Хотя Рашкес читал лекцию на смеси польского и немецкого, в клубе собралось много поляков, интересующихся последними достижениями в психологии. Гина Шапиро пришла за два часа до начала и заняла место в первом ряду. Она еще до лекции читала журнальную статью Рашкеса на ту же тему. Хотя Копелю Рашкесу было тогда всего двадцать семь лет, выглядел он на сорок. Он был маленький, с высоким лбом, темными глазами и длинными пучками волос, которые, казалось, торчали у него прямо из макушки. Кожа у него была желтоватой и в прыщах. Он рассказывал о последних научных экспериментах, говорил о ныне здравствующих вундеркиндах и о вундеркиндах прошлых лет. В какой-то момент он написал на доске математическую формулу, открывшуюся ему во сне. Потом он поделился со слушателями историей, имевшей место в его собственной семье. Ее рассказал ему дед, реб Борух Амшинавер. Это была история мальчика, который в возрасте пяти лет произнес проповедь в синагоге в Великую Субботу; в семь лет у него выросла длинная борода, а в десять он был уже седой, как патриарх. К двенадцати годам он впал в маразм, а еще через несколько лет умер от старости. Он наизусть цитировал страницы Талмуда, которых никогда не читал. Когда его отец, александровский хасид, впервые привез его в Александров, чтобы представить своему раби, мальчик знал все улицы городка. Он даже указал то место, где раньше был колодец, который к тому времени давно засыпали, а площадку замостили. Лекция Копеля Рашкеса длилась больше двух часов. И хотя он заикался, путался в записях, кашлял, пил воду и делал долгие паузы, его слушали внимательно. Когда он закончил, раздались бурные аплодисменты. Гина протиснулась к сцене и поцеловала Копеля Рашкеса в макушку, в глаза и в щеки. Потом она упала перед ним на колени с криком: «Учитель, Мастер, Бог!» После чего попыталась облобызать его ноги.
Несколько месяцев спустя Копель Рашкес и Гина Шапиро поженились. Это была скромная церемония, на которой не присутствовало ни одного родственника ни с той, ни с другой стороны. До свадьбы Копель подробно расспрашивал Гину о ее прошлом. Любила ли она кого-нибудь прежде, и были ли у нее мужчины до него. Гина уверяла Копеля, что он — ее первая любовь и что она девственница. Но Копель Рашкес потребовал, чтобы она прошла освидетельствование гинеколога, одного из его почитателей. Только после того, как врач представил письменное заключение о Гининой девственности, Рашкес согласился на женитьбу.
Сразу после свадьбы Копель Рашкес начал изводить Гину приступами ревности. Кто-то сказал ему, что, если девушку выбрали королевой красоты, значит, она переспала с кем-то из жюри. Гина клялась всем святым, что ни один из судей до нее даже не дотронулся, но Копелю этих ее заверений было мало. Он потребовал, чтобы она предоставила ему полный список судей, после чего провел тщательное расследование: кто примерный семьянин; у кого есть любовница; как относятся к ним сослуживцы. Гина сказала, что человек, обладающий таким даром ясновидения, как Рашкес, должен и без того знать правду. Но Копель твердил свое:
— Лучше сознайся.
— Дорогой, в чем мне сознаваться? Бог свидетель, я даже не помню, как они выглядят.
— Все равно, во всем этом есть что-то некошерное.
