– Полоняне, – поправил меня второй отец.

– Все равно наши, – отмахнулся я.

В это время возившаяся рядом Гюльчатай подняла голову и посмотрела на забулькавший котелок – подоспел чай.

– Мне еще с собой. Налей в бурдюк, – велел я ей на ногайском.

– Хорошо, Хозяин, – откликнулась она.

С девушкой я разговаривал только на этом языке, практика великая вещь. Конечно, за такое короткое время в совершенстве я им не овладел, но говорил почти чисто, с легким акцентом.

Отпив из фарфоровой пиалы, я откусил кусок медовой соты и, еще раз отхлебнув кипяток, посмотрел на солнце.

– Полдень. Хочу пройти через хребет и выйти им в тыл. Они лагерем у ближней рощи стоят, подползу, послушаю, о чем говорят. Нужно определиться с нашими дальнейшими планами, как бы не пришлось их менять.

– А через проход?

– Не получится, у них рядом пост, – отрицательно покачал я головой, продолжая задумчиво глядеть на склон хребта.

– До ночи успеешь пройти горы?

– Да, – кивнул я.

– Тогда нужно поторопиться. Я проверю завалы в проходе, как там, – произнес Кузьма Михайлович.

Со стороны прохода опасности мы не ждали, так как создали такие завалы, что пройти там нереально. С виду они были как настоящие. Однако тайную тропку я оставил, так, на всякий случай. Кроме нас с Кузьмой Михайловичем о ней никто не знал.

Прихватив с собой самодельный сидор и бурдюк, заменявший мне флягу, я проверил вооружение. Лук с натянутой тетивой за спиной, стрелы в колчане. В сидоре оба пистолета с запасными зарядами. На поясе кинжал, в нагрудных самодельных чехлах десять метательных ножей. Вместо двух сабель из плохого железа, тех, что были при мне в первые дни, на поясе висели: одна – настоящий дамаск, другая из неизвестного мне сплава. Лезвие было не темным, черным как уголь. Когда Михайло Кузьмич увидел его, то восхищенно защелкал языком, хотя, что это за сплав, он тоже не знал, только слышал о таких. Себе не взял, когда я предложил, выбрал двуручный меч «секатор», он был не сабельником.

Черная сабля была короче первой, так что я использовал ее под левую руку. Первую я снял с воина, своим внешним видом показывающего если не первое место в служебной иерархии, то второе точно. Сабля явно была добыта им в бою, не по чину она ему была. А вот вторая, черная, была снята не с убитого мной воина или хана. Нет, я обнаружил ее в тюках с дарами, что везли в глубь Крымских гор. Кстати, замучился камушки из рукоятки и ножен выковыривать, мне приметность ни к чему. В караване было кроме двухсот воинов около трехсот полонян. В основном молодые парни и девушки. Тоже явный дар. Помочь я им ничем не мог, но вот незаметно пробраться мимо постов с собачками и поворошить тюки сумел. Думаю, пропажу сабли, первоклассного шлема и одного из мешочков с золотыми монетами они обнаружили только по прибытии в пункт назначения.

Не освобождал полонян я по одной причине – их слишком много, и мы находились практически в центре Крымских гор. Некуда их было прятать. К себе вести? Даже не смешно, они такую тропу протопчут, что даже слепые нас найдут. Я сам, возвращаясь, ходил только по камням, чтобы не оставлять следов.

Нет, конечно, я не такой бесчувственный, как казалось. Освобождал, было и такое, но потом всегда жалел об этом. Воины мне попадались дважды, вот с ними было приятно иметь дело. Поделился оружием убитых охранников и конями. Они без особых слов, кроме благодарностей, вскакивали на лошадей и уходили в степь, надеясь прорваться к себе. Когда я одного такого через пару дней увидел ковыляющим на длинной веревке за ногайцем, понял, что путь через степь полностью перекрыт. Не мне тягаться со степняками на их поле – значит, этот путь нам точно закрыт.

Так что освобождать пленников, несмотря на те издевательства, что над ними учиняли, смысла не было. Все равно поймают. А вот когда будем сами уходить, то полусотню можно прихватить. Был у меня план, как к своим прорваться, был. Даже одобренный Кузьмой Михайловичем.

