Лицо Уэйбурна застыло.

— Это еще не было установлено! Вне всякого сомнения, мой семейный врач установит, что ваш полицейский патологоанатом совершил вопиющую ошибку. Смею предположить, он постоянно имеет дело с людьми совершенно другого круга, вследствие чего обнаружил то, к чему привык. Уверен, что, узнав, кто такой Артур, он пересмотрит свое заключение.

Питт не стал ввязываться в спор. Пока что в этом не было необходимости. Возможно, это вообще не потребуется, если «семейный врач» обладает и профессиональным мастерством, и мужеством. Будет лучше, если он скажет Уэйбурну правду, объяснив, что все это можно в определенной мере сохранить в тайне, однако отрицать это бессмысленно.

Инспектор переменил тему.

— Как зовут друга вашего сына, сэр, — кажется, Титус?

Уэйбурн медленно выдохнул, словно боль прошла.

— Титус Суинфорд, — ответил он. — Его отец Мортимер Суинфорд — один из старейших наших друзей. Замечательная семья. Но я уже установил все, что известно Титусу. Он больше ничего не сможет добавить.

— И все же, сэр, мы с ним поговорим, — стоял на своем Питт.

— Я спрошу у его отца, даст ли он вам свое разрешение, — холодно промолвил Уэйбурн, — хотя я также не вижу в этом никакого смысла. Титус не видел и не слышал ничего существенного. Артур не поделился с ним, куда собирается пойти и с кем. Но даже если бы он сказал, куда идет, не вызывает сомнения, что на него напали уличные грабители, посему эта информация все равно оказалась бы бесполезной.

— О, сэр, не исключено, что она нам поможет. — Питт решил прибегнуть к полулжи. — Возможно, удастся установить, куда направился ваш сын, а разные преступники орудуют в разных районах. Если знать, где искать, быть может, мы даже найдем свидетелей.

На лице Уэйбурна отразились колебания. Он хотел как можно быстрее похоронить эту трагедию, со всеми приличиями, скрыть ее под толстым слоем земли и венков. В газетах напечатают некролог в черной рамке, будет гроб с бронзовыми ручками, над могилой произнесут скорбную речь. Вернувшись домой, все на какое-то время станут говорить приглушенными голосами, выдерживая траур. Затем начнется медленное возвращение к жизни.

Но в то же время Уэйбурн не мог позволить себе продемонстрировать нежелание помочь полиции в розысках убийц своего сына. Он вел внутреннюю борьбу, не в силах подобрать слова, способные выразить его чувства так, чтобы это прозвучало как нечто достойное, нечто такое, что не запятнало бы его.

Инспектор все понял. Он буквально подобрал за Уэйбурна подходящие слова, поскольку ему уже приходилось сталкиваться с этим; не было ничего необычного или не поддающегося пониманию в стремлении похоронить боль, не выпустить трагедию смерти и позор заболевания за пределы узкого круга ближайших родственников.

— Наверное, вам лучше поговорить с Джеромом, — наконец произнес Уэйбурн. Это был компромисс. — Я спрошу у мистера Суинфорда, разрешит ли он вам встретиться с Титусом. — Он протянул руку к шнурку звонка и позвонил. Тотчас же появился дворецкий, словно ждавший за дверью.

— Да, сэр? — учтиво спросил он.

— Пришли ко мне мистера Джерома, — сказал Уэйбурн, не глядя на него.

В гостиной больше не было произнесено ни слова до тех пор, пока не раздался стук в дверь. После ответа Уэйбурна дверь отворилась, вошел смуглый мужчина лет сорока с небольшим и закрыл дверь за собой. У него были приятные черты лица, хотя нос казался слишком тонким. Пухлые губы старательно поджаты. Это лицо не привыкло к быстрой смене чувств, не привыкло смеяться, кроме как после зрелого размышления, в ходе которого выяснялось, что смех в данном случае допустим — и даже целесообразен.

