Дональд Грин сразу подошел к телефону.

– Говорит Рюмон, из информационного агентства Това Цусин. Простите еще раз, что вчера я позвонил вам так поздно. Вы уже поговорили обо мне с Леонорой?

– Как я вам уже говорил, – твердо произнес тот, – моя мать сейчас плохо себя чувствует. Она сказала мне, что будет лучше, если перед встречей с ней мы с вами обсудим ваше дело вдвоем.

– Но она помнит что-нибудь о Гильермо?

Дональд на секунду помедлил с ответом.

– Да… Немного она, кажется, помнит. Но никаких подробностей я не знаю.

Рюмон вздохнул:

– Понимаю. Тогда как же мы поступим? Вы разрешите приехать мне к вам в магазин? Если я не ошибаюсь, это – дом восемьдесят восьмой по улице Чаринг-Кросс?

– Совершенно верно. Где вы сейчас?

– В отеле «Браунз». Я прилетел из Мадрида сегодня после обеда.

Дональд рассмеялся:

– Вы, я вижу, уже в полной готовности. Хорошо, буду ждать вас в пять.

Улица Чаринг-Кросс.

Подобно кварталу Канда-Дзимбо, эта улица – тоже широко известный центр торговли старыми книгами. Лет пять назад, когда Рюмон, сопровождая одного своего сотрудника, приехал в Лондон, он прошел ее из конца в конец и успел составить о ней общее представление.

По слухам, в последнее время цены на землю в этом районе поднялись, и многие букинисты перенесли свои лавки в пригороды Лондона. Наверное, поэтому сейчас ему показалось, что число магазинов заметно поубавилось.

На здании театра «Палас», стоящего на углу Кембридж-Сёркус, где пересекаются улицы Чаринг-Кросс и Шефтсбери, висела афиша мюзикла «Отверженные», который уже давно шел с огромным успехом.

– Говорят, постановка такая успешная, что владельцы других театров приходят посмотреть мюзикл и горько вздыхают, – проговорила Тикако, глядя, на афишу.

– И наверняка шепчут: «Эх, я неудачник».

Не дожидаясь, пока она отреагирует на его глупую шутку, Рюмон пошел вперед по Чаринг-Кросс, направляясь на север.

Вскоре на стене старого здания справа показалась вывеска: «Дональд Грин энд Компани».

Дверь, оконные рамы, надписи на окнах – все было ярко-зеленого цвета. И только название магазина было не совсем «зеленое» – не «Green», a «Greene».

Рюмон встал перед дверью, волнуясь.

Нажав на ручку, он вошел внутрь. Тикако последовала за ним. Ноздри защекотал особый запах букинистического магазина – пыли и плесени, старой кожи и масла. Покупатели, находившиеся внутри, совершенно поглощены книгами.

– Словно в монастырской библиотеке… – прошептала Тикако.

Чтобы дать волнению улечься, Рюмон бегло оглядел магазин. Он был вовсе не большим.

В стеклянном шкафу на подставке стояли раскрытые рукописи с житиями святых.

Под ними – первое издание «Кентерберийских рассказов» Чосера[Издание 1470 г.] и старая карта Азии Ортелиуса.[Возможно, имеются в виду карты Великой и Малой Тартарии 1570 г.] Кроме того, там был английский словарь Сэмюэля Джонсона. Это было первое, 1755 года, двухтомное издание, и на ценнике значилось: «6000 фунтов стерлингов».

Встав на скамеечку около соседнего шкафа, старик в зеленом свитере расставлял книги. Лицо у него было внушительное, низко свисавший нос почти доставал кончиком до выпяченной нижней губы. Ростом он, казалось, был за два метра.

– Извините, это вы – мистер Рюмон? – раздался голос за спиной, и, обернувшись, Рюмон встретился глазами с девушкой в зеленом комбинезоне. По всей видимости, она работала здесь, на груди у нее висела табличка, гласящая «Джил».

– Да, это я.

Джил широко улыбнулась:

– Проходите в наш офис. Мистер Грин вас ждет.

– О, благодарю вас. Простите, я про все забыл, заглядевшись на книги.

Обойдя скамеечку, на которой стоял старик, Рюмон последовал за Джил.

В глубине магазина оказалась небольшая застекленная контора. За столом у двери сидела рыжеволосая женщина с пробивавшейся сединой, в очках на цепочке и прилежно стучала на пишущей машинке.

За письменным столом у стены сидел человек с каштановыми волосами, который, завидев Рюмона, легко поднялся ему навстречу.

Пружинистой походкой он направился в угол комнаты, отведенный, по-видимому, для приема посетителей. Это был высокого роста мужчина, лет тридцати пяти. На нем был темно-синий костюм, в котором он больше походил на успешного предпринимателя, чем на управляющего букинистическим магазином.

Мужчина протянул руку для приветствия:

– Дональд Грин. Добро пожаловать.

Они обменялись рукопожатием.

– Рюмон. Приятно познакомиться. А это – мисс Кабуки, моя помощница.

Дональд пожал руку и ей, хотя на лице у него при этом было такое выражение, будто он предпочел бы повернуть ее руку тыльной стороной вверх и прильнуть к ней губами.

Они сели на диванчик, и Джил заварила чай.

Дождавшись, пока Джил выйдет, Дональд деловым тоном проговорил:

– Итак, я вас слушаю.

Рюмон снова подробно объяснил ему весь ход поисков Гильермо, практически повторяя то, что рассказал вчера вечером по телефону.

Дональд несколько раз по ходу рассказа перебивал его, задавая разные мелкие вопросы.

Рюмон, хотя дотошность собеседника несколько раздражала его, терпеливо повторял одно и то же по многу раз. Если бы от него это потребовали, он готов был прочитать все книги магазина, только чтобы встретиться с Леонорой Грин.

Рюмон наконец закончил свой рассказ, и Дональд достал пачку «Данхилла» и прикурил от настольной зажигалки.

– И что вы собираетесь делать, если вам в конце концов удастся найти Гильермо?

Тикако украдкой взглянула на Рюмона.

Он тоже достал сигарету.

– Вначале меня как журналиста интересовало одно: выяснить судьбу японского добровольца, сражавшегося в мятежной армии Франко. Но сейчас мне стало известно, что и мои дед и бабка участвовали в испанской гражданской войне и были знакомы с Гильермо. Поэтому, если он еще жив, я хотел бы расспросить его не только о его собственной судьбе, но и о том, что он знает о моих предках.

– И написать сенсационную статью с его эксклюзивным интервью, не так ли? – проговорил Дональд с долей иронии.

– Честно говоря, меня действительно соблазняла эта перспектива. Но как только я узнал, что мои дед и бабка, быть может, были агентами Сталина в Интернациональной бригаде, участвовали в карательных мероприятиях, пыл у меня, надо сказать, поубавился. Может быть, как журналист я никуда не гожусь.

– Но вы же говорили, что, по словам этого Кирико, они не были агентами Сталина?

– Вы правы. Когда я показал ему фотографию моего деда и бабки, Кирико действительно уверенно заявил: это не они. Он клялся, что моя мать, которая тоже снята вместе с ними, – Мария.

– Но ваша мать во время испанской гражданской войны была еще ребенком. Она-то уж никак не может быть Марией.

– Вы абсолютно правы. Но если предположить, что Мария и моя покойная мать были похожи как две капли воды, то дело представляется не в таком уж радужном свете. Разумеется, Кирико обознался, но у него, безусловно, были основания обознаться. Если Гильермо еще жив, я хотел бы расспросить его и об этом.