Георг бросил на нее осторожный взгляд и удивился. Впервые за много дней он увидел чистое, не раскрашенное лицо; кожа отливала естественным коричневым цветом загара. И среди раскрашенных спутников эта женщина показалась ему единственным человеком из плоти и крови.

Индианка, должно быть, почувствовала неожиданную радость мальчика. Она обратилась к нему и сказала что-то мягким грудным голосом, но он, к сожалению, ничего не понял. Теплый и ласковый взгляд женщины лучше слов выражал добрые намерения.

Между низким лбом и широкими щеками индианки светились темные глаза, а толстый нос и двойной подбородок выражали такую доброту, что волна доверия разлилась в душе запуганного мальчика. Он крепче ухватился за мозолистую жесткую руку и прижался к своей проводнице. Ведь все-таки он был девятилетний мальчик, ребенок, почувствовавший себя в безопасности. Гнетущие мысли о предстоящей мучительной смерти улетели, как улетает стая черных воронов.

За дверью дома, куда они вошли, в полутьме лишенного окон помещения неожиданно пропал солнечно-лучистый полдень. Георг шел позади женщины ощупью, словно слепой крот, крепко держась за ее голубую блузу-рубашку, доходящую до колен. Скоро его глаза начали привыкать к полутьме, в которую проникали, переплетаясь с отсветами горящих в очагах дров, лучи света из многочисленных отверстий в крыше.

Мальчик увидел себя в широком коридоре, проходившем через весь дом. На противоположном конце его была вторая дверь, по правую и левую стороны-маленькие каморки, очень похожие на стойла для лошадей в конюшнях Рейстоуна, но только значительно более низкие. Через каждые шесть-семь шагов в очагах горел огонь. Легкий ароматный запах дерева наполнял воздух.

У второго очага женщина остановилась и кивком указала Георгу, что ему нужно войти в каморку, расположенную направо. Еще полный смущенья, мальчик последовал ее указаниям, но споткнулся, так как массивный порог отгораживал каморку от прохода, идущего посередине дома. Провожатая успела ловко ухватить мальчика за куртку и не дала ему упасть, затем посадила его на широкую низкую скамейку, которая шла вдоль стен каморки. Он почувствовал под собой какую-то мягкую шерсть и ухватился рукой за космы медвежьей шкуры.

Индианка протянула руки в отверстие низкого потолка. Опорные брусья потолка были только частично застланы досками или кусками коры, и это позволяло удобнее пользоваться чердаком. Вероятно, чердак был заставлен разной утварью, потому что женщина оттуда сняла плетеную корзину. Послышался стук ножа и мисок, и мальчик почувствовал в своей руке маисовою лепешку, намазанную салом.

Ничто не оставило такого отчетливого следа в его памяти о первом дне в поселке Луговой берег, как этот ломоть хлеба с медвежьим салом, который ему дала его приемная тетка Круглое Облако. Поселок был расположен у реки, носящей красивое название Оленьи Глаза.

Из котла, висевшего над очагом, женщина наполнила миску и поставила ее рядом с мальчиком на скамейку. Потом она порылась в корзине, ища что-то, и, не найдя, несколько раз крикнула:

— Малия! Малия!

В коридоре появилась девочка, немного старше Георга. Она вбежала в каморку и, приняв участие в поисках, нашла пропавшую вещь — деревянную ложку, похожую на лопаточку.

Георг занялся содержимым миски, но с обильной едой — маисовой кашей и мясом — не так-то легко было справиться, широкая лопаточка едва влезала в рот, да и вытащить ее было нелегко, а ручка ничем не напоминала ручку обычной ложки. У огня он увидел, что ручка заканчивалась искусно вырезанной птичкой. Девочка, желтая рубашка которой казалась светлым пятнышком в царившем полумраке, внимательно наблюдала за Георгом, но он почти не отрывался от еды и не обращал на нее внимания

В коридоре послышались шаги. Пробежали дети, к котлу подкрадывалась собака… Приглушенный разговор в соседней каморке, казалось, становился все тише и тише…

И Георг словно провалился в темную пропасть. Напряжение и возбуждение прошедших дней завершились глубоким сном. Он уже не почувствовал, как кто-то заботливо подсунул ему под голову шкуру.

