Еще с палубы Жюли увидела его. Милый, дорогой ее сердцу Эдуард! Должно быть, он встречал каждое судно, приходившее за последние несколько недель. Превозмогая нетерпение, она спустилась по сходням и чуть не бросилась бегом к нему навстречу, но… вдруг одумалась. Ведь этот человек — его королевское высочество принц Эдуард. Жюли присела перед ним в глубоком реверансе, и, когда он помог ей подняться, губы его тронула едва заметная улыбка удивления.

Лишь сидя в экипаже, поцеловал ей руку, бормоча:

— Слава богу, Жюли… Слава богу, что ты вернулась!

Для жилья они присмотрели небольшой деревянный особнячок на Крепостном холме неподалеку от казарм. Вместе посетили магазины, купили мебель, шторы и все необходимое для дома и для приема гостей, но Эдуард почти никогда не откровенничал о том, что у него творится на душе.

Возможно, всю свою боль и разочарование он уже выместил на несчастных солдатах, потому что теперь, получив новую должность и вступив в командование, он снова вернул в практику суровую, беспощадную, почти садистскую муштру. Все шло по тому же образцу, что и раньше, — ранние утренние построения на плацу, порки за малейшую провинность, будь то не начищенная до блеска пуговица или на секунду сбитый шаг в строю.

А по вечерам он был совсем другим — культурным, мягким, учтивым. Сам пил немного и по просьбе Жюли не позволял кавалерам засиживаться за портвейном, а предлагал им увеселять дам. Эдуард не приветствовал карты, зато умел занять гостей иначе, а Жюли невольно забрала у Фрэнсис Уэнтворт титул лучшей хозяйки светского салона в городе.

С самого начала стало очевидным, что между двумя дамами нет особой любви. А однажды, после очередного приема, Жюли, не в силах более сдерживаться, попросила Эдуарда выслушать ее.

— Я должна заявить тебе, Эдуард, что леди Фрэнсис Уэнтворт — одна из самых отвратительных женщин, каких я когда-либо встречала. Мало того что она строит глазки всем мужчинам подряд, включая тебя, но к тому же имеет обыкновение дурно высказываться обо всех наших балах и приемах вслух. Она их, видите ли, считает неинтересными и скучными. Знаешь, я уже подумываю о том, чтобы исключить ее из обычного списка моих гостей.

Эдуард рассмеялся в ответ:

— Этого ни в коем случае нельзя делать, прелесть моя. Если отношения в нашем обществе дадут трещину, это вызовет лишь дополнительный повод для раздоров среди горожан и солдат гарнизона. Они, так или иначе, берут пример с нас и лишь совсем недавно научились хоть как-то уживаться друг с другом. Так что наберись терпения, Жюли.

— Но она такая лживая!.. Нет, в лицо ничего не скажет, а вот за спиной…

— Знаю: И мне также известно об ее интрижке с моим братом Уильямом несколько лет назад. Она тогда наставила рога мужу, зато добилась для него положения и дворянского титула. Я также догадываюсь, что именно благодаря влиянию моего брата она была представлена королеве, которая любит льстивых. Сумела влезть к ней в доверие, и та сделала ее своей фрейлиной. Как видишь, моя дорогая…

Жюли кивнула:

— Конечно, я все понимаю, Эдуард. Но если леди Фрэнсис думает, будто я соглашусь перенять ее манеру принимать гостей и позволю джентльменам, напившись до неприличия, волочиться за дамами и говорить всякие сальности, ее ждет разочарование. Нет, Эдуард, пусть уж лучше дамы в нашем доме будут считаться занудами.

Однако Фрэнсис, не имевшая ни малейшего намерения рвать связи с членами королевской семьи, не упускала случая самым подхалимским образом навязывать свое общество. Услышав жалобы Жюли на неудобства жизни в самом центре Галифакса по соседству с казармами, она тут же опередила всех с предложением. Они с супругом имели небольшой загородный домик с прилегающими к нему довольно обширными землями неподалеку от Галифакса. Если его высочество сочло бы это предложение интересным, то земля могла бы перейти во владение к нему и на ней он мог бы построить дом для своей дорогой мадам де Сен-Лоран.

Эдуард загорелся этой идеей, а Жюли, вспомнив Монморанси-Хаус, тоже охотно согласилась, хотя ей было неприятно принимать услуги и одолжения от Фрэнсис.

