20-го января генерал Бредов, узнав про положение в одесском порту и не найдя по дороге обещанных фортификаций, круто повернул с юго-западного направления на северо-западное, надеясь прорваться в Польшу, чтобы спасти, если не боевую силу (ее ждало разоружение и интернирование), то хотя бы жизнь своих солдат. Этим маневром он обнажал Одессу со стороны Николаева и Вознесенска. Падение города становилось неминуемым, и оно произошло через пять дней. Начиная с 20-го, тыловые части Бредова начали спешно уходить на северо-запад в надежде догнать боевые части в районе Тирасполя и Раздельной. В городе формировались какие-то части полупартизанского типа с громкими названиями вроде „Отряда священного долга“. Что-то формировал даже епископ Антоний и штатский Шульгин».
Следует иметь в виду, что под Одессой в начале 1920 года бригада Котовского сражалась против деморализованных остатков деникинских войск, не имевших в достаточном количестве ни боеприпасов, ни продовольствия, ни правильной организации и командования. С таким противником вчерашним налетчикам и партизанам Котовского справиться было не очень трудно. Что же касается наиболее боеспособных сил белых, находившихся в тот момент на Дону и Маныче, а потом объединившихся в Русскую армию Врангеля, то с ними бригаде Котовского, на ее счастье, сражаться не довелось. А если бы пришлось, результат, вероятно, был бы столь же печальным, как и на Польском фронте.
Бой же у Канделя 2/15 февраля, по словам Яконовского, происходил следующим образом: «С генералом Васильевым уходило к северу, в надежде прорваться к Бредову, около десяти тысяч человек. Впереди шел броневой автомобиль и эскадрон павлоградских гусар, наша единственная конная часть. Из регулярных частей была знакомая уже нам гвардейская саперная рота с пулеметной командой и батальон немецких колонистов из-под Николаева. Остальное состояло из наспех сколоченных отрядов и рот, командиры и организаторы которых спорили о том, кто кому должен подчиняться, и оставались на деле самостоятельными. Беженский обоз с самого начала обременял колонну. Николаевская государственная стража эвакуировалась с женами и детьми, с граммофонами и канарейками, саперы везли с собой ненужное уже саперное имущество, гусарских подвод было больше, чем гусар в строю. С самого начала отряд генерала Васильева, громоздкий и медленный, был обречен на гибель. Генерал Васильев не был Корниловым и полковники Стессель, Мамонтов и Васильев не были Марковым, Дроздовским и Казановичем.
Достаточно было бы сбросить граммофоны и канареек, чтобы посадить уже до похода замученную пехоту на подводы, как сделал Деникин после Медведовской, чтобы вдвое ускорить марш колонны и вдвое же увеличить количество бойцов…
Дорога с пригорка спускается прямо в улицу, на которой копошатся люди. Должно быть, большевики с пулеметом, который стреляет навстречу колонне. На пригорке происходит что-то неописуемое: с криком, без строя, сбивая друг друга с ног, бросается отряд генерала Васильева к деревне, к крышам, к теплу, к дымкам из труб, к еде, ко сну! Пехотная застава красной дивизии Котовского вылетает из деревни, как пробка шампанского, бросая пулемет. К нему подбегает наш левофланговый Авраменко. Пулемет взят нами, кадетами. Полковник Рогойский остался сзади, не поспев за обшей лавиной. Он уже нашел хату и старается раздобыть съедобное. Немцы-хозяева где-то попрятались, но никому в голову не приходит открыть башенную кладовую. Рекой входят обозы в колонию, разливаются по боковым улицам. Там где-то еще постреливают, но никто не обращает внимания на выстрелы, хотя, по всей вероятности, за выбитой заставой находятся значительные силы противника. Ведь мы на тираспольской дороге, и до Тирасполя не больше двадцати верст.
Собираемся в хате Рогойского. Закипает уже вода в котле для мамалыги. Ординарец от полковника Стесселя: передвинуть кадетскую роту на северо-восточную окраину Канделя, что против кладбища соседней колонии Зельц.
Итак, деревня у озера называется Кандель. Мы только что выиграли бой, правда, незначительный. У нас нет потерь, мы взяли пулемет, у нас варится мамалыга и в немецкой хате божественно тепло. Боже! Как трудно подниматься!..
