И воспоминания о том, кем и чем они были когда-то, о прошлых поцелуях, о мучительной тоске, поглотило пламя желания. Существовало лишь настоящее, ее стон, пойманный горячими губами Маккенны, поцелуй, начавшийся почти как оскорбление, стремительно превращался в алчное, исступленное преклонение. Его язык ворвался вглубь ее рта, сильный и настойчивый, и она вскрикнула от удовольствия, губы его заглушили звук. Маккенна научил ее целоваться, и он все еще помнил все приемы, возбуждавшие ее. Он помедлил, чтобы поиграть с ней губами, зубами, языком, затем снова начал впиваться в ее рот восхитительно агрессивными поцелуями. Рука его скользнула от ее затылка вниз по спине, подтянув ее поближе. Выгнувшись в ответ, Алина всхлипнула, когда его рука добралась до ее ягодиц и прижала к его чреслам. Даже сквозь толщину своих юбок она могла ощущать выступ его возбуждения.
Наслаждение достигло почти ужасающей силы. Слишком много, слишком сильно, слишком быстро…
Неожиданно Маккенна выругался и резко оторвался от нее.
Уставившись на него, Алина прислонилась спиной к стене, ноги ее грозили подогнуться. Оба они дышали тяжелыми, резкими рывками, а неудовлетворенное желание наполняло воздух словно пар.
Наконец Маккенне удалось заговорить. – Возвращайся в дом, - сказал он охрипшим голосом, - пока я могу позволить тебе уйти. И подумай о том, что я тебе сказал.
Алине понадобилось несколько минут, чтобы взять себя в руки и вернуться на бал. Она надеялась, что ей удалось спрятать душевное волнение за маской обманчивого спокойствия – похоже, никто не заметил, что что-то неладно, когда она приветствовала гостей и с напускным весельем болтала о пустяках и смеялась. Только Маркус, окинувший ее задумчивым взглядом прищуренных глаз с другого конца бального зала, заставил ее осознать, что на щеках ее выступили красные полосы жара. И, конечно, Адам, который появился у ее левого локтя и заглянул ей в лицо со сдержанным беспокойством.
- Я хорошо выгляжу? – прошептала она ему.
- Кроме того, что ты как всегда восхитительно прекрасна, - сказал Адам, - ты немного раскраснелась. Что случилось между вами двумя? Вы поссорились?
Гораздо больше, чем поссорились, подумала она сокрушенно. Этот поцелуй… терзающее удовольствие, какого она не испытывала никогда раньше. Годы томления и фантазий переросли в неприкрытую жажду. Казалось невозможным скрывать под холодностью кипящее внутри желание, стоять, когда колени изъявляют тревожное намерение подогнуться, невозможно притворяться, что все так, как должно быть… когда на самом деле не так.
Этот поцелуй, полный взаимного желания узнать, какие перемены произошли за десять лет жизни врозь. Маккенна представлял угрозу для Алины во всех отношениях, и все же почему-то она точно знала, что готова сделать любой неправильный выбор, пойти на любой неоправданный риск, на все в тщетной попытке унять свою потребность в нем.
- Адам, - проговорила она, не смотря на него, - ты когда-нибудь хотел чего-нибудь так сильно, что готов был сделать что угодно, чтобы это получить – даже сознавая, что это для тебя плохо?
Они медленно прогуливались вдоль дальней стены бального зала. - Конечно, - ответил Адам. – Все без исключения по-настоящему приятные в жизни вещи вредны – и чем вреднее - тем приятнее.
- Не слишком-то ты мне помогаешь, - строго сказала Алина, пытаясь сдержать внезапную улыбку.
- Ты бы хотела, чтобы кто-то дал тебе разрешение сделать то, что ты заведомо решила сделать? Это поможет успокоить твою нечистую совесть?
- По правде сказать, да. Но никто не может сделать это для меня.
- Я могу.
Она неожиданно рассмеялась. – Адам…
- Настоящим позволяю тебе поступать, как тебе угодно. Ну что, чувствуешь себя лучше?
- Нет, просто напугана. И как мой друг, ты должен делать все возможное, чтобы удержать меня от ошибки, которая принесет мне только боль.
- Боль ты уже испытывала, - подчеркнул он. – Теперь ты можешь получить удовольствие от совершения ошибки.
- Боже мой, - прошептала Алина, крепко сжав его руку, - ты так ужасно на меня влияешь, Адам.
- Пытаюсь, - пробормотал он, улыбаясь ей сверху вниз.
