– А можно я посижу у себя в кабинете?

– Нет, лучше п-присоединитесь к мистеру Боско. Хоть внешняя телефонная линия и неисправна (надо думать, не без помощи Люпена), но внутренняя связь работает. Мы сможем переговариваться.

Однако хозяин переминался с ноги на ногу, словно не решаясь нас оставить. Казалось, он хочет, но не осмеливается что-то сказать. Наконец, набравшись храбрости, дез Эссар проговорил то, что его мучило:

– Господа, я прошу… Нет, я требую, чтобы вы дали мне слово чести: если вам не удастся раскрыть шифр, вы уйдете отсюда не позднее половины двенадцатого. Ради моей бедной Эжени!

– Даю слово чести, – пообещал русский.

Сибата сделал большим пальцем косой крест на животе, что по-японски, вероятно, означало незыблемость слова.

Мы с Холмсом ограничились короткими кивками. Всякий знает, что кивок англичанина стоит тысячи клятвенных заверений любого иностранца.

– Запряженная коляска пусть остается у двери, – сказал далее Фандорин, похоже, окончательно возомнив себя главным. – Там как раз пять мест: два впереди и три сзади. Если не удастся найти б-бомбу, то ровно в половине двенадцатого мы, взяв с собой доктора Лебрена, сядем в экипаж и выедем за ворота. Мешок с деньгами останется на столе. Вы удовлетворены?

Дез Эссар порывисто развернулся и вышел. Мне показалось, что беднягу душат рыдания.

Часы тренькнули, отбив половину часа, а «мозговой штурм», о котором говорил русский (престранное выражение), что-то не начинался.

Соперники-детективы были похожи на опытных фехтовальщиков, готовящихся скрестить клинки. Ни один не торопился сделать первый шаг.

Холмс флегматично приподнялся, развязал тесемки мешка и достал пачку стофранковых билетов, за ней вторую. Я тоже привстал – нечасто увидишь в одном месте столько денег.

Купюры были сложены аккуратно, как кирпичи в кладке. Каждая пачка перетянута резинкой.

Рассеянно пощупав банкноту, Холмс сунул деньги обратно и покачал головой. Я отлично понял, что он хочет сказать: на какие только безумства не идут люди ради прямоугольных листков казначейской бумаги.

Он закурил трубку, Фандорин сигару. Эта бравада начинала казаться мне мальчишеской.

В конце концов кто-то должен был повести себя по-взрослому.

– Не пора ли приступить к «мозговому штурму»? – спросил я Фандорина. – Что, по-вашему, могут означать все эти цифры и буквы?

Японец коротко взглянул на своего патрона, тихо поднялся и вышел, как будто не желал присутствовать при обсуждении. Это было по меньшей мере странно.

– Они означают, что п-преступник хочет увести нас в сторону от расследования, – преспокойно заявил русский. – Зачем было вообще давать эту подсказку, задался я вопросом. По-моему, ответ очевиден. Люпен, конечно, предполагал, что мсье дез Эссар обратится за помощью если не к полицейским, то к частному детективу. Расчет шантажиста прост. Времени у сыщика и так очень мало, а тут оно еще и будет потрачено на эту ч-чепуху.

– Интереснейшее умозаключение! – Холмс отложил трубку и изобразил, будто аплодирует. Всерьез ли он восхищается Фандориным или иронизирует, мне было непонятно. – Что же вы предлагаете, сэр? Можете ли вы изложить свой план действий?

– Извольте. Ровно в половине двенадцатого, в соответствии с условиями Люпена, пятеро мужчин спустятся с парадного крыльца, сядут в коляску и укатят за ворота. Мисс Эжени останется в башне, мешок с деньгами – на столе.

Я не удержался от язвительного восклицания:

– Отличный план, ничего не скажешь!

Холмс положил мне руку на запястье:

– Погодите, Уотсон. Мистер Фандорин еще не закончил.

Из коридора донеслись шаги. Вошел японец, таща под мышками два ватных манекена из числа тех, что мы видели в подвале. Громко чихнул и поставил кукол на пол.

