В школе у меня вообще не было друзей, и поэтому на переменах я развлекалась тем, что заталкивала в дырочки на сандалиях мелкие камушки. Ко мне все время подходили монахини и отправляли меня играть с остальными детьми, так что мне пришлось научиться нарезать бегом круги по детской площадке, чтобы было похоже, что я играю в какую-то очень сложную игру с другими, а не просто ношусь туда-сюда сама по себе.

См.: Ее Величество Мода, Отверженная, Сведение Счетов, Хваткий Бархат.

У

Удобные Штучки

Очевидно, вибраторы существуют на свете дольше, чем можно себе представить. Их изобрели врачи, которым надоело, что мужья приводят к ним на лечение жен-истеричек. Первым делом они успокаивали женщин, доводя их до оргазма рукой, но потом кому-то в голову пришла умная мысль изобрести для этих целей специальный прибор.

Что ни говори, меньше труда и намного гигиеничнее. Какое, наверное, было облегчение для врачей. Они и представить себе не могли, к чему это может привести в итоге.

Моника спросила, помню ли я Джин с той самой секс-вечеринки, и я не могла понять, о ком она говорит, до тех пор, пока она не назвала ее как надо: Кончита де ла Ночес.

Это она купила на вечеринке несколько таких шариков, которые надо всовывать себе сами знаете куда, и решила их надеть в следующий раз, когда пойдет в супермаркет. Сначала все было в порядке, приятно и слегка возбуждающе, но потом ощущения усилились, и к тому моменту, когда Кэтти добралась до отдела замороженной еды, она уже кончала без остановки. В итоге ей пришлось забыть о шоппинге по техническим причинам и попробовать дойти до дома. Но всего через сотню ярдов она с удивлением обнаружила, что прилепилась к столбу и не может больше сделать ни шагу без сладострастного стона.

Самое забавное, что никто из прохожих даже ни разу на нее не оглянулся. Она стала невидимкой.

См.: для Внутреннего Пользования, Жи-Точкинс, Живой Блеск, Центнер Тяжести.

У Кого Любовь Сильнее?

Я только что вспомнила одну из маминых любимых историй, которая раньше казалась мне совершенно отвратительной. Я никак не могла понять, зачем она ее рассказывает. Кому приятно слушать про влюбленных друг в друга стариков?

«Слышала я про одну женщину, которая была сорок лет замужем, — начинала она. — Муж любил ее до безумия, и у них были те чрезвычайно близкие отношения, которые встречаются в семьях, где нет детей.

Но у этой женщины была одна тайна. Еще в молодости, когда они с мужем только-только поженились, она влюбилась в одного архитектора. Он умолял ее бросить мужа и переехать жить к нему, но она отказалась. Много раз пытались они расстаться, но каждый раз что-нибудь им мешало: то какой-нибудь спор, то запах или общее воспоминание, заставлявшее их видеться вновь, то всевозможные счастливые и несчастливые случайности, которые опять сводили их вместе. В конце концов они осознали, что связь между ними сильнее их воли. И что, разорвав ее, они лишатся части самих себя и просто не смогут жить дальше.

Однако архитектор понял, что, если он заставит женщину бросить мужа, она станет принадлежать ему, но при этом изменится и станет совсем не той женщиной, которой была раньше. Все плавные переходы, которые он так любил в ней, придется обпилить и обрезать, чтобы она смогла пережить этот разрыв. Нет, нужно, чтобы она сама пришла к нему, не оставив с мужем ни частички своего сердца. Тем временем любовники договорились, что раз в год во время уик-энда они будут видеться вновь и купаться в любви.

Пять лет спустя они любили друг друга так же страстно, как и раньше. Они робко признались друг дружке, что эти уик-энды стали для них главным в жизни, но всякий раз женщина проводила последнюю ночь их свидания в слезах. Как же она может бросить своего мужа? Ведь он так в ней нуждается.

