За инструкциями шел перечень деревень, подлежащих уничтожению. Он имел такой вид:
18 деревень в приходе Фрюжер,
5 в приходе Фрессине-де-Лозер,
4 в приходе Гризак,
15 в приходе Кастаньоль,
11 в приходе Виала,
6 в приходе Сен-Жюльен,
8 в приходе Сен-Морис-де-Ванталон,
14 в приходе Фрезаль-де-Ванталон,
7 в приходе Сент-Илер-де-Ларе,
6 в приходе Сент-Андиоль-де-Клерг,
28 в приходе Сен-Прива-де-Валлонг,
10 в приходе Сент-Андре-де-Лансиз,
19 в приходе Сен-Жермен-де-Кальберт,
26 в приходе Сент-Этьен-де-Вальфрансеск,
9 в приходе Прюне и Монвайан,
16 в приходе Флорак.
За первым списком должен был следовать и в самом деле следовал второй; в нем упоминались приходы Фрюжер, Помпиду, Сен-Мартен, Лансюкль, Сен-Лоран, Трев, Веброн, Рун, Барр, Монлюзон, Буске, Ла Барт, Бальм, Сен-Жюльен-д'Аспаон, Кассаньяс, Сен-Круа-де-Вальфрансеск, Кабриак, Муассак, Сен-Роман, Сен-Мартен-де-Робо, Ла Мелуз, Колле-де-Дез, Сен-Мишель-де-Дез, а также деревни Сальеж, Рампон, Рюас, Шавриер, Тургёль, Жинесту, Фрессине, Фурк, Мальбос, Жузанель, Кампи, Кампредон, Лонз-Обре, Круа-де-Фер, Кап-де-Кост, Маркерес, Казераль и Пужаль.
Все вместе это составляло четыреста шестьдесят шесть селений, хуторов и деревень в которых жило девятнадцать тысяч пятьсот человек.
Покончив со всеми этими приготовлениями, маршал де Монревель 26 сентября 1703 года выступил из Экса, чтобы лично наблюдать за экзекуцией. При нем находились г-н де Вержто и г-н де Марсильи, пехотные бригадиры, два батальона из Руайяль-Контуа, два батальона пеших суассонцев, полк лангедокских драгун и двести драгун фимарсонского полка. Одновременно г-н де Жюльен также выступил в направлении Монверского моста со своими двумя батальонами из Эно; его сопровождали маркиз де Канийак — кавалерийский бригадир, который прибыл с двумя эскадронами своего полка, стоявшего в Руэрге, и граф де Пер, который привел сорок пять рот жеводанского ополчения, сопровождаемых множеством мулов, груженных ломами, топорами и прочими железными орудиями для сноса домов.
Но приближение всех этих войск, коим предшествовали беспощадные указы, приведенные выше, произвело действие прямо противоположное ожидаемому. Жители обреченных деревень решили, что им указали места сбора только для того, чтобы расправиться разом со всеми. И вот все, кто в состоянии был носить оружие, ринулись в горы и присоединились к рубашечникам, так что армии Кавалье и Ролана получили пополнение числом более полутора тысяч человек.
Итак, едва г-н де Жюльен взялся за дело, как ему доставили сообщение г-на де Монревеля, получившего от Флешье письмо с извещением о том, что, покуда королевские войска совершали набег на горы, рубашечники рассеялись по равнине, заполонили Камарг и отваживаются на вылазки аж до самых окрестностей Сен-Жиля. В то же время поступило сообщение, что в районе Сета замечены два корабля, причем маршала предупреждали, что, по всей вероятности, корабли эти везут готовые к высадке войска, которые отрядили в помощь рубашечникам голландцы и англичане.
Г-н де Монревель возложил командование экспедицией на г.г. де Жюльена и де Камийака, а сам поспешил в Сет вместе с более чем восемью сотнями людей и десятью пушками. Корабли еще были видны; в самом деле, как и доложили маршалу, то были два корабля из соединенной англо-голландской эскадры, посланные адмиралом Шовелом; они везли рубашечникам деньги, оружие и припасы. Корабли продолжали курсировать вдоль берега, подавая различные сигналы, но поскольку мятежники, которых г-н де Монревель оттеснил от берега, не подали в ответ условных сигналов, оба корабля ушли в открытое море и присоединились к эскадре. Однако маршал опасался, что удалились они лишь для виду, и потому приказал разрушить все рыбачьи хижины от Эг-Морта до Сен-Жиля, которые могли бы послужить убежищем рубашечникам. Одновременно он велел схватить всех жителей прихода Гийан и запереть в замке Соммерес, а их деревни стереть с лица земли. Наконец, он приказал всем, живущим в маленьких деревушках, на хуторах и фермах, собраться вместе, имея с собой наличный запас продовольствия, в городах и больших селениях, а работникам, уходившим на весь день в поле, был объявлен запрет брать с собой пищи больше, чем необходимо для поддержания сил.
