Сведений, полученных от мисс Палмер, было достаточно, чтобы понять, кто здесь кто. Старший брат – лорд Дэниэл Линн, наследник старого графа Беркли. Священник – второй из сыновей, преподобный Мэтью Линн. Брюнетка с кислой физиономией и двое таких же кислолицых подростков, занимающие правый фланг – жена и сыновья лорда Дэниэла. Блондинка с кислой физиономией и две маленьких скучных девочки по левому флангу – семейство преподобного.

Все Линны (таково было родовое имя лордов Беркли) съехались в свое фамильное гнездо, чтобы отметить восьмидесятилетие патриарха. На семейной прогулке недоставало лишь третьего брата, достопочтенного Тобиаса Линна, которого мисс Палмер называла the black sheep of the family.[8]

– Кто-нибудь должен положить этому конец, – сказала леди Линн, с ужасом разглядывая Эраста Петровича, хотя, казалось бы, чему тут ужасаться? Элегантный, безукоризненно одетый джентльмен, с бледно-лиловой фиалкой в петлице; в руке бамбуковая тросточка.

Он посмотрел сквозь этот паноптикум, сделав вид, будто улыбается вовсе не им, а так, вообще, весеннему солнцу, и хотел пройти мимо, но здесь из-за кустов появился отставший член семейства – как и рассказывала мисс Палмер, в сопровождении экзотического спутника.

Причина, по которой младший сын лорда Беркли остался холостяком и закончил военную службу всего лишь капитаном, легко угадывалась без дедуктивного метода. Паршивая овца аристократического семейства и выглядела паршиво: глаза мутные, фамильные пухлые щеки в сетке красных прожилок, сюртук обсыпан сигарным пеплом.

Однако Фандорин смотрел не на Тобиаса Линна, а на роскошного зверя, которого достопочтенный вел на поводке. Это был африканский леопард. Квартирная хозяйка слышала от дворецкого, что капитан никогда не расстается с хищником, повсюду возит с собой. Еще она слышала, что на ночь зверя приковывают цепью к решетке Чугунной Беседки, и выходить в сад перестала. У мисс Палмер было подозрение, что свирепого африканца доставили в Беркли-хаус с одной-единственной целью: напугать жительницу флигеля до смерти.

Но Эрасту Петровичу леопард не показался страшным. Да, у него были немигающие глаза прирожденного убийцы, крадущаяся поступь, а из-под мягкой губы будто ненароком блеснул кончик острого клыка, но красота огромной желто-черной кошки заставляла забыть об опасности. Широкий ошейник из алого бархата, украшенный сверкающим стразом, и золотая цепь, крепко сжатая в руке капитана, довершали великолепие картины.

– Вот, Тобиас, полюбуйся. – Лорд Дэниэл подбородком указал на Фандорина. – Она превратила наш сад в проходной двор.

Младший брат недобро усмехнулся и издал странный свистящий звук, от которого шерсть у леопарда встала дыбом, голова припала к земле, а устремленные на Эраста Петровича глаза вспыхнули огоньками.

Племянники и племянницы капитана отскочили подальше, да и обе леди на всякий случай попятились.

– Скалпер не любит, когда вокруг шляются посторонние, – процедил Тобиас Линн. – Недавно он оскальпировал воришку, забравшегося в мой дом.

Он присвистнул еще раз. Зверь нервно ударил хвостом по земле и оскалил зубы.

– Не смейте провоцировать животное! – нагло заявил достопочтенный. – Вы все свидетели, этот субъект сам раздразнил Скалпера!

Святой отец с нехристианской кровожадностью заметил:

– Вряд ли у тебя будут неприятности с законом, если Скалпер обдерет наглеца. В конце концов никто не приглашал его в наш сад.

Когда нападающих больше одного, концентрироваться следует на сильнейшем из них. Поэтому достопочтенного и преподобного Эраст Петрович оставил без внимания, сосредоточившись на звере.

Человек, некогда обучавший Фандорина науке побеждать любого противника, говорил: «Когда тебе угрожает животное, неважно тигр или змея, первым делом продемонстрируй, что ты не желаешь ему зла, но и не боишься. Не двигайся, сосредоточь всю энергию „ки“ во взгляде. Если запас „ки“ у тебя невелик, ты погибнешь. Если силы достаточно, хищник отступит».