– Уедут п-профессор, мистер Уотсон и Маса. А также два этих ватных господина. На одного мы наденем мой плащ и цилиндр, на второго пальто и шляпу мистера Холмса. Как вы знаете, перед домом открытое пространство. Вести наблюдение можно либо со стороны оврага, до которого добрых полсотни шагов, либо с противоположного края лужайки, а это еще дальше. К тому же в парке совсем темно. Люпен или его помощники увидят лишь, что от дома к коляске движется плотная группа людей. Когда же экипаж проедет мимо них, понять по неподвижным силуэтам, где человек, а где к-кукла, будет уже невозможно.

– А мы с вами останемся здесь и проверим, насколько ловко мсье Люпен владеет навыками восточной борьбы! – подхватил Холмс и громко расхохотался. – Остроумная выдумка, и вполне в моем духе! Я догадался, что вы затеваете нечто в этом роде, еще когда вы превратили дом в закупоренную бутылку. Прихожая – отличное место для засады.

Признаться ли? В этот момент я ощутил неловкость за своего великого друга. Мне показалось, что он ведет себя не совсем по-джентльменски, взяв снисходительный тон, слишком напоминающий хорошую мину при плохой игре. Ведь план мистера Фандорина, действительно, превосходный, был составлен без нашего участия.

Зазвенел телефон.

Я сидел ближе всех к аппарату и взял трубку.

Это был дез Эссар.

– Доктор Уотсон, это вы? Мне страшно! – сбивчиво залопотал он. – Мне нужно было сразу… Но я не хотел вас отвлекать… Ах, что я натворил! Вдруг я его погубил?

Пришлось на него прикрикнуть, ибо строгость – лучшее средство против истерики.

– Немедленно успокойтесь! Говорите толком! Что стряслось?

Все в столовой напряженно на меня смотрели.

– Да-да, я попробую… Когда я шел от дома к конюшне мимо оврага, мне послышались какие-то звуки. Будто кто-то перешептывается… Я, может быть, подслеповат, но слух у меня отличный… Однако я не был уверен – думаю, вдруг это ветер шуршит ветвями. Попросил Боско, чтобы он осторожно подкрался сзади и тоже послушал… Он ушел и не возвращается… Вдруг с ним что-то случилось?

Поскольку говорил дез Эссар прерывисто, я успевал в паузах наскоро пересказать услышанное своим соратникам.

– Спросите, сколько минут миновало с тех пор… – начал было Фандорин, как вдруг со стороны оврага один за другим ударили два выстрела.

Я вздрогнул – не от выстрелов, а от того, как пронзительно закричал мне прямо в ухо дез Эссар. Он тоже услышал.

– Скорей! Туда! – метнулся к двери Холмс, быстрый, как молния.

Все ринулись за ним.

Выскочив на крыльцо, мы разделились.

– Вы слева, мы справа! – показал Холмс.

Идея была ясна: охватить овраг с обеих сторон.

Я старался не отстать ни на шаг от своего друга, на бегу выдергивая из кармана револьвер, который зацепился курком и рвал подкладку.

Следуя указанию Шерлока Холмса, мы с господином забежали за угол дома и остановились.

Англичане, надо отдать им должное, передвигались в темноте умело: их было не видно и не слышно.

В эту самую секунду желтый свет, пробивавшийся сквозь щели запертых ставень, мигнул и погас – снова отключилось электричество.

– Все идет, как по нотам, – шепнул господин. (Это выражение означает, что ход событий полностью совпадает с планом – как следует нотной записи игра музыканта).

Пригнувшись, мы юркнули назад в дом.

Представляю, как удивлен этим нашим поступком читатель! А все потому, что я нарочно опустил очень важный разговор, состоявшийся между мной и господином, когда мы потолковали с Лебреном и госпожой Эжени.

Как уже было сказано, беседа шла на японском.

– Тепель всо понатно, – с довольным видом объявил Фандорин-доно. – Долога казалась длыной в тли сяку, а оказалас колоче тлех ли.

– Вы хотели сказать: «Дорога казалась длиной в три ри, а оказалась короче трех сяку», – поправил его я и перешел на русский, потому что тяжело слушать, как господин коверкает нашу речь.

Но он воткнул мне палец в живот, и я был вынужден замолчать, потому что, когда тебя со всей силы тыкают жестким пальцем в солнечное сплетение, совершенно невозможно ни вдохнуть, ни выдохнуть.