Идем по опустевшим улицам с кукурузной мукой в башлыках. Новая хата, тоже брошенная хозяевами на противоположном бугре лощины. За ней пустырь с оврагами и каменная ограда кладбища. Левее и ниже, ближе к озеру, обе колонии соприкасаются. Там слышны редкие выстрелы. Снова начинаем греть воду для мамалыги. Не знаю, сколько проходит времени: пять минут, десять минут, может быть, полчаса. Вбегает офицер, что-то шепчет подполковнику Рогойскому. В ружье! Выходи! На воздухе выстрелы слышнее, и они становятся частыми. Вот затарахтел пулемет. Значит, кандельский бой не кончен.
С Рогойским значковый Росселевич и горнист Тер-Никогосов. Росселевич в настоящей кадетской форме с погонами 2-го корпуса. Синий значок с буквами О. К. на штыке. — В цепь! 1-ый взвод вправо от полковника, мы, 3-ий, слева, со стороны озера.
Медленно, подравниваясь, двигаемся к кладбищенской стене. Впереди и левее нас перестрелка все усиливается. На замерзшем озере видна отступающая цепь. Жалко брошенной уже в котел мамалыги. У меня, слава Богу, остался полный башлык. Жую на ходу горьковатую желтую муку.
Перешли через овраг. Навстречу раненый из добровольческой роты. У него шея залита кровью. Кажется, что это аккуратный красный воротничок. — Дайте им, кадеты! — показывает в сторону кладбища. Начинают мяукать пули. Рогойский прибавляет шаг. Нужно скорее дойти до кладбищенской стены. Вот она, серая, аккуратная, немецкая. За ней строгие лютеранские кресты. За крестами противоположная стена и на ней огоньки выстрелов.
— Беглый огонь! — Увы, команда звучит иронически. В среднем, у нас по четыре обоймы. Цокают пули о каменные кресты. Белыми брызгами летят каменные осколки. Отвечаем редким огнем, экономя обоймы. Все дело в том, кто первый пойдет в атаку. Если пойдут они, патроны нам понадобятся.
Влево от кладбища, в сторону озера наш фланг не защищен. Направо тоже никого нет. Впечатление, что мы одни у кладбищенской стены. А снова выстрелы, почти вровень с нашей цепью. — Полковник Фокин! Осветите левый фланг! Бородатый кавалерийский полковник бежит влево. С ним его сын, Шурка Фокин, маленький Авраменко, я и еще два-три кадета.
Дорога, идущая вдоль кладбищенской стены, переходит в мощеную улицу. Вот площадь с красной кирпичной кирхой. С визгом разрывается на мостовой граната и роем несутся вдоль улицы осколки. Красные прямо перед нами и перпендикулярно нашей цепи у кладбищенской стены. Полковник Фокин посылает донесение в цепь. Слева мы обойдены и связи с добровольческой ротой нет. Одновременно со стороны поля появляется конница с пулеметной тачанкой.
Правый угол кладбища выходит в поле. Наш правый фланг „висит“ на этом углу. Первовзводник Никольский пристроился с ручным пулеметом за углом. Бьет он очень метко и заставляет красных прятать головы за противоположную стену на всем участке правого фланга.
Когда появляется пулеметная тачанка, он вступает с ней в единоборство. Зато головы снова появляются на стене кладбища и огонь заметно усиливается. Никольский вскрикивает и бросает свой льюис. Правая кисть его мгновенно заливается кровью. На наше несчастье, близко нет ни одного пулеметчика (а льюис — довольно сложная машинка). Замешательством пользуется красная тачанка. Быстро заезжая справа, она берет цепь под продольный огонь.
Где же наши пулеметы? Где гвардейские саперы со своими четырьмя максимами? Только что взятый нами максим без лент, унесенных красными, и, кажется, без замка.
Рогойский решает отвести цепь до недавно пройденного оврага. Красные не дают оторваться. Цепь уходит под сильным и метким огнем. Впрочем, Рогойский задерживается несколько раз, отвечая залпами. Первым был убит Евгений Никитин (из Ташкентского корпуса). Наповал. Потом почти одновременно смертельно ранен Григороссуло и убит Клобуков. Росселевич, бледный, но спокойный, стоит во весь рост. Ротный — значок на штыке — Росселевич! — Снимите значок и спрячьте, он привлекает на нас весь огонь, — приказывает полковник Рогойский и наклоняется к Григороссуло. Но Володя хрипит предсмертным хрипом, и из пробитой груди рекой льется кровь. Клобуков, высокий красивый мальчик, убит пулей в лоб.
