Литмир - Электронная Библиотека

В один из дней, когда я уже провела у них около двух недель, он посмотрел мне прямо в глаза и спросил:

- Не хочешь позвонить родителям?

- Нет. Да ты не беспокойся, я уже звонила им!

- Лейла, сейчас нет каникул! И теперь ты расскажешь мне все, как есть! Какого лешего ты делала у Мины? К ней не приезжают пожить на каникулах!

Я не хотела сознаваться, что выбрала Мину, поскольку она не была марокканкой, и никто из моих знакомых не смог бы узнать от нее, где я скрываюсь. Я начала плакать, и наш разговор, естественно, прервался. Рашид не стал давить на меня.

- Ладно, пока оставим эту тему. Пойдем, прогуляемся все вместе - отвлечешься.

У меня пропал аппетит, и я таяла буквально на глазах. Даже если мои родители страдали, не получая вестей обо мне, думаю, я все равно мучилась в три раза больше. Я почти все время плакала  и друзья, конечно же, видели, как я переживаю. Стало невозможным и дальше скрывать от них свое положение - у меня на лбу было написано: сбежала. Но я долго не решалась заговорить об этом, и они ни на минуту не оставляли меня одну, надеясь выудить хоть слово.

- Лейла, ты переживаешь, но и твои родители сейчас наверняка переживают не меньше. Ты должна позвонить им. Что случилось?

- Я уже достаточно натерпелась, хватит с меня!

- А мы достаточно насмотрелись на твои рыдания. Мы делаем то, что в наших силах, но все зря. Тебе нужно им позвонить!

- Не сейчас!

Тогда Рашид и его приятель решительно приволокли меня к телефону-автомату, сунули в руку карточку и затолкнули в кабинку.

- Ты не выйдешь отсюда, пока не позвонишь родителям и не успокоишь их. Тебе самой станет легче.

Я закричала на них. Теперь я даже ещё больше боялась родителей, потому что ушла из дому недели две назад и за все это время ни разу не дала о себе знать. Что мне сказать отцу, чтобы он не проклял меня, и матери, чтобы она не стала умолять вернуться?

С другой стороны, расстраивая их, я переживала сама, поскольку, сбежав, порядком умножила и без того огромную дистанцию между нами. Как можно быть такой дурой?! Мусульманка без высшего образования, без родственников, к которым можно обратиться в случае чего, даже в восемнадцать лет не может долго оставаться целой и невредимой. Я чувствовала себя как муха, пойманная в банку: карабкаюсь к иллюзорному выходу наверху, скольжу по стенке и падаю. В будке телефона-автомата я словно была в ловушке.

Рашид и его друг желали мне только добра. Они поступали правильно. Как и многие другие девушки, я была неспособна бежать из родительского дома. Они не знали всю мою историю, потому что я так и не рассказала. Если бы я доверилась им, они, вполне возможно, ответили бы: "Ну, потрепали тебя немножко, и что из этого? Это ведь родители..." Просто прокричать: "Я уже достаточно натерпелась!" - недостаточное объяснение для них. Я уже сотни раз это говорила и никогда не позволяла себе большего.

Итак, убежденные в том, что оказывают мне услугу, друзья подперли спинами дверь будки, разворачивая всех, кто становился в очередь к телефону.

- Занято! Поищите другой телефон!

Меня держали там без малого 3 часа, но и спустя все это время, я не знала, что мне делать, - смеяться или плакать.

- Откройте дверь, не смешите людей!

- Нет!

- Как вам будет угодно! Мне, в общем-то, и тут нравится. У меня целых два охранника - я в безопасности!

- Тебе так только кажется! Мы можем оставить тебя здесь на всю ночь: запрем дверь снаружи, а сами отправимся куда-нибудь веселиться. Хотя, конечно, это получше ванной Мины - по крайней мере, есть окно.

Слушая этот вздор, я сначала нервно посмеивалась, а потом разразилась потоком слез. В конце концов, они все-таки победили: я решилась снять трубку. Меня переполнял страх. Что я скажу? Единственное, от чего становилось чуточку легче, - это уверенность в том, что в это время дня отца точно не бывает дома.

Для марркканской девушки жизни вне семьи, вне клана, без родителей и без мужской защиты не существует.

