя так, словно его не существовало или словно он был неким другом семьи.

- Выйди и поговори с мужем, - повторяла мне мать.

- Он мне еще не муж. И кстати, когда я должна вручить ему свою девственность?

- В день вашей свадьбы.

- Тогда извини, мы еще не женаты.

- Правильно. И ни в коем случае не позволяй ему ничего до свадьбы! Если он примется уговаривать или скажет, что ты его жена, не слушай его!

- Не буду, мама, не беспокойся.

Очередной парадокс: ступай к мужу, но если он захочет, чтобы ты стала его женой по-настоящему, откажи. Хоть в этом родители сошлись со мной, и то только потому что, воспользовавшись мной, Муса все еще мог отречься от меня. Пока данный аргумент позволял мне держать дистанцию, если он предлагал мне переспать с ним.

- Теперь мы муж и жена. Не имеет значения, сделаем мы это сейчас или позже.

Тогда я использовала садистские приемы.

- Ты меня любишь?

- Да.

- Так сильно, что готов целовать мне ноги?

- Да, я буду целовать твои и все, что пожелаешь.

- Тогда вперед, я разрешаю!

И он сделал это, болван. В тот самый момент в комнату вошла мама.

- Ты хоть представляешь, как сильно он тебя любит, раз целует твои ноги?!

Бедная мама. Я ни на секунду не поверила в эту его любовь.

Мои родители не думали, что Муса женится на мне только ради бумаг, - пусть это будет им оправданием. Он снова повторил: "Она сама решит, будем мы жить во Франции или в Марокко", - но на сей раз воздержался от упоминания Испании, где, по его словам, ему доводилось работать. Я так и не узнала, чем же Муса там занимался; во всяком случае, вида на жительство у него точно не было.

Я отправляла его спать в другое место, но он повторял свои попытки достаточно часто, зная, что я не побегу жаловаться, поскольку девушке не пристало говорить на "такие" темы с отцом. Отражать его наступления мне приходилось в одиночку.

- Я пока не твоя жена, так что не прикасайся ко мне! Что я буду делать в нашу брачную ночь, если твоя мать потребует показать ей кровь?

- Об этом не беспокойся - все решаю я, и никто другой.