Архитектор решил весь следующий год провести в молитвах, чтобы Господь указал ему путь. Прошло несколько месяцев, и он вдруг ощутил, что к нему пришло вдохновение. Однажды ночью он проснулся, полусонный пробрался к чертежной доске. Линии, которые чертились на бумаге, рождались не в голове, а в самом сердце.

Ко дню их встречи все было готово. Стоит ли говорить, с какой нежной гордостью он развернул перед ней чертеж, до того зажатый подмышкой. Он взял ее за руку, и ее пальцы заскользили по комнатам, по воздушным пропорциям, по чистейшей изысканности дома, распростертого перед ними. Стройным маршем прошли перед ней его грезы о будущем. На этот раз он просто не мог проиграть.

Через два дня, когда женщина вернулась к мужу, архитектор сидел в одиночестве и изучал покинутые чертежи. Линии расплылись от слез, и вдруг он понял, как он ошибся. Как безнадежна форма дома, как неуклюжи его крылья, не способные летать. Ни за что на свете не согласилась бы она жить с ним в таком доме. Как она была права тогда. Как она права всегда. Он отыскал карандаш и немедленно приступил к работе снова.

И каждый год архитектор чертил на бумаге новый дом для себя и своей любви. Она никогда не оставалась в нем, но он продолжал чертить, несмотря ни на что. Временами какая-нибудь пара заходила к нему в студию с просьбой, чтобы он начертил проект их будущего дома. Через некоторое время жена, которой вконец надоедали разговоры про сметы и рабочие графики, принималась листать чертежную тетрадь. И он заметил, что не было случая, чтобы ее взгляд не останавливался на чертежах, которые он создавал для своей любимой. Было в них что-то, что трогало сердце женщины. Однажды очередная заскучавшая жена даже вытащила чертеж. Окликнула мужа. Потребовала, чтобы архитектор спроектировал для них что-то наподобие.

Он отказался, даже когда они погрозили, что найдут себе архитектора посговорчивее. И все же он кое-что понял в ту ночь, когда изучал рисунки, пытаясь понять, что же в них так понравилось этой странной женщине, но только не той, которую он любил. И он понял, что это сказываются долгие годы, которые он провел, отдавая бумаге всю душу. Где-то между линиями он потерял надежду. И теперь его чертежи стали как будто беззубыми. Им достало прелести, чтобы привлечь тех, у кого было все, но в них было слишком мало смелости и отчаяния, чтобы ради них можно было рисковать и жертвовать.

И он продолжил работать. Вся разница была только в том, что теперь его чертежи получались один причудливее другого. Один другого невероятнее. Казалось, женщине они стали нравиться больше. Она восклицала при виде домов-деревьев, возносившихся в небо. Смеялась, глядя на подземные туннели, столь же удобные и привычные для жизни, как барсучья нора.

Он принимал ее похвалы, ее любовь как данность и старался, только чтобы ему этого хватило. И лишь после того, как она уходила, он возвращался в студию и смывал слезами дома, вытащенные им откуда-то из глубин своего тела. Карты своего сердца. Все, как одна, возвращавшие его в никуда».

Закончив свой рассказ, мама рассмеялась, а отец, наоборот, погрустнел. Он взял ее за руку и стал чертить пальцами круги на ее ладони. Помню, как я почему-то ни с того ни с сего разозлилась. Почему мне было холодно с ними, как будто я сидела в тени? Наверное, просто для того, чтобы немного согреться, я сказала им, что мне бы хотелось, чтобы кто-нибудь любил меня так же сильно, как тот архитектор. Чтобы меня так же безмерно обожали. Отец посмотрел на меня так, будто только что заметил, что я здесь. Потом он рассердился. Он сказал: я что, так ничего и не поняла? По-настоящему любили друг друга только муж и жена.

См.: До Скончания Веков, Испытание Болезнью, Фата Моргана.

Ультиматум

Салли так распоясалась со своими идеями независимости, что ничего лучше не придумала, как заявить ему, что либо она, либо его жена.