С полминуты Эраст Петрович проверял на дикой кошке, как у него обстоит дело с запасом «ки». Очевидно, запас имелся – леопард сел, зажмурился и зевнул, хоть достопочтенный непрерывно свистел, будто выкипающий чайник.

В полном соответствии с правилами боя, после победы над самым сильным противником более слабые сразу присмирели.

– Вы что-то вроде циркового дрессировщика? – презрительно, но уже без вызова пробурчал капитан.

– Что-то вроде.

Фандорин шагнул вперед, так что преподобному пришлось подвинуться, а достопочтенному оттащить своего питомца в сторону.

После этого инцидента никакие цивилизованные отношения с Линнами были невозможны, и, сталкиваясь с кем-то из них в саду, Эраст Петрович не раскланивался, а лишь молча уступал путь, если это была дама.

Леопарда, правда, навещал – по ночам.

Стоял возле Чугунной Беседки, вдыхая запахи весны. Зверь попеременно то желтел, то зеленел во мраке фосфоресцирующими глазами. Эраст Петрович его не гладил, это было бы фамильярностью, но иногда говорил «кис-кис», и тогда африканец по-кошачьи урчал.

Однажды ясной звездной ночью, каковые в городе Бристоле случались очень редко, Фандорин со Скалпером смотрели вверх, и каждый ностальгировал по небу своей далекой родины. С леопардом понятно – известно, сколь ослепительны звезды саванн, но Эрасту Петровичу, сыну блеклых северных небес, казалось бы, вздыхать было особенно не по чему. Однако такова уж особенность звездного неба: у всякого, кто глядит на него, сладко щемит сердце. Возможно, мы и в самом деле родом откуда-то оттуда?

Думать на эту тему было интересно, и, прогуливаясь по темному саду, Фандорин еще некоторое время размышлял о других планетах.

Луна скрылась за небольшой тучей, звезды вспыхнули еще ярче; особенно созвездие Большой Медведицы, которое лучше всего наблюдать именно в апреле.

Эраст Петрович задрал голову и замер.

Вдруг откуда-то сбоку шамкающий голос произнес:

– There she waits for me, under the Bear.[9]

Вздрогнув, мечтатель обернулся и увидел в густой тени, под кустом, очень старого джентльмена в кресле-каталке. Он был укутан пледом, на голове вязаный колпак.

По головному убору Фандорин и догадался, что перед ним лорд Беркли собственной персоной. Однажды Эраст Петрович уже видел этот колпак в окне большого дома, и мисс Палмер сказала:

– А вот и бедняжка граф. Смотрит из окошка на волю. Что ему еще остается? Когда-то был громогласен, топал ногами так – земля дрожала. Теперь прикован к креслу, и слуга все время рядом…

Вот и сейчас из темноты прошелестел тихий голос:

– Добрый вечер, сэр. – У куста блеснул позумент ливреи. – Меня зовут Джим. У его милости как звездная ночь, так бессонница. Нипочем спать не желают.

Эраст Петрович слегка поклонился обоим – лорду и лакею. Хотел сказать старику что-нибудь вежливое, но жертва удара смотрела не на него – на Большую Медведицу.

– Oh yes, right under, – еле слышно произнесли вялые губы.

Лорд шевельнулся, плед соскользнул с его плеч, и стало видно, что старик пристегнут к спинке и поручням ремнями.

Вероятно, из предосторожности? Чтоб не упал?

Сколько Фандорин ни уговаривал свою приятельницу познакомиться со Скалпером, сколько ни приглашал на вечернюю прогулку в сад, мисс Палмер лишь охала и закатывала, глаза. Объяснение могло быть лишь одно – ей просто нравилось самой себя пугать. Ни боязливостью, ни дамской впечатлительностью старая леди не отличалась, а ум у нее был острее бритвы, в чем Эраст Петрович получил возможность убедиться в первый же четверг.

Дело в том, что по четвергам на чай приходил старинный приятель хозяйки мистер Парслей, дворецкий Беркли-хауса. Они знали друг друга лет сорок, и в прежние времена Парслей наведывался во флигель чуть не каждый день, но из-за напряженности, возникшей между обитателями большого дома и мисс Палмер, сократил число визитов до одного в неделю, чтобы соблюсти лояльность по отношению к работодателям. В четверг же у дворецкого был законный выходной. Он передавал все дела помощнику, надевал пиджак и ни в какие хозяйственные дела не вмешивался. С утра читал газету и курил трубку в саду, днем уходил обедать в паб, а ближе к вечеру с полным правом шел пить чай во флигель.