Но его беззаботная манера не провела ее, Ливия устроилась на его груди и прижалась губами к его сердцу. – Жаль, что я не могу тебе помочь, - тихо сказала она, потершись щекой о темно-золотистую поросль. – Жаль, что я не могу перенести хотя бы часть этого за тебя.
- Ливия… - Его голос переполняли эмоции, рука мягко погладила ее волосы. – Никто не может помочь мне в этом. Это – мой крест – который я вырезал себе сам. И поэтому я не хочу, чтобы ты была причастна к этому. Но есть одна вещь, которую ты можешь сделать для меня, чтобы немного облегчить все это… кое-что, чтобы пережить худшие моменты…
Она отодвинулась и заглянула ему в лицо. – Что это?
Гидеон помедлил и напряженно вздохнул. – Я знаю, что ты не хочешь признавать, что любишь меня – и понимаю, почему. Но в свете того, что мне предстоят шесть месяцев ада, не могла бы ты дать мне хотя бы немного.
- Например?
Он задумчиво взглянул на нее. – Подмигни.
- Что? – спросила она в замешательстве.
- Если ты любишь меня… просто подмигни мне. Один раз. Так, значительно подмигни. Тебе не нужно говорить ни слова, только… - Голос его затих, глаза их встретились, и он посмотрел на нее с обжигающей решимостью потерянной души, которая заметила вдали на горизонте родной дом. – Только подмигни мне, - прошептал он. – Прошу, Ливия…
Она не думала, что возможно так полюбить снова. Может, некоторые люди сочли бы это предательством Эмберли, но Ливия так не считала. Эмберли хотел, что бы она была счастлива, жила полной жизнью. Она подумала даже, что ему бы, наверное, понравился Гидеон Шоу, который с таким трудом старался преодолеть свои недостатки… теплый, человечный, открытый мужчина.
Гидеон все еще ждал. Ливия встретила его взгляд и улыбнулась. Очень медленно, она закрыла глаза, открыла их снова и посмотрела на него сквозь теплый, расплывчатый свет надежды.
Алина устала после бессонной ночи, и ее переполнял холодный страх, когда она направлялась к конюшням, где обещала встретиться с Маккенной. Она много раз повторила целый список возражений - доводы и их опровержения… хотя когда она репетировала речь, слова звучали неубедительно даже для нее самой.
Все в доме спали, за исключением домашней прислуги, которая таскала уголь и кувшины с горячей водой, и тех, кто работал в конюшнях и саду. Алина прошла мимо мальчика-слуги, который должен был направлять сенокосилку вперед-назад по бархатно-зеленой лужайке, пока другой паренек ходил за ней и собирал срезанную траву граблями в маленькую ручную тележку. В конюшнях, грумы чистили стойла: насыпали сено и убирали навоз. Знакомые нотки сена и лошадей наполняли воздух приятно земным запахом.
Маккенна уже был на месте, ожидая возле комнаты, где седлали лошадей. Алине очень хотелось подбежать к нему, так же сильно как ей хотелось убежать в противоположном направлении. Маккенна слабо улыбнулся, но Алина почувствовала, что он нервничает не меньше, чем она. Они оба понимали, что это – один из тех редких случаев, когда простой разговор может изменить все их будущее.
- Доброе утро, - удалось сказать Алине.
Маккенна посмотрел на нее так, что оба на время замерли в молчаливом напряжении. Он предложил ей руку. – Давай пройдемся к реке.
Алина тут же поняла, куда он хочет отвести ее… в местечко которое всегда принадлежало только им одним. Идеальное место для прощания, подумала она уныло, беря его под руку. Они молча шли, а сиреневые тона утренней зари переходили в бледно-желтые, и длинные, светлые тени пересекали лужайку. Колено Алины перестало сгибаться, как всегда по утрам, пока ее шрамы не растянулись от работы. Она сосредоточила все силы на том, чтобы идти не хромая, а Маккенна подстроился под ее более медленный шаг.
Наконец они добрались до поляны у воды, где над зарослями тростника кружила пятнистая трясогузка, которая, сделав несколько кругов, резко опустилась в гнездо. Алина уселась на большой, плоский камень и аккуратно расправила юбки, а Маккенна подошел и стал в паре футов от нее. Он наклонился и поднял несколько маленьких камушков. Один за другим ловким движением руки он забросил их в реку, и те запрыгали по воде. Она наблюдала за ним, жадно упиваясь видом его высокой фигуры, сильными линиями его профиля, легкой грацией его движений. Когда он обернулся и посмотрел на нее через плечо, его бирюзовые глаза были такими яркими на его загорелом лице, что цвет казался почти неестественным.
