Она молчала, пока он провожал ее до «фольксвагена». Иной раз трудно было догадаться, о чем думает Холли. Она не откровенничала с ним, как прежние подружки. Легкая дымка таинственности придавала ей очарования.
Холли уехала, а Тайлер задумавшись постоял несколько секунд. Он не делал ей предложения, но они обсуждали будущее так, словно собирались провести его вместе. Сейчас у Тайлера возникло смутное чувство, что он так мало знает о настоящих планах Холли.
Он поехал к «Оушен–Хейтс» и позвонил по дороге Бучу. Буч был мощным, как бык, ирландцем, который мигом бы нарастил живот борца сумо, не проводи он дни напролет в гимнастическом зале.
– Достало меня это дерьмо, – заявил Тайлер Бучу.
– Понимаю тебя, мужик.
– Знаешь каких–нибудь парней, у которых проверка биографии покажет небольшие грешки в прошлом, но парней, вполне годящихся для работы на подмену? Я буду платить им за ожидание.
Буч пообещал поспрашивать в гимнастическом зале. Тайлер отключился и свернул к огромным кованым воротам на въезде в «Оушен–Хейтс». За будкой охраны, которая могла бы приютить несколько семей из стран третьего мира, находились новенькие особняки в тосканском стиле, построенные на участках размером с коктейльную салфетку. Дежурный охранник был вне себя, поскольку задержался на час дольше после своей смены.
Тайлер устроился на посту, задрал ноги и пожалел, что не прихватил какой–нибудь журнальчик. Нет ничего скучнее ночной смены. Зазвонил сотовый.
– Что за черт, – выругался вслух Тайлер. Уже почти три часа ночи. Он проверил номер. Твою мать! Звонил отец.
Куинтен Фоли когда–то служил офицером военно–морского флота. До отставки отца они ездили по всему миру. Отец пробовал уговорить Тайлера завербоваться во флот, но сын поступил на службу в полицию. И стал для отца сплошным разочарованием. Сам Фоли никогда о том не упоминал, но Тайлер не мог избавиться от этого ощущения.
Несколько месяцев он не разговаривал со стариком. Звонок среди ночи – недобрый знак. Отец устраивал проверки только несколько раз в году и никогда не звонил посреди ночи. Когда Тайлер учился в старших классах, мать покончила жизнь самоубийством. Кроме каких–то дальних родственников где–то в Новой Англии у него больше никого не было.
Тайлер постарался выдержать радостный тон:
– Ты вернулся в город.
– Нет, я на «Гольфстриме», лечу.
Отец работал консультантом для поставщиков оружия и помогал странам поменьше решить, что покупать, затем отсылал эти закупки. Часто снабжал наемников новейшим оружием. Его клиенты были непомерно богаты, чтобы позволить себе его услуги. Отец не преминул каждый раз дать знать Тайлеру, где в данный момент находится: в лимузине или на дорогом частном самолете. Это был просто иной способ напомнить Тайлеру, что он не ровня собственному отцу.
– Я тебя разбудил?
– Нет. Мы с Холли поздно вернулись из клуба.
Ни за что он не признается отцу, что как идиот сидит в охранной будке.
– Встретимся за завтраком в восемь в «Аутпосте».
Это была не просьба. А приказ явиться в модный ресторан, где ушедшие в отставку морские офицеры частенько собирались по дороге на игру в гольф.
– Что–то случилось?
– Нужно кое–что обсудить.
Тайлер знал, что больше он из отца ничего не вытянет, пока не встретится с ним лицом к лицу. Долгие годы службы в военно–морской разведке сделали из отца долбаного параноика, который не признавал разговоры по сотовому. Тайлер всерьез сомневался, что какие–нибудь шпионы регистрируют звонки отца, но старик всегда вел себя так, словно каждое слово или движение под пристальным наблюдением «иностранных агентов».
Тайлер прервал связь и уставился в темноту. Куинтен Фоли редко интересовался его мнением. Уж не захотел ли он поговорить о завещании? Старику было уже далеко за пятьдесят, самое время обсудить свое будущее с единственным сыном.
