Мысли подобного рода Эрасту Петровичу приходили в голову довольно часто, и каждый раз настроение портилось. Те из соотечественников, кто относился к монархии сходным образом, все сплошь желали революции и именовали себя социалистами. Фандорин в эффективность революций не верил, а к любым теориям, оперирующим понятиями «народ», «нация», или «классы-массы», испытывал необоримое отвращение. Это надо же додуматься – сгонять людей в кучи по тому или иному внешнему признаку! Низвести человека, который есть венец творения, образ Божий и целая вселенная, до социальной функции, до муравьишки в муравейнике!

Вот и ехал по широкой русской равнине некто Эраст Петрович Кузнецов, ни Богу свечка, ни черту кочерга, глядел в белое заоконье и чем дальше, тем больше хмурился, самоедствовал – в общем, вел себя исключительно по-русски, а никак не по-американски.

Американец всегда, и уж особенно в день рождения, постарается придумать себе повод для оптимизма.

Быть может, отвлечься чтением?

Фандорин раскрыл захваченную в дорогу книгу («Крейцерову сонату»), но вскоре отложил. Направление, которое в последние годы принял гений графа Толстого, порой вызывало у Эраста Петровича раздражение.

На полочке стояло несколько томиков, припасенных железной дорогой для досуга г. г. путешествующих первым классом. Чтение все было богополезное и душеспасительное, поскольку этим маршрутом обыкновенно ездили паломники к святым местам Севера. Внимание хандрящего пассажира привлекла книжица «Имена и именины» с перечислением дней памяти святых, краткими очерками их жизни и занятными комментариями по поводу христианских имен. Самое подходящее чтение для дня рождения.

Как ни странно, Фандорину никогда прежде не приходило в голову поинтересоваться, в честь какого святого он наречен столь малораспространенным именем. Стал читать – удивился.

Святой Ераст жил в первом столетии и принадлежал к числу семидесяти апостолов, призванных Иисусом на Служение помимо первоначальных Двенадцати. Родом он был не иудей, а грек (что для ранней поры христианства довольно экзотично), происходил из знатного рода и занимал высокий пост в городе Коринфе. Однако, следуя голосу сердца, покинул все, пошел по городам за святым Павлом и потом стал епископом не то в Палестине, не то в Македонии. Биографических сведений об этом полулегендарном муже древности почти не сохранилось. Согласно одной версии (палестинской), Ераст дожил до глубокой старости и почил в мире. Согласно другой (македонcкой), принял мученический венец во время Нероновых репрессий.

Палестинский исход Фандорину сначала понравился больше. Хотя… Он отложил книгу, немного подумал и пожал плечами: пожалуй, оба варианта не так плохи.

По поводу же своего имени прочел следующее: по-гречески «эрастос» означает «возлюбленный»; оказывается, Эрастов делят на зимних и летних – по времени рождения. Зимний отличается беспокойным и независимым характером, надеется только на себя и идет каменистыми тропами. Летний же легкорадостен, ничего не принимает близко к сердцу, существование его безмысленно и приятно.

Позавидовав летнему тезке, Фандорин еще некоторое время размышлял о своем имени.

Все же маловероятно, чтобы отец нарек его в честь Ераста Коринфянина. Покойный родитель был не набожен и к церковным традициям малопочтителен. Скорее всего назвал так от горечи – не простил младенцу, что тот стал причиной смерти своей матери, скончавшейся от родильной горячки. Бедняжку звали Лизой, а сына безутешный вдовец, стало быть, определил в Эрасты, то есть погубители. Нарек, как проклял. Пройдет двадцать лет, и жестокая тень карамзинской повести накроет Фандорина-младшего еще раз. Жену тоже будут звать Лиза, и погибнет она опять из-за него, Эраста…

Поезд миновал равнину, побежал через еловый лес, за окном уже смеркалось, а настроиться на американский оптимизм у именинника все не выходило.

Тогда он мобилизовал всю свою волю и принялся изгонять хандру энергическим усилием. Запретил себе думать про смутное будущее отчизны, про прежние утраты, заставил мысль устремиться вперед и вверх, в сияющие выси Прогресса. По глубокому убеждению Фандорина, бедную Россию могло спасти одно: быстрое движение по пути Общественного Развития и Науки, больше уповать было не на что.