В университете против Копеля Рашкеса начались интриги. Он публиковал статьи в журналах по оккультизму и окружил себя людьми, бросавшими тень на его репутацию серьезного ученого; Ректор объявил Копелю ультиматум: либо расставайтесь со своими спиритами, либо уходите из университета. В конце концов Копелю Рашкесу пришлось уйти. Теперь он существовал исключительно на доход от сдачи квартир и на крохотные гонорары за статьи в журналах по оккультизму. По его настоянию Гина бросила учебу. Рашкес не хотел, чтобы она сидела рядом с похотливыми студентами-мужчинами, да и молодым преподавателям он тоже не доверял. Рашкес страдал от болей в желудке, и Гина готовила ему специальные диетические супы и каши. По вечерам Гина встречала гостей, приходивших к ним в дом на спиритические сеансы. Рашкес не обладал способностями Клуского, но членам его кружка удалось разыскать молодую женщину, своими медиумическими способностями превосходившую и г-жу Гардинж Британ с Корой Таппин-Ричмонд, и даже г-жу Пайпер с Евсапией Палладино. Ее звали Галина Валевская, а в контакт с небесными силами она входила, вызывая дух польского помещика XV века Здислава Бржеского. Бржеский говорил на старопольском низким мужским голосом, Галина Валевская сидела между двух мужчин, контролировавших ее руки и ноги. И тем не менее лежащая на столе труба гудела, фортепиано бренчало, а в воздухе показывались язычки пламени, и время от времени дул холодный ветер. Невидимая рука писала на планшетке. В палатке, устроенной из занавесок, материализовалась женщина, которая во время восстания Костюшко, переодевшись в мужское платье и взяв себе имя Стах Млот, сражалась плечом к плечу с солдатами и погибла в бою от царской пули. Теперь она парила в воздухе и целовала Рашкеса в макушку.
Рашкес начал писать книгу, в которой посредством логики и математики пытался доказать существование Бога, бессмертной души, телепатии, предчувствий и прочих таинственных явлений. Его аргументы в защиту телепатии были примерно таковы: если признать наличие в мире некоего центрального разума или мозга, то для того, чтобы управлять происходящим, эта сила должна быть способна посылать сигналы во все уголки Вселенной. Если бы передача информации осуществлялась исключительно посредством электромагнитных волн, далекие звезды получали бы ее с опозданием на тысячи или даже миллионы лет. Следовательно, должна существовать сила, способная передавать информационные сигналы куда угодно, независимо от расстояния. И без телепатии тут не обойтись.
Издатель в Кракове выдал Рашкесу аванс. Отрывки из книги были опубликованы в журнале «Свет». Кружок Клуского не сомневался, что научный труд Копеля Рашкеса раз и навсегда развеет сомнения честных скептиков.
Но вместо того чтобы работать над книгой, Рашкес сутки напролет терзал Гину. И вот однажды ночью, после мучительных допросов и требований рассказать наконец правду о своем прошлом, Гина призналась, что как-то раз, приехав в какой-то провинциальный городок в Польше и зайдя там в аптеку купить таблетки от головной боли, она испытала что-то вроде желания к аптекарю или его помощнику.
Рашкесу только этого и надо было. Он потребовал, чтобы Гина как можно подробнее описала его внешность. Какой он был: молодой, старый, блондин, брюнет, еврей, нееврей? Какого цвета у него были глаза — голубые или карие? Гина не помнила ничего, кроме того, что у него были рыжеватые усы и золотой зуб. Но Рашкес не отставал: чувство, которое она испытала, было любовью или вожделением? Согрешила бы она с ним, если бы он предложил? Вышла ли бы она за него замуж, если бы он был холост? Той ночью супруги не сомкнули глаз. Гина встала с головной болью, Рашкес весь день дремал на диване. Следующей ночью они снова не спали. Рашкес без конца расспрашивал Гину об аптекаре. Гина чувствовала, что еще немного — и у нее будет нервный срыв.
Она уже начала сомневаться, существовал ли этот аптекарь на самом деле, или все это только игра ее больного воображения? Когда ей удалось ненадолго задремать, аптекарь явился к ней во сне. Он что-то кричал и брызгал на нее какой-то едкой жидкостью.
Однажды ночью Рашкес решил, что им с Гиной непременно нужно отправиться в тот город и попытаться разыскать аптекаря. Гина разрыдалась:
— Сумасшедший, ты доведешь нас до беды!
Но Рашкес был непреклонен.
— Я должен знать правду! — заявил он.
Сначала они ехали на поезде, потом — на автобусе. Гина узнала аптеку, но ее нынешний хозяин оказался пожилым человеком. Супруги попытались выяснить, владел ли когда-то этой аптекой мужчина с рыжеватыми усиками и золотым зубом. Старик аптекарь поднял белые брови и смерил их подозрительным взглядом:
— Зачем вам знать?
В конце долгого разговора старик вспомнил, что несколько лет назад у него работал фармацевт, чья внешность более или менее соответствовала описанию. Его звали Моррис Лопата. Больше старик ничего о нем не знал.
