_— Спокойно! Крепись, Аслан! Я эти осколки с корнями твоей глупости выдерну! Не только на здоровых ногах, но и с другими мозгами отсюда выйдешь, — ухватил щипцами едва видный конец осколка врач и дернул резко.

_— Дай передохнуть, — взмолился тогда Дядя.

_— Давай, лежи. Недолго отдохни и продолжим.

_— Пить дай, пить, — попросил Аслан. Врач подал полную кружку: — Эх-х, сейчас бы водки. Хоть сто грамм. Куда легче терпеть было бы.

_— Вон чего захотел! Обойдешься. Не будь ты вором, сам бы предложил. А теперь — нет. Всухую хорош будешь!

_— Я ж не у тебя брал! Не тебя грабил! Слышь? Не тебе и судить! Думаешь, с добра на то пошел? Ох-х-х, — застонал Дядя. Врач тащил очередной осколок.

К концу дня выбился из сил хирург. Не стало терпенья и у Аслана. Едва остался один, тут же уснул. Боли уже не ощущал. Она стала такою же привычной, как кожа.

Пять дней жил и не жил Дядя. Все эти дни хирург уходил от него смертельно усталый…

_— Доктор! Скворцов! — окликнул хирурга начальник лагеря. Врач оглянулся: — Можно вас на минуту?

Хирург подошел.

_— Ну, как там больной?

_— Вы о ком? — не понял врач.

_— Аслан? Как он там?

_— Завтра последний день, — ответил Скворцов устало.

_— Как? Все? Выписывается? — удивился начальник лагеря.

_— Нет. Последние осколки завтра вытащу. Ну и нашпигован ими мужик, скажу я вам. Удивляюсь, как он ходил, как дожил? Ведь гангрена могла начаться! Ну и повезло бандюге!

_— Бандюге, говорите? А все же поставьте-ка его на

ноги покрепче. На здоровые. И тогда посмотрим! Задумал я кое-что! Аслан нам очень нужен будет.

_— Я и так все возможное делаю. Но почему у вас к нему такой интерес?

_— Я объясню. Дело в том, что в зоне, как вам известно, воры все еще пользуются среди заключенных некоторым влиянием. И злоупотребляют им. Уклоняются от работы. Отбирают хлеб и посылки у слабых. С этим повсеместно решено покончить раз и навсегда. Мы же не сторожа при них! На нас лежит обязанность их перевоспитывать. Убеждением и принуждением! А главное — трудом. Но… людей маловато у меня. Пока страна все разрушенное войной не восстановит, на штатных воспитателей рассчитывать не приходится. Вот и решили мы расколоть эту сплоченность фартовых. И заставить стать их на путь исправления с помощью самих же заключенных. Наиболее сознательных. На кого можно опереться прежде всего? На бывших фронтовиков. Я так думаю. Конечно, их в среде преступных элементов раз- два и обчелся. У нас, например, один только — Аслан. Но сильная личность! Как и каждый фронтовик, пожалуй. Этот свою жизнь еще способен на правильные рельсы поставить. И мести кентов не испугается. Да они же против фронтовика — хлюпики, растленные типы. У него хоть военное прошлое не запятнано. А эти всю сознательную жизнь паразитировали. Вот и

рассчитываю я на то, что антагонизм меж ними рано или поздно скажется. А чтобы подтолкнуть Аслана к переосмыслению его места в жизни, нужно ему в чем-то и доверять. В меру, конечно. Под контролем. Попробую назначить бригадиром именно его, законника. Рассчитываю, что он эти самые законы «малин» сломает. Сам. И его будут слушать. Ведь он пока их человек. И в то же время, я думаю, вылечившись, иным станет. Может быть, ему только и не хватало для этого с чувством обреченности и безнадежности расстаться… Так что постарайтесь, доктор. Аслан нам здоровым нужен. Всем. И говорите мне, как его дела идут у вас. Договорились?

_— Не очень я в него верю, — покачал головой Скворцов.

_— И я не рассчитываю на мгновенное перерождение. Даже больше скажу — не верю в такое. Но постепенно… Ведь фронтовик же он в конце концов. А война людей больше всего на свете проверяет. Был же он там человеком!

_— Ладно. Впрочем, и без вашей просьбы весь персонал душу в его выздоровление вкладывает. Вор вором, но сейчас он болен. А это для меня, медика, прежде всего.

