– А как же ты про нее узнала? Игорь же не мог рассказать…

– Конечно, нет. Узнала от посторонних людей. И вообще, мой муж был та-а-кой! – Анжелика округлила глаза. – А ты все говорила, что я его недостойна! Да я просто ангел по сравнению с ним, никогда не изменяла.

Мать не стала возражать. Верность была тем качеством, которое, как она считала, передалось ее дочери по наследству от нее. Отца в смысле наследственности она решительно сбрасывала со счетов: не желала, чтобы Анжелика чем-то на него походила.

– А вообще-то… – медленно проговорила Анжелика. – Вообще-то, наверное, та, с кем ты говорила, ни при чем.

– Это почему?

– С какой стати ей спрашивать Игоря, если она его убила?

– А может, для отвода глаз! – предположила мать. – Может, она хотела проверить, добила Игоря или нет?!

– Ну, прекрати. Для отвода глаз ей бы надо сидеть у себя в норе и не высовываться. Ее никто не знает, зачем ей вообще сюда лезть? Вот если бы это была одна из его знакомых по работе! Тогда ей обязательно надо было прийти на поминки, чтобы снять с себя подозрения.

Зазвонил телефон. Анжелика сбегала в большую комнату, взяла трубку, сказала «алло!», но там сразу послышались гудки. Она вернулась к матери и решительно заявила:

– А вообще, мам, я собиралась уходить. Так что извини…

– Я подожду, когда ты вернешься, – предложила мать. – Хочешь, обед сготовлю?

– Нет, я приду поздно.

– Тебе же одиноко…

– Нет, – отрезала Анжелика.

Мать не стала настаивать. Когда Анжелика говорила «нет» таким тоном, спорить было бесполезно. Она разобрала сумку, сунула продукты в холодильник и ушла, разом постаревшая, выпустившая боевой пыл, грустная. Анжелика отдернула занавеску и посмотрела, как мать пересекает двор. Сердце сжалось, сверху та выглядела маленькой, трогательной, жалкой. «Мне не одиноко, это ей самой одиноко, она тянется ко мне… – поняла Анжелика. – Я свинья. Но окликнуть ее, позвать назад? Поздно. С этим я опоздала на много лет. Нам будет плохо вместе. Мы друг друга не поймем. Не знаю, что делать. Не знаю».

На сердце у нее было тяжело. Не развеселило даже зрелище девочек, играющих под окнами в классики. Теперь там веселилась целая стайка в шортиках и расклешенных юбочках. Свою знакомую девочку, которая рисовала кривые классики и училась играть в полном одиночестве, Анжелика тоже узнала. Та сидела на бордюре, скрестив ноги в голубых джинсах, и смотрела на скачущих подруг. Она не играла. Ее никто не брал в пару. Такая неуклюжая напарница могла испортить все дело. Девчонки скакали, изощряясь на все лады – по диагонали, задом-наперед, с закрытыми глазами, на левой ноге, хлопали себя ладонями по груди после каждого прыжка и удара по бите, даже ползали на корточках, при каждом ударе подпрыгивая, наподобие жаб. Анжелика смотрела на них с завистью, девочка на обочине тоже. «Вот, – подумала Анжелика, – она так сидит, совсем одна, а потом ей станет до того одиноко, что она выскочит замуж за первого попавшегося мужчину, который сломает ей жизнь…» Теперь, когда она думала о муже, угрызения совести ее не мучили. Возможно, последней каплей было вчерашнее известие о том, что величественная Ада Дмитриевна, вдова художника, была любовницей Игоря. Это было нелепо, смешно и удивительно. Так удивительно, что мало верилось. Но Анжелика поверила сразу и потеряла остатки уважения и к соседке, и к покойному мужу, да и ко всему миру в целом.

Снова зазвонил телефон. В трубке раздавался убитый голос Саши:

– Надеюсь, у тебя дела лучше, чем у меня.

– В чем дело?

– Ленку забрали.

В глазах у нее потемнело. Она некоторое время ловила воздух распахнутым ртом, потом наконец собралась с силами и выдавила:

– Господи, за что?

– Как это «за что»? – Голос у него звучал недоверчиво. – Ты меня вообще слушаешь? Я же тебе говорю, ее увезли в больницу.

– Первый раз слышу! Я думала – в милицию!

– За что?! – в свою очередь воскликнул он.

– Вот и я удивилась… А что с ней такое? Нервный срыв, что ли?