- Ты знаешь, о чем я собираюсь спросить, - тихо сказал он.
- Да, - ответила Алина с всевозрастающей тревогой, - но прежде чем ты что-нибудь скажешь, я должна сказать, что ты никогда не…
- Выслушай меня, - перебил он, - и тогда сможешь ответить. Я хочу рассказать тебе кое о чем. Хоть это и нелегко, я собираюсь поговорить с тобой откровенно, или буду жалеть об этом всю оставшуюся жизнь.
Безысходное отчаяние накрыло ее волной. Откровенность – единственное, чего она не могла дать ему в ответ. – Я собираюсь отказать тебе, что бы ты ни сказал. – Воздух, казалось, разъедал ей горло, словно она глотала кислоту. – Пожалуйста, избавь нас обоих от ненужной неловкости…
- Я не собираюсь ни от чего нас избавлять, - резко сказал он. – Сейчас или никогда, Алина. После того, как я завтра уеду, я больше не вернусь.
- В Англию?
- К тебе. – Маккенна нашел камень около нее и сел на него с краю, наклонившись и оперевшись локтями о колени. Его темная голова на мгновение наклонилась, и яркий луч солнца скользнул по его черным волосам. Он посмотрел на нее так, словно видел ее насквозь. – Это было проклятием всей моей жизни - то, что меня послали в это поместье. С того момента, как я впервые тебя увидел, я почувствовал связь между нами – связь, которая никогда не должна была существовать и не могла продлиться. Я пытался восхищаться тобой издалека… так же, как я смотрел на звезды и знал, что никогда не смогу к ним прикоснуться. Но мы были слишком молоды, и я был с тобой слишком часто, чтобы сохранить дистанцию. Ты была моим другом, моим товарищем… а позже я полюбил тебя так глубоко, как только может мужчина полюбить женщину. Для меня это так и не изменилось, хоть я и пытался лгать себе все эти годы. – Он остановился и глубоко вздохнул. – Неважно, как мне хочется утверждать обратное, я всегда буду любить тебя. И неважно, как я хотел бы быть не тем, кто я есть, я – мещанин и бастард, а ты – дочь графа.
- Маккенна, - начала она несчастным голосом, - пожалуйста, не надо…
- Главной причиной моего возвращения в Стоуни Кросс было найти тебя. Это было довольно-таки очевидно, думаю, поскольку у нас практически не было оснований пользоваться гостеприимством твоего брата. Собственно говоря, мне вообще не было нужды приезжать в Англию, потому что Шоу отлично мог справиться со всем сам, пока я оставался бы в Нью-Йорке. Но мне нужно было доказать, что то, что я чувствовал, было нереальным. Я убедил себя, что никогда не любил тебя… просто ты олицетворяла все, чего я никогда не смогу иметь. Я подумал, что связь с тобой развеет иллюзии, и ты окажешься такой же, как любая другая женщина. – Он на мгновение замолчал, воздух разорвал резкий крик пеночки. – Затем я планировал вернуться в Нью-Йорк и жениться. Мужчина моего положения, даже не знатного рода, там может удачно жениться. Найти невесту довольно легко. Но теперь, найдя тебя снова, я, наконец, понял, что ты никогда не была иллюзией. Любовь к тебе была самым реальным в моей жизни.
- Не надо, - прошептала Алина, глаза ее защипало.
- Я прошу тебя, со всей своей покорностью, стать моей женой и поехать со мной в Америку. Когда-нибудь Уэстклиф женится, и ты больше не будешь нужна ему в качестве хозяйки. Тебе не будет места в Стоуни Кросс Парке. Но как моя жена, ты будешь королевой нью-йоркского общества. Я богатый человек, Алина, а в будущем могу утроить свое состояние. Если ты поедешь со мной, я сделаю все, что в моих силах, чтобы сделать тебя счастливой. – Голос его был таким тихим, таким осторожным, голос мужчины, который поставил на кон всю свою жизнь. – Конечно, с твоей стороны будет жертвой оставить твоих семью и друзей, и место, где ты жила с самого рождения. Но ты могла бы навещать их – дорога занимает всего двенадцать дней. Ты могла бы начать абсолютно новую жизнь со мной. – Назови свою цену, Алина – тебе стоит только попросить.
