Книги Гуго Мюнстерберга стоят у меня на полке… Пожелтевшая плохая бумага, издания 20-х годов. Его труды недаром так оперативно переводились в молодой Советской республике. В 20-е годы советские психологи вели широкие исследования в области психологии труда. Изучались психологические особенности профессий, составлялись «профессиограммы», «розы профессий» – перечень качеств, необходимых для той или иной деятельности.

Это были поразительные годы, вошедшие в историю не только отечественной, но и мировой психологической науки, годы, полные высокого бескорыстия, романтической увлеченности, отчаянной, почти болезненной жажды стать необходимыми, полезными, стремления приспособить высокую науку к нуждам разоренной, нищей, отсталой страны, дерзнувшей строить новое общество. В стране, которая только-только становилась на ноги, психологи пытались помочь производству.

Несколько лет назад вышли два тома статей по психологии труда – сборники работ, затерянных в старых журналах, в личных архивах, в трудах конференций. Это два небольших томика, где психологическая характеристика профессии шофера соседствует с анализом работы сталевара, и тут же статья, как рационально работать землекопам.

Сорок лет прошло с той поры. Научные выводы в этих старых отчетах кажутся сегодня наивными и беспомощными. Но на всем печать времени. И поход психологов в профессии (чтобы дать рекомендации, ученые считали необходимым испытать все на себе), и грандиозность замыслов: попытки конструировать новые профессии, широкие связи со смежными, как бы мы теперь сказали, науками – медициной, биологией, и пристальный интерес к личности, к возможностям ее самовыражения в главном – в труде.

Разные периоды прошла с тех пор производственная психология. Одно время казалось, что психолог на производстве не так уж нужен. Каждый день возвещал о новых победах техники. Советы психологов, как поворачивать лопату, когда копаешь землю, могли вызвать только улыбку: появились мощные экскаваторы. «Розы профессий» увяли, исчезли сами профессии, в изучение которых вложили столько сил, надежд и замыслов первые поколения советских психологов.

Но, странное дело, надежность техники возрастала, производство автоматизировалось, а человек… Человек становился грозной проблемой. «Человеческий фактор» заявил о себе совсем по-новому. Не о повышении производительности труда только, как в 30-е годы, шла речь – о зависимости наиавтоматизированнейшей техники от человека.

Те же проблемы пришли на транспорт. Резко возросла безопасность движения. Резко повысились скорости. Но то, что волновало первых психологов еще в начале века, то, над чем бились советские психотехники… Видоизменившись, проблемы эти приобрели еще большую остроту.

Кажется, предусмотрено почти все; почти все мыслимое и немыслимое сделано, чтобы движение стало безопасным. В современном локомотиве около восьми тысяч деталей. Перед рейсом его осматривают, обстукивают, готовят не меньше десяти человек, целые цехи заняты профилактикой. Сложность техники такова, что почти все машинисты-скоростники – инженеры, иначе ездить нельзя. Все предусмотрено. Нельзя предусмотреть только одного – самого человека, его реакцию на опасность.

– Лев Сергеевич, правда, зачем вы все ездите и ездите? Ведь и в Москве люди есть. И просто люди, и машинисты.

Лев Сергеевич нервничает. Он всегда медленно остывает после экспериментов. Ходит мрачный по салону, думает. Самое время задавать вопросы.

И заведующий лабораторией Лев Сергеевич Нерсесян начинает без тени раздражения объяснять:

– Вы же знаете: мы ездим, чтобы в итоге дать рекомендации. Да, стандартные, это очень важно. В современной психологии нет стандартов. Один беспорядок. Разнобой. Значит, мы должны обследовать как можно больше машинистов по всей стране. В разных условиях, на разных дорогах.

Да, рекомендации по профотбору. Кому идти в машинисты, а кому цветочки в оранжереях поливать. А что, поливать цветы – это плохо? Я вообще говорю. Никого не обижаю.