– Да, но это не главное. Срыв я бы еще пережил. Она наглоталась таблеток.

– Ленка?! – изумилась она. – Сознательно наглоталась?

– А ты думаешь – случайно?! По рассеянности выпила две упаковки снотворного?! Прихожу домой вчера вечером от тебя, гляжу – она лежит в постели, глаза закрыты, дышит тихо. Я успокоился – хоть уснула. Знаешь, я за нее боялся в последнее время. Ей вся эта история тяжело далась!

– Почему-то тяжелее, чем мне и тебе, – проворчала Анжелика. – А ведь она ему никто! Когда она начинала закатывать нам сцены или падать в свои обмороки, мне казалось, что она это делает специально, чтобы доказать, какая я бессердечная.

– Но она это делала не специально… – уныло возразил он. – Лена не такой человек. Я всегда считал ее более выносливой… Во всяком случае, ломать комедию она бы не стала. Ей действительно было плохо, а мы не понимали… К утру до меня дошло, что спит она как-то чересчур спокойно, не вздыхает, не ворочается. А в последнее время у нее был такой нервный сон! Смотрю на стол – там пустой стакан, бутылка воды рядом и бумажки. Я сперва внимания не обратил, а тут стал рассматривать. И обнаружил, что все это от снотворного. Стал ее толкать – не просыпается. Но сердце еще прослушивалось, только так тихо, жутко… Я вызвал «скорую», ее увезли…

– И как она?

– Сделали промывание, но она без сознания. Я только что из больницы… Не могу понять, что случилось.

– Она тебе все объяснит, когда выйдет.

– Сомневаюсь, что она захочет что-то объяснять… Знаешь, я был свиньей.

– Представь, я только что думала то же самое о себе! – вздохнула Анжелика.

– И потом, меня беспокоит то, что это привлечет внимание милиции. Как ты думаешь, ведь привлечет? Все же покушение на самоубийство…

– В свете того, что убили Игоря, может, и привлечет… Слишком много смертей на одну семью, пусть и недружную…

– Типун тебе на язык, она не умерла! – испугался Саша. – Жаль, что не написала записки… Не знаю, что в милиции говорить… Хочется куда-нибудь пойти… Ты не хочешь развеяться? Я все равно ей не помогу, а сам могу свихнуться в этой квартире, рядом с этой постелью!

– Выбрось постель и купи новую, – посоветовала она. – Деньги теперь у тебя есть. И вообще, что это вы, мужики, такие нытики?!

– Кто – все?

– Ты и Юра.

– А он не заходил?

– Я ему не открою, если зайдет. Он от меня бегал, когда надо было показания давать, теперь я от него побегаю.

– Лика…

– Да ничего с ним не случится! С этой бальзаковской женщиной тоже!

– Слушай, – спросил он почти заискивающе, – а ты не хочешь нынче вечером наведаться на «Александра Блока»? В этом месте у меня не то что грустные мысли пропадают, но и вообще всякие…

Анжелика подскочила:

– Ну, ты!

Ничего более красноречивого она сказать не смогла, но Саша все понял:

– Поеду один. Не думал, что ты станешь такая правильная. С чего бы это?

Она бросила трубку. «Все рехнулись! Ленка, Саша, Юра, его мамаша и я за компанию! Если так дальше пойдет, в конце концов соберемся и пойдем признаваться, что Игоря укокошили мы!» Телефон зазвонил снова, она с ненавистью взглянула на него и решила выдержать характер. Когда подняла трубку, там были только гудки. Анжелика отправилась на кухню и сварила себе кофе. Когда она сидела за столом и дула в свою чашку, снова раздался звонок. Кофе выплеснулся на столешницу. Анжелика встала и направилась к телефону в твердой решимости задать Саше трепку. Но это был не Саша.

То был низкий голос, принадлежавший неизвестной молодой женщине, так любезно предложившей алиби. Женщина, как и в первый раз, сразу взяла инициативу в свои руки.

– Нам нужно встретиться, – прозвучало в трубке. Причем тон был такой, что стало ясно – возражений она не потерпит.

– Простите, – пролепетала Анжелика. – Может, вы все же назовете себя?

– При встрече, – пообещала та. – У тебя все в порядке?

– Да, но…

– Ладно, слушай, – оборвала та ее несмелое возражение. – Увидимся сегодня вечером, в шесть тридцать, в уличном кафе на Тверской.