– Даже так?
– Именно так.
Никитин сильным движением раздавил окурок в пепельнице, подтянул рывком ноги.
– Что с тобой произошло, Егор? – спросил он. – Ты кого-то видел сегодня?
Он уставился на Егора своими немигающими глазами, но тот и не подумал отвести взгляд.
– Я много кого видел сегодня, – сказал он. – Вы разве забыли, что у меня была презентация?
– Ты что-то хочешь скрыть от меня, – сказал Никитин, проигнорировав его ответ.
– Не больше, чем вы от меня, – отпарировал Егор.
Никитин поморщился – ответ Егора прозвучал откровенно грубо, и в нем ощущался вызов.
– Хорошо, – сказал профессор, – не будем пререкаться.
– Не будем, – кивнул Егор.
– Я так полагаю, что если ты пришел на ночь глядя, то у тебя есть какие-то предложения. Верно?
– Верно.
– Слушаю тебя.
– Одно предложение вы уже слышали, – сказал Егор. – Я хочу встретиться с моим отцом. В противном случае я отменяю встречи с вашими клиентами.
– Звучит как ультиматум, – заметил профессор с улыбкой.
– Можете считать это ультиматумом, – кивнул Егор. – Как вам угодно. Так вот, я должен увидеть своего отца.
– Это я уже понял, – с легкой досадой сказал профессор. – Что дальше? Или это все?
– Не все, – сказал Егор. – Я заканчиваю участие в вашем эксперименте.
– Вот как? – удивился профессор. – Можно узнать, почему?
– Можно.
Егор поднялся и подошел к окну. Он отвел краешек гардины и выглянул на улицу. И вдруг почувствовал себя точно в клетке в этой застывшей в прошлом веке комнате, с сидевшим посреди нее иссохшим, похожим на мумию человеком, с которым его связывали некие на первый взгляд ни к чему не обязывающие, не стоящие на поверку даже честного слова, но тем не менее прочные, как стальные нити, отношения. И ему так захотелось немедленно разорвать эти нити, вытащить их из своей плоти и души, что он едва не ударил изо всех сил по оконной раме, желая как можно быстрее оказаться по ту сторону клетки, – там, где видны были сиреневые силуэты людей, спешащих по своим, самым обыкновенным, и потому бесценным делам, где бесшумно катились машины, мигая красным, оранжевым и белым, и где он совсем еще недавно был так беспечен и счастлив.
Егор вздохнул и повернулся к застывшему в позе воплощенного терпения профессору Никитину.
– Я устал, – сказал он тихо. – Вероятно, все это было задумано с прицелом на какие-то великолепные планы. Вероятно, вы в самом деле желали осчастливить человечество. Но мне с вами не по пути. Я устал быть приёмником чужих бед и страданий. Мне хочется думать и действовать самому.
– Но в чем же дело… – воскликнул профессор.
Егор властно поднял руку – и профессор затих.
– До сих пор я только и делал, что исполнял все ваши распоряжения.
– Они, кажется, пошли тебе на пользу, – пробормотал Никитин.
– Возможно, – согласился Егор. – Я стал владеть своим даром гораздо искуснее, чем прежде. Я вижу то, что мало кому суждено увидеть. И иногда я чувствую себя так, словно работаю заместителем у Бога. Но только дело в том, уважаемый профессор, что сделать мне ничего не суждено. Ни спасти от скорой смерти человека, ни предотвратить аварию, ни отвести тайфун – ничего!
– Ты хочешь слишком многого, – сказал задумчиво профессор. – Хотя от тебя требуется так мало…
– Да? – иронически спросил Егор. – И что же? Давать прогнозы вашим клиентам?
– Почему ты называешь их клиентами? – поморщился Никитин. – Это участники эксперимента, не более.
– И вы хотите сказать, что ничего не получаете от этих участников? – саркастически спросил Егор.
Никитин только пожал плечами.
– Я получаю лишь то, что требуется для продолжения эксперимента…
– А-а-а! – закричал Егор. – Сколько можно слушать про ваш эксперимент? Я больше не желаю про него говорить! Понимаете? НЕ ЖЕЛАЮ!