Ритмичное постукивание разбудило мальчика. Он прислушался к мягким двойным ударам, доносившимся снаружи.

Георг ломал себе голову: что бы это могло быть? И где же он находится? Перед ним горел дрожащий огонь и голубоватым облачком, через отверстие в крыше, уходил дым. Рассеянный дневной свет проникал в помещение. Мальчик посмотрел вверх. С брусьев потолка свешивались связки трав, какие-то сушеные листья и толстые нитки из жил животных. Между балок, поддерживающих крышу, был виден чердак. Над половиной каморки потолка не было. Разве не отсюда вчера вечером индианка сняла миску и ложку с птичкой на конце рукоятки?

Постепенно в памяти все восстановилось путешествие на лодках окончено. Он прислушался, но в доме, казалось, ничто не шевелилось. Георг встал, пробрался по проходу к двери и выглянул наружу. Перед домом он увидел свою благодетельницу с какой-то другой женщиной. Они стояли около высокой выдолбленной колоды-ступки и по очереди ударяли в нее деревянным пестиком «так-так, так-так». Пестик в средней своей части был заметно уже, чтобы его удобнее было держать в руке Георг невольно подумал о яичных часах, которые он видел у тетки Рахиль. Да, этот пестик выглядел как вытянутые песочные часы.

Он вернулся в дом, сел на высокий порог и, полный любопытства, стал ощупывать стены. Очевидно, весь дом состоял из больших кусков коры, целых пластин, плотно привязанных к опорным брусьям. Нигде не было видно щелей; пласты коры были плотно сшиты друг с другом. Все было совсем иначе, чем в его родном доме, где щели между бревнами забивались мхом, и все-таки стены не были так плотны. На одно мгновение его мысли перенеслись в Рейстоун. Где же его родители?

Стуки смолкли. Вскоре показалась в коридоре голубая блуза и белая налобная повязка женщины. Прозвучали добрые и ласковые слова. Под котлом затрещали подброшенные в огонь свежие ветки. Георг задумчиво смотрел на поднимающийся вместе с дымом пар и думал о вкусной маисовой каше и мясе. Как же он должен называть эту добрую индианку? Лучше всего «тетей», хоть она и не была ему настоящей теткой.

Но, прежде чем взяться за миску, индианка жестом показала, что он должен раздеться. Он снял куртку и штаны, а она надела ему повязку на бедра и стала натирать его какими-то цветными мазями из разных берестяных коробок. Мальчик попытался с ней заговорить, но ответа на незнакомом языке он не понял. Окончив натирание, она взяла его за руку и повела к двери.

Георг даже не заметил радостного, сверкающего утра. При виде нескольких десятков индейцев, стоящих на берегу реки, скованность, которую он испытывал во время всего пути, снова охватила его. Лица индейцев блестели от свежей раскраски, а в пучки волос на голове были воткнуты пестрые перья. На плечах мужчин — ярко-красные и голубые солдатские куртки.

Но мальчику над этим не пришлось долго задумываться. Три девочки его возраста подбежали к нему и потащили к воде.

Не было произнесено ни слова. Пленник оглядывался, ища помощи у своей благодетельницы, но не видел ее. Он сопротивлялся изо всех сил, упирался ногами в песок и ложился на спину, но девочки тащили его все ближе и ближе к реке, пока не оказались по пояс в воде. Мальчик дрожал от страха. «Они хотят меня утопить!» — подумал он и стал еще энергичнее вырываться. Георг вертелся и отбивался, а девочки толкали его со всех сторон, стараясь окунуть с головой. За шумом и криками он не слышал громкого смеха, раздававшегося с берега. В отчаянии Георг уже прикидывал расстояние до другого берега и соображал, сможет ли он, собрав последние силы, переплыть реку, но в этот момент до него долетели слова:

— С тобой ничего не случится!

Мальчик удивленно оглянулся. Кто же это здесь говорит по-английски? Это была та девочка, которая прибежала вчера вечером и которую тетя называла Малией.