Мы решили, что весна – самое то для прорыва к своим. По примерным прикидкам, мы окажемся на Руси летом. Так что пару недель и все. Уходим.

Звериная тропинка вилась между огромных валунов. Осторожно шагая по ней, я поглядел на встающее солнце. Утро, хребет мне дался не так чтобы тяжело, но пришлось поднапрячься, пока преодолел его. Солнце встретило меня на этой тропинке, ладно хоть на вершине поспать удалось, спрятавшись в ложбине от ветра.

За хребтом виднелась караванная тропа, вот параллельно ей я и крался к ногайскому лагерю. Меня изрядно насторожило, что они остановились именно тут. Обычное место оборудованных караванных и воинских стоянок выше на шесть километров и ниже на семь. Выход из нашей долины был как раз посередине. Так что этот лагерь напрягал не только меня, но и Кузьму Михайловича. Неправильно это, не так должно быть.

Кстати, на свободную охоту он отправлял меня не особо беспокоясь, уже знал уровень моей подготовки и умений, была у него возможность в нем убедиться.

Осторожно выглянув из-за валуна, тут как раз кустики росли, я быстро осмотрел путь впереди.

Вроде бы все в порядке, но чуйка просто кричала: что-то там не так.

Тропка, вившаяся мимо глыб, убегала и исчезала в небольшой рощице. Склон тут был отвесный, после давнего оползня усеянный множеством острых камней, для местных непроходимый. Это я мог по нему подняться, все-таки имел неслабую горную подготовку. Нет, местность тут открытая, долго не попрячешься, а вот на краю рощи запросто.

«Ждут меня? Сомневаюсь. Я не работал вблизи нашей долины, мы там даже не охотились. Тогда что? Сдали, или видели меня при возвращении? А что, вполне может быть. Я, конечно, всегда возвращался ночью, но вполне мог попасться кому-нибудь на глаза. Взять то селение в семи километрах. Какой-нибудь пастух мог увидеть? Мог. Блин!»

Вернувшись на тропу, я быстро побежал назад. Тут мне путь был перекрыт. Нужно вернуться на пару километров назад и пересечь караванную тропу, чтобы выйти на лагерь ногайцев с противоположного от нашей долины хребта.

«Скорее всего, меня заметили при возвращении, но как я ушел проходом, не видели. Просто исчез и все. Но если пришедшие ногайцы будут искать, то найдут быстро. Главное знать, что и где искать», – размышлял я на бегу.

За два часа я смог, сделав крюк, обойти и зайти ногайцам с тыла. Лагерь был пуст.

Куда они делись, стало понятно, как только бросил взгляд на одинокую рощицу, закрывающую собой вход в долину. Там был прорублен проход. Сам проход был закрыт от глаз не только рощей, но и упавшим валуном, нужно было зайти за него и пройти по вившемуся, как змея, темному ущелью в долину. На входе и на выходе были завалы.

Если кто думает, что я сразу же рванул в долину, то он ошибается. Есть тут посты, не может их не быть. Значит, пока они есть, путь обратно в долину мне заказан.

Первых ногайцев я обнаружил у лошадей, их никто не трогал. Четыре десятка коней паслись на холме, лакомясь свежей изумрудной травой. Значит, в нашу укрытую долину они ушли пешими. Это было странно, я тут всего ничего, а уже знаю: без лошадей местные не воюют. Даже нужду справляют с седла, сам видел. Хотя если учесть, что там можно пройти только пешком… Думаю, у них не было времени разбирать завалы, что означало – они нашли мою тропку.

Беда-а. Надеюсь, Кузьма Михайлович с Гюльчатай укрылись в оборудованном схроне, у нас это было обговорено.

Трава только недавно проклюнулась сквозь старую и пожухлую, поэтому была невысокой, сантиметров десять, а не с метр. Это для лошадей ее хватало, мне же, чтобы подобраться к трем сидящим у бездымного костерка ногайцам, было мало. Ближайшее укрытие в сорока метрах за обломками скал.

Скинув сидор, я снял лук и достал три стрелы без наконечников. На концах только глиняные блямбы. «Травматические стрелы» – как я их называл.

Попасть с такого расстояния даже мне не трудно, но вот мастером по быстрой стрельбе я не был. Поэтому нужно было поразить всех троих как можно быстрее, чтобы они не подняли крик.