Он занялся составлением подробного плана предстоящей экспедиции, и настроение сразу улучшилось.

Цель поездки была непосредственно связана с уже поминавшейся статистикой, королевой общественных наук. К этой увлекательной сфере знаний Фандорин проникся интересом совсем недавно.

Будучи по делам в Нью-Йорке, из чистого любопытства заглянул на конгресс Международного статистического общества, проходивший под девизом «Statistics – the Champion of Progress».[25] И надо же было случиться, чтоб именно в этот день там выступал докладчик из Санкт-Петербурга, некто тайный советник Тройницкий. Его превосходительство поведал собравшимся о подготовке к первой в истории общероссийской переписи населения. Предмет сообщения был необычайно интересен, масштабность и трудноосуществимость поставленной задачи поражали воображение. Эраст Петрович дослушал выступление до конца, задавал вопросы на обсуждении, а потом еще и счел полезным представиться соотечественнику.

Этот человек произвел на Фандорина изрядное впечатление. Он был совсем не похож на стандартное российское превосходительство: ни пышной растительности на лице, ни чваности в повадке, ни велеречивого краснобайства. Энергичен, современен, скуп на слова. Даже на визитной карточке ничего лишнего. Генеральский чин опущен как второстепенность, обозначена лишь должность – Директор ЦСК (Центрального Статистического Комитета). Фандорин, помнится, еще подумал: если у нас дошли до аббревиатур, значит, Россия и в самом деле устремилась в 20 век, когда все будут решать быстрота и экономичность.

Из доклада и беседы с тайным советником Эраст Петрович почерпнул множество интереснейших сведений.

Перепись всех подданных великой империи (по очень примерному расчету около 100 миллионов душ) будет проведена за один день, 28 января 1897 года. Для того чтобы это титаническое мероприятие прошло успешно, счетчики предварительно обойдут каждый двор и каждый дом, готовя списки и разъясняя населению смысл предстоящего события. В этой работе, которая растянется на несколько недель, примут участие 135 тысяч статистиков и их добровольных помощников из числа интеллигенции, грамотных крестьян, отставных солдат и духовенства.

Затем в течение суток переписные листы заполнятся и будут отправлены в ЦСК. Сей champion прогресса применит для обработки данных новейшую вычислительную технику. Американские табуляторы Холлерита рассортируют и сгруппируют сведения о ста миллионах человек по любому из включенных в опрос признаков: вероисповеданию, полу, возрасту, семейному положению, ремеслу и прочая, и прочая.

Легко было верить в это торжество прогресса, находясь в Нью-Йорке, на 15-м этаже небочеса «Баулинг-Грин», где заседал просвещенный форум, но стоило Эрасту Петровичу на миг прикрыть глаза, воскресить в памяти просторы отечества, хмурые лица его обитателей, и сразу возникли нешуточные сомнения. Не прожектерство, не маниловщина ли?

Он списался со старинным петербургским приятелем, который по роду службы был осведомлен обо всех важных государственных начинаниях, спросил его мнения. Получил довольно скептический ответ: да, средства выделены, и немалые; работа началась и движется полным ходом; перспективы, однако, сомнительны. Не вполне ясно, как переписывать, скажем, жителей полуразбойничьих кавказских аулов, или среднеазиатских кочевников, или, того пуще, заволжских да стерженецких раскольников, для которых всякая инициатива власти – конец света и пришествие Антихриста.

Прочтя про раскольников, Фандорин окончательно решил, что должен ехать, причем непременно на русский Север. Захотелось увидеть собственными глазами, как двадцатый век столкнется с семнадцатым, как допетровскую Русь вобьют на холлеритовскую перфокарту. У американской цивилизации есть еще одно замечательное изобретение: познавательный туризм. Вооружившись ваучером от «Кука», разговорником, резиновой ванной и дезинфицирующими таблетками, любознательные янки бесстрашно штурмуют отроги Анд, предгорья Килиманджаро и австралийские пустыни. Турист Э.П.Кузнецов отправился маршрутом не менее экзотичным, но гораздо более комфортным: по железной дороге из Петербурга через Ярославль в Вологду, оттуда на санях по гладкому почтовому тракту, да под теплой медвежьей полостью до уездного Стерженца, ну а куда дальше – это скажет председатель тамошней статистической комиссии, к которому у путешественника имелось рекомендательное письмо.