Уже 8 января финны разбросали с самолетов листовки следующего содержания:
«Бойцы 18–й и 168–й дивизий! Вам известно, что вы окружены и все ваши связи с Родиной порваны. Почему вы продолжаете эту ненадежную (имелось в виду: безнадежную. — Б. С.) борьбу против нашего перевеса, мороза и голода. Обоз 8–й армии, которого вы ожидаете, финны истребили около Сальми. Предлагаем вам немедленно сдаться».
Другая листовка была составлена столь же определенно:
«Не вы виноваты в нападении в Финляндию, это затеяли ваши командиры и комиссары, поджигатели войны. Мы это знаем и не хотим проливать вашу кровь. Советуем вам следующее:
СДАЙТЕСЬ!
Для этого вы должны выбрать из своей среды переговорщиков, которые должны явиться завтра утром в 9 часов в следующие места:
1. У полотна железной дороги в Кителя.
2. На перекрестке у Руокоярви.
3. У Рухтинамяки.
4. В деревне Лаваярви.
5. На мосту, 5 километров на юг от Уксу. Переговорщики должны быть безоружными и иметь
кол с белым платком. Так уже сделали тысячи ваших товарищей на севере — будьте рассудительными и следуйте их примеру.
Командир и солдаты 4–й финской армии».
Аналогичные обращения к бойцам и командирам Красной Армии в те дни передавались на русском языке и финским радио. 6 января оно сообщало:
«Солдаты Красной Армии! Ваши семьи и ваши близкие ждут, что вы их освободите от угнетения, в котором они жиеут и которое начинают сознавать все больше и больше. Вернитесь к своим очагам, сбросьте иго террора и несправедливости, навязанные вам вашим правительством. Сегодня вы можете уже себе отдать отчет в том, что вашими руками выполнили только ничтожную часть данных им обещаний. Чего стоит коммунизм, если он не основан на справедливости?..»
В радиопередаче содержался и такой пассаж в адрес советских руководителей:
«Не понимаете ли вы, господа народные комиссары, вы, люди совершенно равнодушные к страданиям ваших товарищей, плохо одетых, голодных, которых вы посылаете умирать в Финляндию, что их глаза открываются в момент смерти? Не понимаете ли вы, что народ, который вы угнетаете и которому не хватает хлеба, все более отдает себе отчет в ваших методах и в вашей звериной жестокости, вызывающей негодование всего мира? Будьте уверены, что русский народ не бесконечно будет переносить ваши насилия и ваше вероломство».
А через два дня, 8 января, финское радио обращалось уже к рабочим:
«Знайте, русские рабочие, что в трудовых массах всего мира сейчас существует лозунг: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь против СССР». Действуйте, спешите, время не ждет. Ваше начальство связано по рукам и ногам войной — агитируйте за мир. Не дайте свершиться новым преступлениям. Бессовестные люди, захватившие власть над вами, намерены накинуться на ни в чем не повинный финский народ: если вы это допустите, грех падет на вас… Что стало с принципами братства народов, о котором вам прожужжали уши ваши подлые вожди? Во имя этих принципов женщины, дети и старики гибнут от советских бомб. Да здравствует мир! Да здравствует свободная Россия!»
В отличие от листовок, содержащих немало грамматических и стилистических ошибок, тексты радиообращений обладали даже литературными достоинствами. Взять хотя бы эту сильную фразу, от которой и Достоевский бы не отказался: «Чего стоит коммунизм, если он не основан на справедливости?..» Финские пропагандисты и поставлявшие им материал эмигранты наивно верили в то, что для русского народа глав — ное — справедливость и равенство, а не свобода. Раз большевистская верхушка оторвалась от масс, не зная нужды в своем пайковом изобилии, в то время как рабочие и крестьяне прозябают в нищете (по финским, по крайней мере, меркам), то народ рано или поздно должен восстать и сбросить большевиков. Совсем не учитывалось, что в СССР нет ни свободы слова, ни оппозиции, что существует контроль над настроениями граждан и на фронте, и в тылу, что внутри страны пропаганда сделала свое темное дело. В сознании масс был создан образ «кровожадных буржуев», готовых в любой момент обрушиться на «государство рабочих и крестьян». Расцвел культ «мудрого и любимого вождя товарища Сталина» и преданной ему партии. У народа создалась уверенность, что Сталин все видит и знает, а оторвались от масс и погрязли в «мещанстве» и измене делу социализма лишь отдельные руководители, которых вывели в 1937–1938–м на чистую воду. Да, конечно, были опять допущены перегибы, но Сталин и партия быстро разобрались и поправили ошибку. Вместо зарвавшегося «стального наркома» Ежова пришел «дорогой товарищ» Берия, «лучший друг пионеров». О нем и песню сложили: «Сегодня праздник у ребят, ликует пионерия, сегодня в гости к ним пришел Лаврентий Палыч Берия!» Теперь‑то уж наверняка никого безвинно сажать и стрелять не будут.