Тайлер уговорил охранника утренней смены заступить на час раньше, чтобы самому успеть заскочить домой, принять душ, побриться до встречи с отцом. Сейчас, когда Тайлер позволил себе купить квартиру, старик стал относиться к сыну с бoльшим уважением.
Отец, наверно, хотел обсудить свои желания, дескать, здоровье пошатнулось, заодно и финансы. Тайлер не мог сдержать улыбку. Куинтен Фоли казался бессмертным, но, конечно же, таковым не был. Насколько богат его отец, Тайлер даже понятия не имел. Да и неважно. Он достаточно настрадался, чтобы заслужить каждый пенни, который унаследует.
Тайлер въехал на стоянку у ресторана на Шелтер–Айленд. Как обычно, здесь выстроились в несколько рядов самые последние модели американских машин. Покупать все американское являлось негласным правилом для морских офицеров поколения отца. Тайлер припарковал свой Бумер рядом с отцовским «хаммером» – не моделей Х2 или Х3, а оригинальным армейским «хаммером».
«Аутпост» представлял собой попытку какого–то декоратора изобразить охотничий домик. На бревенчатых стенах у входа прикрепили звериные шкуры, где хостесса, обряженная в сафари, встречала и усаживала посетителей. Во всю стену огромного зала установили камин из булыжников, который подпирали шестиметровые бревна. С противоположной стороны застекленная стена выходила на залив. В лучах яркого утреннего солнца в отдалении сверкала авиабаза ВМС на Колорадо–Айленд.
Великолепная точка обзора для ветеранов, чтобы за едой понаблюдать за эшелоном «морских котиков». Отец уже сидел на почетном месте в кабинке у окна.
– Как твой вояж? – садясь напротив отца, спросил Тайлер.
– Все как всегда.
Высокий и подтянутый Куинтен Фоли сохранял военную выправку, которую невозможно не заметить даже под одеждой гольфиста. Квадратная челюсть говорила всему свету, что он привык, чтобы его приказы исполнялись. Серо–голубые глаза могли сравнять с землей человека с пятидесяти шагов. Пышная темная шевелюра поседела, что только придавало ему более внушительный вид отставного командира.
– Заказал тебе уэвос ранчерос. Знаю, как ты их любишь. (Жареные яйца, которые подаются с теплой кукурузной лепешкой и острым томатным соусом – Прим.пер.)
Тайлер даже не улыбнулся. Он любил яйца по–бенедиктински, пока Холли его не перевоспитала. И уж точно никогда не испытывал любви к уэвос ранчерос.
– Мне нужно выйти на заданный курс в восемь тридцать, – улыбнулся отец. – Надеюсь, все эти путешествия не испортили мой гандикап.
Тайлер кивнул, словно ему было до этого какое–то дело.
– Пока я был в отъезде, то слышал, что умер Кэлвин Хантер.
Дядя Адама и его отец оба служили во флоте. Кэлвин был капитаном ядерной субмарины до того, как перейти в сверхсекретную морскую разведку на суше. Мужчины встречались за партией в гольф, когда обоим случалось оказаться в Сан–Диего в одно и то же время.
– Умер от сердечного приступа.
– Жаль. Хотелось бы присутствовать на похоронах, но я в то время вел торговые дела с клиентом в Зимбабве.
– Адам тоже не смог приехать, – прокомментировал Тайлер, пока официантка наливала ему в чашку кофе. – Он только что вернулся. Дядя оставил ему все, включая гору долгов.
Холодные голубые глаза отца сузились:
– У Кэлвина не было каких–то серьезных долгов. Он зарабатывал много.
– На выставках собак?
Секундная пауза.
– Нет, на недвижимости.
Тайлер чуть подумал:
– Возможно. Они сейчас прочесывают поместье. Адам мало что знает. Они с дядей не были в близких отношениях. На самом деле парень просто обалдел, что родственник оставил все ему.
– Все?
У отца сделался ошеломленный вид. Тайлер единственный раз видел у него такое выражение, когда отец пришел домой и обнаружил полицейских и мертвую жену. Тайлер тихо сидел в уголке с капелланом, но отец не видел сына.
Появилась официантка с уэвос ранчерос для Тайлера, а перед отцом поставила омлет с помидорами вместо картофеля. Рядом примостился одинокий тост. Старик не намазал его маслом.