А между тем из Вест-Индии пришли плохие вести. Французы вновь завладели Гваделупой и, что еще хуже, теперь сосредоточивали силы для вторжения в Канаду.

Эдуард понимал, что теперь одна надежда — на него. Он решил задействовать все людские ресурсы Галифакса — бездельников и тунеядцев всех мастей, легальных и нелегальных, а также французских военнопленных, занятых на разных работах, привезенных в Галифакс, с тем чтобы они могли сами позаботиться о себе. Всех этих людей Эдуард, не теряя времени, отправил на строительство укреплений и рытье рвов. На плоских крышах казарм он установил пушки с прицелом на гавань на случай нападения с моря. Кроме того, был создан запас провизии и амуниции с расчетом годовой осады. Вход в гавань также был прикрыт пушками, а водная поверхность — плавучими заграждениями для препятствия прохода французских судов. По всей линии побережья на разных высотах были также созданы укрепления, некоторые с горнами и топками — для стрельбы раскаленными ядрами, представляющими существенную угрозу для деревянных легковоспламеняющихся кораблей противника. Пусть французы только сунутся! Здесь их будет ждать горячий прием.

Канада пребывала в тревожном ожидании. А между тем дом Эдуарда в Форт-Базене был наконец готов. Экзотическое здание было построено по проекту принца в итальянском стиле — с плоской крышей, высокими колоннами и фигурными решетками, по которым вились изящно переплетенные вьюнки. Поражали размерами огромная бальная зала и столовая. В отдельной пристройке находились кухня, рабочий кабинет Эдуарда и помещение для охраны. Перед фасадом дома был устроен специальный помост, где каждое воскресенье днем полковой оркестр играл и откуда он с Эдуардом во главе начинал свое еженедельное парадное шествие по улицам Галифакса.

Между кустов и клумб вилась, выписывая причудливую надпись «Жюли», тропинка, начинавшаяся возле дома и ведущая к китайской пагоде, откуда при малейшем дуновении ветерка доносилось мелодичное бренчание маленьких медных колокольчиков.

Неподалеку журчал неугомонный ручеек, чьи бурлящие воды вливались в небольшое озерцо в форме сердечка, а вытекая из него, струились мимо многочисленных крошечных уютных беседок, на чьих крышах тоже издавали веселый звон маленькие озорные стеклянные колокольчики.

Эдуард вместе со всеми жителями Галифакса ждал вторжения. Чтобы прогнать уныние, в нерабочее время он с интересом изучал всевозможные механические устройства, основанные на принципе пружины. И даже начал собирать коллекцию часов, музыкальных шкатулок, а также заводных зверюшек и птиц. Его коллекция сделалась теперь такой большой, что к ней пришлось приставить специального слугу, в чьи обязанности входило заводить все эти механизмы.

Эдуард опять написал отцу, в качестве предлога воспользовавшись известием о неминуемой отставке лорда Дорчестера, губернатора Нижней Канады. Мол, не считает ли отец, что он заслужил этот пост, учитывая его доблестную службу в Вест-Индии и старания по оборонному укреплению Галифакса?

А тем временем английские газеты трубили лишь об одной новости — о бракосочетании принца Уэльского и его кузины Каролины Брунсвикской. Самое интересное, что принцесса была уже беременна. Эта новость оставила Эдуарда равнодушным — словно он вовсе и не принадлежал к королевской семье. Никто из его братьев и сестер уже давно не писал ему писем.

Так когда же он получит ответ отца? Если тот, впрочем, озаботится тем, чтобы ответить.

Ответ пришел спустя много месяцев. В нем сообщалось, что пост губернатора Нижней Канады отдан восьмидесятилетнему генерал-майору Роберту Прескотту. Это известие сразило Эдуарда наповал. Он был глубоко уязвлен тем, что его предпочли какому-то трясущемуся старцу, и Жюли пришлось применить все свое терпение и такт, чтобы помочь Эдуарду вернуть самообладание. Поэтому она была лишь несказанно рада, когда в Галифакс неожиданно прибыл в составе своего полка лейтенант Шарль де Салабери. Как протеже Эдуарда, он в шестнадцать лет поступил на службу в британскую армию, и теперь Жюли была потрясена, с какой радостью встретил его Эдуард — наверное, такого теплого приема от него не мог бы ожидать даже собственный сын…