Меры эти оказались действенны, но были ужасны; они отрезали рубашечникам все пути к отступлению и обрекали провинцию на разорение. Г-н де Бавиль несмотря на свою всем известную суровость отважился высказать возражения; маршал Монревель принял их весьма неблагосклонно, велел г-ну интенданту заниматься гражданскими делами, в то время как сам он будет заниматься военными, которые находятся в его ведении, и в подтверждение этих слов отправился к г-ну де Жюльену, который с неутомимым рвением разрушал деревни.
И хотя г-н де Жюльен взялся за дело со всем энтузиазмом и пылом новообращенного, трудности материального характера препятствовали ему исполнить поручение. Большинство домов, которые надо было уничтожить, имели сводчатые перекрытия, и сносить их было поэтому весьма сложно. Расстояние от одного жилья до другого, местоположение домов в почти недоступных местах, на вершинах самых высоких гор, или в самых глубоких ущельях, или в лесных зарослях, прикрывавших их наподобие полога, — все доставляло трудности, и подчас солдаты и рабочие теряли целые дни только на поиски того, что им следовало разрушить.
Обширность некоторых приходов также весьма замедляла исполнение задачи; например, приход Сен-Жермен-де-Кальберт имел в окружности девять лье и включал в себя сто одиннадцать хуторов, где жили двести семьдесят пять семейств, из которых только девять исповедовали католицизм; приход Сент-Этьен-де-Вальфрансеск был еще обширнее и населен на треть гуще; таким образом, трудности возрастали на удивление быстро. В самом деле, в первые дни солдаты и рабочие обнаруживали в деревнях и в окрестностях кое-что съестное, но вскоре этот источник истощался, а поскольку они не могли рассчитывать, что крестьяне пополнят им запасы продовольствия, то через малый срок, когда кончалась провизия, которую они привозили с собой, им оставались только вода и сухари, из которых они даже не могли сделать тюрю за неимением котелков; и после целого дня работы они насилу находили охапку соломы, на которой можно было бы растянуться. Эти лишения, тяжкая и изнурительная жизнь повлекли за собой заразную лихорадку, которая вывела из строя многих рабочих и солдат. Сперва некоторых из них отослали назад, но вскоре эти несчастные, оказавшиеся почти в столь же плачевном положении, как те, кого они преследовали, толпами принялись дезертировать, не дожидаясь, пока им будет дано на то разрешение.
Г-н де Жюльен понял, что ему придется отказаться от цели, если король не разрешит слегка отступить от первоначального плана; поэтому он написал в Версаль и поведал Его Величеству, сколь долго может продлиться дело, если вместо железных орудий и человеческих рук не пойдет в ход огонь — единственное верное орудие небесного мщения. В поддержку своей просьбы он приводил пример Содома и Гоморры, городов, проклятых Господом. Людовик XIV, растроганный столь справедливым сравнением, с ответным гонцом прислал ему испрашиваемое разрешение.
«И эта экспедиция, — пишет отец Луврелейль, — сразу же превратилась в бурю, беспощадно разоряющую тучную ниву: дома, риги, хижины, отдаленные фермы, амбары, шалаши — словом, все строения погибли под натиском огня, как погибают под лемехом плуга полевые цветы, сорняки и корни диких трав».
Разрушения сопровождались чудовищными жестокостями. Двадцать пять обитателей деревни укрылись в замке, только они и уцелели из всего населения, и эта жалкая кучка людей состояла из одних женщин, детей и стариков. Пальмероль, командир «головорезов», узнал об этом, примчался, наугад схватил восемь человек и велел их расстрелять, «чтобы научить их, — как писал он в своем донесении, — что значит выбирать себе убежище самим, а не то, которое указано в списке».