Война с Финляндией не пользовалась популярностью среди красноармейцев и части командиров, а первые неудачи еще больше понизили их боевой дух. Однако тех, кто готов был повернуть оружие против «комиссаров», набиралось единицы. В основном Красная Армия страдала от таких видов нарушения воинского долга, как дезертирство, самовольный уход с поля боя, паника и оставление врагу вооружения и боевой техники, которые часто и в сложной обстановке вполне можно было эвакуировать.
Ко всему, финскую радиопропаганду могли слышать немногие: радисты на фронте и владельцы коротковолновых радиоприемников в городах. Возможно, именно опыт «зимней войны» побудил власти сразу после начала Великой Отечественной войны изъять у советского населения все радиоприемники. Тут причиной не только острая нехватка средств связи в войсках, но и боязнь воздействия на народ неприятельской пропаганды.
Финские же листовки, в изобилии разбрасывавшиеся над советскими позициями, расписывали сытную жизнь в плену, где красноармейцам обещали выдать теплые вещи, сапоги и горячую пищу. Сулили премии за сданное финской армии оружие. Револьвер оценивался в 100 рублей, винтовка — в 150, пулемет — в 1500, а танк — в 10 000. Но дороже всего финны обещали за самолет — 10 000 долларов. Пилоту гарантировали возможность остаться в Финляндии или выехать в любую другую страну. Все эти моральные и материальные стимулы принесли ничтожные результаты. Трофеи в ходе войны финская армия захватила, конечно, весьма солидные: 25 248 винтовок, 54 пистолета — пулемета, 1574 ручных и 954 станковых пулемета, 125 противотанковых и 160 полевых орудий, а также 94 миномета. Очевидно, большинство трофеев было взято с убитых или из того, что было брошено красноармейцами при поспешном отступлении с поля боя. В плен попало только около 6 тысяч бойцов и командиров — из них человек 700 раненых и обмороженных, остальные же, как правило, сдавались не добровольно, а оказавшись в безнадежном, гибельном положении в районах к северу от Ладожского озера.
Иное могло бы быть с самолетами: ведь сумма премии была очень велика. Всего финнам досталось 25 советских самолетов. Несколько из них не имели повреждений и были позднее использованы ВВС Финляндии. Это обстоятельство как будто наводит на мысль, что их переправили через линию фронта пилоты — пе — ребежчики (при посадке на финских аэродромах они должны были выбросить зеленый флаг). Мне, однако, пока не попадалось сведений о том, чтобы какой‑то советский летчик или танкист добровольно сдался финнам вместе со своей боевой машиной.
Но вернемся к боям в районе Леметти. Разведывательный отдел штаба 4–го армейского корпуса финнов 10 января оценивал обстановку здесь следующим образом: советские войска любыми средствами пытаются удержаться в этом важном районе, хотя моральное состояние большей части войск в значительной степени пошатнулось, ведь обе дивизии и танковая бригада понесли значительные потери. В 168–й дивизии, несмотря на примерно тысячу человек пополнения, укомплектованность стрелковых полков не превышает половины нормы.
Знали финны и об отправке на помощь 18–й дивизии трех батальонов из 402–го и 462–го стрелковых полков. По их сведениям, два батальона 462–го полка были влиты в 208–й стрелковый полк 18–й дивизии — его численность возросла до 500 человек, а 316–й стрелковый полк с начала войны вообще не получал пополнений. Не вполне верно финны рассчитали только силы 34–й танковой бригады в Леметти: по их данным, в ней было всего. около 500 человек и лишь 15–20 исправных танков.