Гидеон брел к террасированным садам позади особняка по выложенной каменными плитами тропинке, огибавшей ряд искусно обрезанных тисовых деревьев. Он надеялся, что свежий воздух удержит его от искушения. Ночь еще только начиналась, и ему нужно было слегка повременить, прежде чем напиваться. Позже, когда гости разойдутся на ночь, он сможет дать волю жажде и как следует набраться. К несчастью, ему все еще нужно было продержаться в здравом уме пару часов.
Несколько стратегически разбросанных садовых фонарей давали достаточно света для вечерней прогулки. Бесцельно блуждая, Гидеон добрел до небольшой мощеной площадки с изумительным фонтаном, построенным в середине. К своему удивлению, он увидел девушку, которая плавно двигалась по площадке. Казалось, она наслаждается далекой музыкой, доносящейся из окон бального зала. Тихо напевая, она скользила в смутном подобии вальса, изредка останавливаясь, чтобы отхлебнуть вина из бокала. Мельком увидев ее профиль, Гидеон осознал, что это была не девушка, а молодая женщина с прелестными, хоть и ничем не примечательными, чертами.
Должно быть, она – служанка, подумал он, заметив, что платье ее старое, а волосы свободной косой спадают ей на спину. Может, горничная, позволившая себе стащить бокал вина.
Женщина кружилась туда-сюда, словно обманутая Золушка, чье бальное платье испарилось, прежде чем она вообще попала на бал. Она вызвала у Гидеона улыбку. На время забыв о своем желании выпить, Гидеон подошел поближе, журчание воды в фонтане заглушало звук его шагов.
В середине медленного па, женщина увидела его и замерла.
Гидеон стоял перед ней в своей обычной элегантной позе, наклонив голову и устремив на нее дразнящий взгляд.
Быстро придя в себя, женщина стала так же пристально разглядывать его. Печальная улыбка искривила ее губы, и глаза сверкнули в мягком свете фонарей. Несмотря на недостаток классической красоты, в ней было что-то неотразимое… какая-то вибрирующая, чисто женская веселость, которой он не встречал раньше.
- Ну что ж, - сказала она, - это довольно-таки унизительно, и если в вас есть хоть капля милосердия, вы забудете о том, что только что увидели.
- У меня память как у слона, - сообщил он ей с притворным сожалением.
- Как нехорошо с вашей стороны, - ответила она и расхохоталась.
Гидеон был абсолютно очарован. Сотня вопросов роилась в его голове. Он хотел знать, кто она такая, почему она здесь, любит ли она чай с сахаром, лазала ли по деревьям, когда была маленькой, и на что был похож ее первый поцелуй…
Этот поток любопытства его озадачил. Обычно он старался не слишком интересоваться другими людьми, чтобы не задавать о них вопросы. Не вполне доверяя себе, чтобы заговорить, Гидеон осторожно подошел к ней. Она едва заметно напряглась, как будто не привыкла, чтобы к ней приближались. Подойдя поближе, он увидел, что черты у нее правильные, правда нос слегка длинноват, а рот мягкий и прелестной формы. Глаза у нее были какого-то светлого цвета…возможно, зеленого… сияющие, неожиданно глубокие глаза.
- Вальсировать гораздо легче с партнером, - заявил он. – Хотите попробовать ?
Женщина посмотрела на него так, словно вдруг оказалась в неизвестных землях с дружелюбным чужестранцем. Музыка из бального зала неслась по воздуху стремительным потоком. После долгой паузы она, сконфуженно улыбаясь, покачала головой, подыскивая предлог ему отказать. – Мое вино еще не кончилось.
Гидеон медленно потянулся к почти пустому бокалу в ее руке. Она отдала его, не сказав ни слова, взгляд ее не отпускал его. Поднеся бокал к губам, Гидеон выпил содержимое одним глотком, затем поставил хрупкий хрусталь на край фонтана.
Она напряженно рассмеялась и погрозила ему пальцем с притворным упреком.
Разглядывая ее, Гидеон почувствовал, как в груди ему стало жарко, такое он чувствовал лишь однажды, когда у него был круп, и няня заставила его дышать полезным паром над кипящим котлом с лекарственными травами. Он помнил облегчение от возможности снова дышать после часов, когда он почти задыхался, жадные движения легких, когда они втягивали горячий, драгоценный воздух. Странно, это ощущение было очень похоже на то… чувство освобождения, хотя от чего, он не был уверен.