Питт оглядел его чисто по привычке; он не ждал, что наставник представляет собой что-то значительное. Возможно, мысленно отметил инспектор, если бы он сам зарабатывал на жизнь, обучая сыновей таких людей, как Энсти Уэйбурн, передавая им свои знания, но в то же время понимая, что, когда они вырастут, им безо всякого труда достанутся в наследство богатство и власть, исключительно по праву рождения, он стал бы таким же, как Джером. Если бы Томас в своей жизни был не столько своим собственным хозяином, сколько слугой, зависящим от мальчишек тринадцати и шестнадцати лет, возможно, его лицо было бы таким же сдержанным и осторожным.

— Заходите, Джером, — рассеянно произнес Уэйбурн. — Эти господа из полиции. Э… Питт, инспектор Питт, и мистер… э… Гильберт. Они хотят задать вам несколько вопросов относительно Артура. Бесполезных, как мне кажется, но будет лучше, если вы удовлетворите их любопытство.

— Да, сэр. — Джером стоял неподвижно, однако его поза была довольно расслабленной. Наставник смотрел на Питта с легкой снисходительностью человека, сознающего, что в кои-то веки ему наконец приходится иметь дело с тем, кто безоговорочно занимает более низкое общественное положение, чем он сам.

— Я уже рассказал сэру Энсти все, что мне известно, — слегка подняв бровь, сказал Джером. — Естественно, если было бы что-нибудь еще, я бы сказал.

— Разумеется, — согласился Питт. — Однако не исключено, что вам что-то известно, но вы сами не догадываетесь о том, насколько это существенно. Сэр, — он повернулся к Уэйбурну, — будьте так любезны, спросите у мистера Суинфорда, позволит ли он нам поговорить с его сыном.

Уэйбурн заколебался, разрываясь между стремлением остаться и убедиться в том, что наставник не скажет ничего неуважительного или неосторожного, и нежеланием демонстрировать свое беспокойство. В конце концов он бросил на Джерома холодный предостерегающий взгляд и направился к двери.

Когда за ним закрылась дверь, Питт повернулся к наставнику. На самом деле спрашивать его, по большому счету, было не о чем, однако сейчас, когда он был здесь, лучше было выполнить все формальности.

— Мистер Джером, — строгим тоном начал инспектор, — сэр Энсти уже рассказал, что вы не заметили ничего необычного в поведении мистера Артура в день его гибели.

— Совершенно верно, — ответил Джером, всем своим видом показывая, что ему не терпится поскорее покончить с этим совершенно бесполезным разговором. — Хотя едва ли можно было этого ожидать, если только не верить в ясновидение, — он слабо усмехнулся, словно ему приходилось иметь дело с невеждой-простолюдином, от которого можно было ожидать подобные глупости, — во что лично я не верю. Бедный мальчик никак не мог знать, что его ждет.

Питт тотчас же проникся неприязнью к этому человеку. Это чувство не имело разумного объяснения, но инспектор предположил, что у него с Джеромом не может быть ничего общего — ни взглядов, ни эмоций, и даже одно и то же событие они будут воспринимать абсолютно по-разному.

— Но, наверное, Артур знал, с кем собирается ужинать? — указал Питт. — Смею предположить, это должен был быть один из его знакомых. Мы сможем установить его личность.

Глаза Джерома потемнели и округлились чуть больше обыкновенного.

— Я не вижу, как это вам поможет, — ответил он. — Очевидно, Артур так и не встретился с тем, с кем должен был встретиться. В противном случае этот человек, вне всякого сомнения, проявил бы себя и по меньшей мере выразил бы соболезнования. Но что это может дать?

— По крайней мере, мы узнаем, кто это, — объяснил Питт. — Это позволит сузить район поисков. Возможно, удастся найти свидетелей.

Однако Джером не разделял его надежды.

— Возможно. Полагаю, вы знаете свое дело. Но, боюсь, я ничем не смогу вам помочь. Я понятия не имею, с кем мистер Артур собирался провести вечер. Полагаю, ввиду того, что этот человек не дал о себе знать, что это была не заранее условленная встреча, а что-то решенное в последний момент. А юноши такого возраста не делятся своими планами с наставниками, инспектор. — В его голосе прозвучала тень иронии — нечто меньшее, чем жалость к себе, но более горькое, чем юмор.

— Быть может, вы сможете предоставить мне список друзей Артура, которых вы знаете? — предложил Питт. — Мы без труда установим их непричастность к случившемуся. Я предпочел бы в настоящий момент не беспокоить сэра Энсти.