– К сожалению, мои конвоиры оказались плохими стрелками и чуть меня не ухлопали.

Мейер весело засмеялся:

– Мне говорили, что самым главным вашим противником оказалась собака!

– Будь она проклята! – кивнул головой Юренев. – Из-за нее я и попался.

– А трудно вам было проникнуть во двор?

Юренев глубоко затянулся дымом.

– Мне повезло, – сказал он. – Рядом оказался какой-то мальчишка. Он помог мне оторвать доску в заборе, пролез во двор сначала сам, а потом втащил и меня.

Мейер оживился:

– Вот как! У вас появился союзник?

– Да, и очень активный.

– Кто же он такой? Кто его родители?

– Как мне удалось установить, он сын недавно казненной Екатерины Охотниковой!..

– Сын Охотниковой? – удивленно поднял брови Мейер. – Что же он делал во дворе Борзова?

– Борзов ему дядя… Двоюродный брат отца…

– Вот как? Вы сообщили мне интересные новости! И дядя любит своего племянника?..

– Вот этого я не знаю, но зато знаю другое…

– Что именно?

– Племянник ненавидит дядю…

– Ненавидит? За что?..

– Он считает его предателем. И не может ему простить, что он меня выдал.

Мейер промолчал. Казалось, он был растроган:

– Мальчишки всегда мальчишки! Они полны благородных порывов… Очевидно, ваш спаситель совсем неплохой парень?

– Да, – устало улыбнулся Юренев, – этот мальчишка не из трусливых.

– Сколько же ему лет?

– Тринадцать-четырнадцать…

Мейер вздохнул.

– Что ж, мальчик остался сиротой – куда же ему было идти, как не к своему дяде. – Он побарабанил пальцами по краю стола. – Но странно, на допросе Охотникова сказала, что у нее родственников в городе нет!.. Почему же она скрыла Борзова?

Юренев поправил сбившиеся на глаза волосы:

– Это неудивительно – с тех пор как он пошел работать к нам, все от него отказались.

Мейера невольно покоробило это «к нам», сказанное спокойно и вскользь, но как бы поставившее между ним и Юреневым знак равенства.

Он раздраженно повысил голос.

– Тем более! Что же тогда помешало ей скомпрометировать его в наших глазах? Ведь, назвав его имя, она тем самым ставила его под подозрение. А это лучший способ мести…

Юренев подумал.

– Мне это трудно объяснить. Но я знаю только одно: Борзов пытался удержать мальчишку у себя, но тот от него сбежал.

Мейер остановился перед Юреневым и испытующим взглядом посмотрел ему в глаза. Он выработал это умение – глядеть пристально, словно стараясь заглянуть человеку в душу.

– Я не могу понять только одного, – сказал он, – вы рассказываете об этом мальчишке так подробно, словно вам хорошо известна его дальнейшая история. Неужели он успел рассказать вам все, что с ним случится в дальнейшем, когда вы пролезали в дырку забора?..

Юренев засмеялся; вопрос был действительно колкий.

– Давно я не курил таких хороших сигарет, – сказал он, закуривая новую. – Так вот, господин Мейер, все дело в том, что мальчик находится со мной.

– Как – с вами? – удивился Мейер.

– В подвале.

Брови Мейера вновь подскочили кверху:

– Как же он туда попал?

– Его привел Борзов!

– Собственного племянника? Но ведь вы сказали, что мальчишка от него убежал.

– Да… Однако он не сумел хорошо спрятаться… Борзов разыскал его у старика фотографа и притащил к нам…

– Зачем же он это сделал?

– К сожалению, мне он этого не объяснил, – усмехнулся Юренев, – но думаю, что он это сделал из служебного рвения.

– Я бы не хотел иметь такого дядю, – сказал Мейер. – Что же, вы пришли сообщить мне только об этом?

– Нет, господин Мейер, – ответил Юренев, – у меня возник интересный план.

Мейер возвратился на свое место и тяжело оперся руками о стол. Он о чем-то напряженно думал.

– У какого фотографа скрывался мальчик? – спросил он.

Юренев кивнул головой в сторону окна:

– У того, что работает на базарной площади. Помните, наверное, седой, беззубый старик. Он любит снимать детей в лодке…

– Как будто я его видел, – наморщил лоб Мейер, – а впрочем, не в нем дело. Рассказывайте о плане.