Теперь об испытуемых. Зачем нам «просто люди»? Нам нужны профессионалы. Чтобы найти критерий. Чтобы было с чем сравнивать. Мы собираем все данные, обрабатываем, подставляем в общую формулу, получается нечто. Зачем нам это нечто, если нет способа проверить? Но он у нас есть. «Метод независимых характеристик». Он составляется с учетом авторитетности суждений. Допустим, в группе испытуемых тридцать машинистов. Каждый оценивает каждого. Даем им по одному баллу. Потом четыре инструктора – это начальство, которое их проверяет, – тоже по баллу. Начальник депо – два балла. Нарядчик – полбалла. Выводим среднюю оценку. Ранжируем группу: хорошие – плохие. Ранжируем наши данные. Сравниваем. Совпадает. Значит, эксперимент на правильном пути.

Теперь дальше. Почему плохо, когда испытуемые – просто люди? Представьте, приходит к вам то Петя, то Вася, все разные, с улицы. Попробуй найди что-нибудь. А у нас машинисты. Заняты одним делом. Мы знаем, что ищем.

А какие у нас испытуемые! – Тут Лев Сергеевич заметно оживляется: это его любимая тема. – Золото! Изумительные! Один в один! Так у психологов не бывает.

– Что не бывает?

– Чтобы испытуемых за руки с улицы не тащить: пожалуйста, христа ради, для науки… А чтоб они сами приходили, да еще летом, в душный вагон, да еще в свой выходной день. Чувство ответственности у этой профессии развито. Понимаете?

Говорят: личность. Ищут .все личность: «Ах, личность! Где она? Какая она?» Охи, вздохи… Мы личность опециально не ищем. Но нам от нее никуда не деться. Она в основе всего. Мы не теоретики. Мы практики. У всех исследований прямой выход. Нашли, проверили, передали производству. Потом задача вернулась на доработку. Мы экспериментаторы.

Теперь отбор. Это тонкое дело. Вы подумайте. Человек может тридцать лет ездить – и вдруг наезд, авария. «Почему, откуда ? Он такой опытный машинист».

Можно было предсказать эту аварию тридцать лет назад, когда он шел в машинисты? Мы считаем – можно. Но мы не знаем, когда она случится. Пусть накоплен опыт, пусть есть автоматический навык, все есть… Но вот стресс, и все летит вдребезги, летит хорошо натренированный навык и с ним сотни жизней…

Был здесь недавно такой случай. Это же Карпаты. Упало на рельсы дерево с гор, бревно. Один выключает мотор и сыплет песок, другой может выпрыгнуть из кабины, убежать в конец локомотива – черт знает что натворит! – и состав под откос.

Почему? На этот вопрос наука пока не отвечает, но вероятности предсказывать мы уже можем. Мы только не беремся сказать когда.

– Что когда?

– Когда человек сорвется. Может и не сорваться, миновать в жизни «свое бревно». Был у нас на одной дороге машинист, ас, скоростник. Кончил один институт, учился в другом. Молодой, красивый, ездить любил. На ленте на монотонность работал превосходно. А на эмоциональную устойчивость – никуда!

…Испытание на эмоциональную устойчивость или теет «отыскивание чисел с переключением» проводится в моем купе. Это таблицы. На них черные и красные цифры вперемежку, в случайных сочетаниях, от 1 до 25. Надо называть цифры – черные в прямом, красные в обратном порядке. Попеременно. А тут еще в середине опыта незаметно включают магнитофон. Магнитофонный голос пересчитывает те же цифры: медленно, нудно, навязывая свою скорость, отвлекая.

Два человека проводят этот эксперимент: один ведет протокол, другой измеряет время реакции, отмечает ошибки. Простой опыт, но он помогает многое разглядеть в человеке.

– Так вот. Машинист этот на таблицах сбивался, нервничал. Что, думаю, такое? По оценке депо он один из лучших. Нашел предлог, прихожу к нему перед рейсом. Батюшки! Крик, шум из-за пустяка. Все ясно: долго не проездит. А дорогу любит.

– Лев Сергеевич, а может, он сам в себе чувствовал эту неустойчивость, потому и любил дорогу, дорогой ее в себе истреблял?