– Хорошо, – не стал спорить профессор. – Если ты считаешь, что нашей работе пора положить конец, я не стану тебя разубеждать. Но у меня есть последняя просьба, которую ты должен исполнить.
– Только в том случае, если вы скажете, где мой отец, – тут же заявил Егор.
– Договорились, – кивнул профессор. – Итак, завтра ты встретишься здесь с одним человеком и расскажешь мне, что его ждет. Я даю тебе адрес твоего отца – и далее можешь действовать так, как считаешь нужным.
Егору почудилось неладное в том, что профессор так быстро согласился с ним. Пытаясь вызнать, что тот задумал, Егор направил на него «антенны» своего дара, надеясь, что сумеет в случае возможных осложнений увидеть их и предпринять меры предосторожности. Но все, что он смог уловить в расплывающихся картинках, – это лицо профессора и какого-то смутно знакомого человека, полного и немолодого. Это, скорее всего, был завтрашний посетитель, с которым предстояло встретиться Егору. Но больше ничего не просматривалось. Никитин оборудовал свою квартиру специальными, им же изобретенными, экранами, препятствующими распространению сенсорных волн. И благодаря им он мог скрывать от Егора некоторые тайны своего будущего, нажав спрятанный где-то тумблер.
– Хорошо, – сказал Егор. – Я согласен.
Он решил, что встреча с профессором и его гостем ему ничем не грозит, независимо от того, удалось ему что-то разобрать в течение последующих дней жизни Никитина или нет. Он заедет на четверть часа, сделает прогноз, возьмет адрес – и на этом их сотрудничество закончится.
– Во сколько мне быть у вас? – спросил он.
– Как обычно, в девять, – ответил профессор.
Он поднялся с кресла, худой, собранный, похожий на сильно тронутый ржавчиной, но еще годящийся в работу гвоздь, вздернул насмешливо голову.
– Значит, решил бросить старика? – спросил он.
– Профессор, я устал, – повторил Егор. – Мне нужен перерыв.
– Или свобода? – усмехнулся Никитин.
Егор снова ощутил легкое беспокойство. Профессор если и был выбит из колеи, то не подавал вида. Хотя можно было только догадываться, какую потерю для него представлял уход подопечного.
«Возможно, – подумал Егор, – у него есть на примете кто-то еще, на ком он может испытывать свой прибор. А возможно, он сам понимал, что расставание близко, и сумел подготовиться к этому. Как бы там ни было, завтра для нас обоих все кончится».
Он так и не ответил на последний вопрос Никитина, задумавшись и выходя вслед за ним из гостиной.
Тот и не настаивал, также погрузившись в свои мысли. Они немного постояли в прихожей, пытаясь найти подходящие для расставания слова, но не нашли, и ограничились сухим «до завтра».
Егор вышел на улицу и вздохнул.
– Ну, вот и все, – проговорил он вслух.
Некоторое время Горин шел по тротуару, не обращая внимания на прохожих. А если его взгляд и натыкался на кого-нибудь, то сразу же уходил в сторону. Но уже без паники, а так, словно его хозяин был слишком поглощен своими переживаниями и не хотел ими ни с кем делиться.
На этот раз Горина никто не сопровождал. Коренастый мужчина в кремовом костюме довел его до дома профессора и после этого исчез в одном из переулков. Егор за весь день ни разу его не заметил. Впрочем, заметь он его, этот человек вряд ли сохранился бы у него в памяти.
Дойдя до стоянки такси, Горин сел в одну из машин и поехал домой.
Он был доволен собой. Он заставил профессора принять все выдвинутые им условия – и это почти без всякой борьбы. Легкое недовольство не в счет. Понятно, что никому не хочется терять курицу, несущую золотые яйца. А Егор подозревал – хотя прямых доказательств у него и не было, – что профессор взимает с «участников эксперимента» немалую мзду за полученные ими предсказания относительно их ближайшего будущего. По виду, профессор жил крайне скромно. Но чувствовалось, что в средствах он не только не стеснен, но, напротив, при желании мог бы жить на широкую ногу, а живет так лишь потому, что ему выгодно создавать видимость затворника от науки. Какие он на самом деле преследовал цели, Егор не знал, да и не хотел знать. Он желал лишь одного: обрести свободу, от кого бы то ни было.