Юренев придвинулся ближе к столу и, хотя в кабинете никого не было, стал говорить вполголоса.

– Видите ли, господин Мейер, я не верю в то, что мальчишку оставят одного.

– Кто? – насторожился Мейер.

– Друзья Охотниковой. Несомненно, кто-то его приютит.

Мейер откинулся на спинку кресла.

– Так! Так! – сказал он. – Любопытная мысль…

– Но это еще не все, – продолжал Юренев. – В разговоре мальчишка несколько раз упомянул деревню Малиновку!.. Она в пятнадцати километрах от города – в сторону от шоссе…

«Черт подери, – подумал Мейер, – второй раз сегодня я слышу о Малиновке!» Но он ничем не выдал своего удивления и даже несколько скептически улыбнулся:

– А что у него может быть в Малиновке?

– Возможно, там кто-то его ждет.

Мейер задумчиво посмотрел в окно, на котором лежали мягкие солнечные лучи.

– Ну хорошо, – сказал он, – мы отпустим мальчишку. А где гарантия, что он пойдет именно туда? Нельзя же его тащить за руку.

– Вот в этом-то все дело! – оживленно воскликнул Юренев. – Надо, чтобы он сам тащил кого-нибудь за руку… Меня, например!..

– Вас?! – Мейер громко рассмеялся, столь нелепым показалось ему это предложение. – Вы уже однажды неудачно бежали… Если вам удастся это во второй раз, то даже самый круглый дурак поймет, что вы за птица!.. А что, если вас расстрелять? – вдруг спросил Мейер. – Да, да, расстрелять! – Юренев побледнел и отшатнулся. – Потом, ночью, вы выберетесь из ямы… Нет, конечно, не мертвый, – мрачно пошутил Мейер, – и постучитесь в ближайший дом. Вас увидят окровавленного, в одном белье. Слух об этом сразу же разнесется по городу.

– Ну, а потом куда я пойду? – голос Юренева дрогнул.

– Потом на дороге вы случайно встретите мальчишку, которого выпустят в это же время на все четыре стороны… – Мейер заложил ногу на ногу и с откровенной насмешкой посмотрел на Юренева. – Куда вы желаете получить пулю? В ногу или в руку?

– Лучше в руку, выше локтя, так, чтобы пуля не задела кости.

– Скромное желание! Теперь давайте подумаем, где все-таки гарантия того, что мальчишка приведет нас на явочную квартиру. Если он что-нибудь знает, мы сможем заставить его говорить гораздо более простыми средствами!..

– Боюсь, что он ничего не знает.

– Тогда какая же польза от этой затеи?

– Есть польза, – упрямо сказал Юренев. – Ни у кого не останется сомнений, что я – жертва гестапо. И тогда подпольщики сами будут меня искать… Мальчишка – прекрасный свидетель. Он спасал меня во дворе Борзова, вместе со мной сидел в подвале…

Мейер задумчиво пожевал губами. Что-то все же ему в этом плане не нравилось. Слишком громоздко. А большой опыт подсказывал ему, что лучший план всегда самый простой.

– Забирайте сигареты, – сказал он грубовато, – и отправляйтесь назад. Я подумаю.

Но Юренев с сожалением взглянул на пачку и, не взяв ее, пошел к двери.

– А сигареты? – крикнул ему вдогонку Мейер.

В дверях Юренев обернулся:

– Я сижу в общей камере, господин Мейер!..

Он заложил руки за спину, как это обязаны делать заключенные, и ногой толкнул дверь…

Мейер проводил его взглядом и некоторое время молча ходил из угла в угол. Потом, решившись, раскрыл форточку настежь и перенес со стола на подоконник графин с водой. Это был условный сигнал Т-А-87 о том, что Мейер хочет его немедленно видеть.

Через два часа, когда уже стало смеркаться, из ворот гестапо выехала машина, в которой, кроме Мейера, никого не было. Машина долго плутала по улицам и наконец повернула на шоссе.

Неподалеку от города, на высоком холме, громоздились развалины большого элеватора, напоминавшие разрушенный замок. Элеватор был разбит бомбежкой, и уже год, как в его развалинах поселились летучие мыши. Дорога к нему, ранее оживленная, теперь начала зарастать травой. Однажды на склоне холма подорвалась на мине коза, и с тех пор никто из жителей сюда не ходил.