В Европе у белых девушек, которые уходят от родителей в восемнадцать лет, будь они француженки, шведки или бельгийки, другие возможности. Для них есть общежития. Девушке достаточно прийти в полицию и заявить, что отец или брат избивает ее. Ей не составит особого труда привести жизнь в порядок. В нашем же обществе ненормальной считается сама мысль обвинить в чем-либо свою семью. Никто чужой не поймет, каким позором это может обернуться для девушки. Мы пытаемся неуклюже обороняться, но в итоге все равно сдаемся, потому что больше никто и никогда нам не поможет. Всегда возвращение на исходную позицию.

Я уставилась на синий телефон, равнодушный к моей панике. Оказалось, что это чертовски сложно - поднять трубку. Я трижды пыталась позвонить. Сначала я повесила трубку после первого же гудка. На следующий раз - после двух гудков. В третий раз послышался голос матери:

- Алло, алло! Это ты, Лейла?

Я оцепенела. Она сразу подумала обо мне!

- Алло, Лейла! Пожалуйста, поговори со мной, девочка моя, я очень тебя прошу! Скажи, что это ты, скажи, что ты жива, Лейла!

Я не могла сдержать слез, и она услышала мои всхлипывания.

- Да, мама, - только и смогла выдавить я из себя, - это я.

- Где ты, где ты? Где бы ты ни была, мы приедем и заберем тебя!

- Нет, нет! Я не скажу тебе, не надо!

- Но где же ты? Скажи, чтобы мне хотя бы стало легче!

- Не волнуйся, теперь все хорошо. Я в семье, я в порядке. - Я пообещала перезвонить и быстро повесила трубку на рычаг.

Ребята торжествующе открыли дверь. Я и вправду почувствовала себя свободнее, потому что мне удалось успокоить маму, но по-прежнему не собиралась возвращаться домой. Я предполагала, что отец будет в ярости, поскольку я не сказала, где нахожусь. Наверняка он на придумывал бог весть, каких гадостей про меня. В первую очередь он, конечно, наверняка решит, что я живу с мужчиной. Я пыталась представить, как отец объясняет соседям мое отсутствие, чтобы не запятнать ни свою репутацию, ни мою честь. Вина, которую я и так чувствовала постоянно, стала только сильнее ощущаться вдали от него.

Наверное, мне придется ползти домой без чьей-либо помощи, поджав хвост. Он наверняка позволит мне вернуться, но в душе будет считать меня посторонней, чужой. Никакой душевности, никакой привязанности - одни обычаи, чертова авторитарная традиция, которая подавляет любые протесты. Меня обвиняли в недостаточном уважении к родителям, бегстве, непочтении и бог знает, в чем ещё.

Мне было не по себе, я находилась на грани истерики. Я уже больше не рыдала, а громко говорила и смеялась. Девушки решили, что я пришла в себя, и взяли меня с собой в город немного расслабиться. Никакого бурного веселья - одним вечером мы просто выбрались подальше от дома выпить лимонаду в кафе в центре города.

Было около десяти. Все шло прекрасно, но когда мы пересекли террасу кафе, я заметила странную, ярко накрашенную девушку, на которой была кофточка, открывающая грудь, и очень короткая юбка, больше походившая на пояс. Раньше я никогда не видела проституток. Я словно очутилось на Марсе - чего нельзя было сказать о моих спутницах.

- Ничего удивительного: в той стороне район красных фонарей.

Не знаю, что меня поразило больше, но не успела я это обсудить это с ними, как к нам приблизился мужчина и шлепнул меня по заднице. То же самое он проделал и с моей подругой. Я закричала, меня тут же бросило в дрожь, а затем я потеряла сознание и очнулась уже в больнице.

Врач долго осматривал меня. У меня было сильное кровотечение. Месячные начались внезапно и оказались очень болезненными.

- Вы прежде сталкивались с подобной проблемой?

- Нет.

- В вашей жизни все в порядке? Расскажите мне.

- Все хорошо. Я на каникулах - нечего рассказывать.

- Подобные заболевания возникают на нервной почве. Вы уверены, что все в порядке? Никаких стрессов? У вас никогда не было приступов спазмофилии, эпилепсии, судорог?

13
{"b":"177613","o":1}