_— Вот и хорошо. Скажите мне, когда ему станет лучше. Наведаюсь. Поговорим, — предложил начальник.

_— Хорошо, — согласился врач.

А на следующий день, удалив из ног последние осколки, Скворцов похвалил Дядю.

_— Ну и крепок ты, Аслан! Не знаю, как сил и терпенья хватило. Но перенес все мужиком. Твердый ты! Иной и одного дня не выдержал бы. И как ты со своим характером в воры попал? Ума не приложу.

_— Попал… Будь он проклят, тот день! Уж лучше б там, на войне… Хлопнули и крышка. Был и не стало. Так хоть… Эх-х… Мне б теперь заново… Ни одного осколка не оставил?

_— Нет. Проверено. Ручаюсь.

_— Эх-х, доктор, и где ты был тогда? Знай я, пешком, ползком к тебе пришел бы! Да, вишь, беда привела. Как зовут? Чтоб имя твое знать мне?

_— Доктор Скворцов, — тихо ответил врач.

_— До смерти тебя не забуду.

_— Не слова твои мне нужны, Аслан. Ведь я как фронтовик к фронтовику к тебе относился. Потому и взялся… без ампутации. А ведь был риск: сердце могло не выдержать. Шок и все… Пощади мои руки. Не опозорь. Слышишь? Аслан молчал.

_— Что, думаешь на здоровых ногах от милиции легче бегать будет?

_— Погоди, доктор. Не торопи. Понял я, что имеешь в виду. Но не даю я обещаний, не обдумав, смогу ль выполнить их. Коли смогу, без слов сам поймешь, — умолк Дядя.

_— А если нет? — упал голос Скворцова.

_— Спросить тебе будет не с кого. Кенты пришьют. Это и будет мой промах. Последний.

_— Вон как, — дрогнул голос хирурга. Больше он ни о чем не спрашивал. Вскоре Дядя встал на ноги. Себе не верил. Он ощупывал ноги, стучал по ним, подпрыгивал, приседал. Но нет. Не болели они. Он засмеялся: даже не кольнуло ни разу! Аслан радовался, как ребенок. Ведь ноги ожили! Его ноги!

За день перед выпиской хирург предупредил Дядю, что с ним хочет встретиться начальник лагеря. Именно здесь, в больнице.

_— Зачем? — удивился Аслан.

_— Нужно. Тебе в большей степени, — ответил врач. Дядя с тревогой ждал этого разговора. Что-то плохое

дома случилось? С женой? Или с сыновьями? Ведь только такое могло послужить поводом. Что же еще? И к вечеру волнение усилилось настолько, что Аслан слег с температурой.

Врач уже не раз пожалел о предупреждении. Но опережать начальника не хотел.

Воронцов пришел к Аслану, когда рабочий день уже был закончен. Поздоровался. Сел на стул. Спросил о самочувствии, и Дядя не выдержал:

_— Что дома случилось?

_— Не знаю. А что могло?

_— Да нет. Я думал…

_— Я по другому поводу к тебе. А дома — пусть все хорошо будет, — рассмеялся Воронцов, поняв, что беспокоило Дядю.

Тот облегченно вздохнул.

_— Курить хочешь? Давай по одной, пока Скворцова нет. И поговорим заодно.

Дядя курил быстро, жадно. Торопился. Изредка смотрел на Воронцова. А тот начал неторопливо, издалека:

_— Трудно нам в эту зиму придется. Не знаю, как и управимся. Работы много предстоит. Больницу начали строить новую еще три года назад, а дальше фундамента никак не продвинемся.

_— Значит, с материалами торопиться надо.

_— Не за ними задержка, Аслан, — покачал головою Воронцов. Помолчав, он продолжил: — Не торопятся мужики. Не хотят работать. А все потому, что среди них много воров в законе. Эти пальцем не шевелят. Работа для них — хуже срока.

_— И не будут они строить, — вздохнул Дядя.

_— Вот и столовую «заморозили» из-за этих…

_— С ними бесполезно. Их ничем не соблазнишь. Ведь, начав работать, звание свое воровское потеряют. А им оно — как жизнь. Пойдет кто из них на работу, его тут же из закона выведут. Ну, а когда на свободу выйдет, жизни не станет. В «малину» таких не берут. Да и пристукнуть могут за то, что изменил воровским правилам.