Литмир - Электронная Библиотека

Возможно, Ян и не помнит, что говорил ей что-то важное, пока был в темнице. Быть может, ему невдомек, что ей открылась его самая страшная тайна. Но того факта, что он знает о своем происхождении, должно хватить, чтобы он понял: она ни единой живой душе не скажет, что ее сын тоже бастард. Он должен это понимать. Как бы ей ни хотелось открыться Яну и рассказать все подробности (хотя бы для того чтобы облегчить совесть и утешить его, объяснив, что никто над ним не надругался), существовала ничтожно малая вероятность, что он использует эту информацию против нее — возможно, даже попытается отнять у нее сына или упечь ее за решетку, обвинив в каком-нибудь мошенничестве или вымогательстве. Он уже пугал ее этим. Откровенно говоря, Виола понятия не имела, имеются ли у герцога Чэтвина законные основания на нечто подобное, учитывая, что он не может доказать отцовство. Но не могла же она пойти к мистеру Дункану, обрисовать ему ситуацию и попросить совета. Вопрос был не просто щепетильным, но касался умышленного и, быть может, даже преступного обмана. В конце концов, для всех (особенно для них с Джоном Генри) будет лучше, если Ян просто оставит прошлое в покое. Даже если герцогу нет дела до ее ребенка — теплых чувств к мальчику она от Яна не ждала и никогда бы не потребовала — он должен хотя бы понимать, как трудно придется бастарду, если кто-то из пэров узнает о нем правду. Общество бывает очень жестоким, и Виоле оставалось лишь молиться Господу, чтобы ее упрямые отрицания сделали свое дело и Ян закрыл тему с отцовством. Рано или поздно ему просто придется смириться.

Сумерки уступали место ночи, мрак наполнял хижину, и Виола глубже зарывалась под одеяла. Странно, но она не чувствовала ни тени страха. Быть может, причиной тому был засов на двери и добротность самой постройки, или же она просто ощущала себя в безопасности на земле Яна. Хотя самого его не было в комнате, ее утешала мысль, что он рядом и по крайней мере не собирается морить ее голодом. А раз он не собирается морить ее голодом и был достаточно внимательным, чтобы принести ей ночную сорочку и расческу, значит, он позаботился, чтобы ей ничего не угрожало.

Виола закрыла глаза и чуть не улыбнулась, вспомнив выражение лица Яна за миг до того, как он выпустил ее из объятий. Он отчаянно хотел поцеловать ее, и ему было тяжело отпустить ее, не сделав этого. О да. И, к стыду своему, она не меньше желала этого поцелуя. Виола уже так долго не знала мужского поцелуя, мужского прикосновения, что воспоминания об этом, сегодняшняя близость к ощущениям, которые она испытывала девятнадцатилетней девственницей в руках Яна, заставили ее вздрогнуть под одеялами. Муж был внимательным любовником и заботился, чтобы она получала удовольствие в его постели. Но один только Ян был с ней в мечтах, фантазиях и помыслах всеми одинокими ночами, когда она лежала одна и отваживалась касаться тех сокровенных, грешных мест, которые он находил и распалял для нее много лет назад. Ян заставлял ее кричать и требовать еще, и только он дарил ей такое непостижимое, интимное наслаждение и желание делиться этим наслаждением через искусство, когда она не смогла больше делить его с ним.

Виола вздохнула, внезапно почувствовав себя возбужденной. Ей хотелось большего, и она жалела, что герцог оставил ее так скоро. Ее в самом деле не пришлось долго убеждать, что отдаться ему вновь будет не так уж страшно. Это определенно не станет грубым насилием и удовлетворит так много скрытых томлений! Каждый раз, лаская себя, Виола чувствовала вину, поскольку леди не должны были заниматься такими греховными вещами. Но запах Яна до сих пор не выветрился из хижины, ощущение его мускулистого тела до сих пор обжигало ее, и тяга собственной сексуальности на этот раз сделалась чересчур сильной, чтобы ее игнорировать.

Виола пробежала пальцами обеих рук по соскам, наслаждаясь дразнящим пощипыванием, и вдруг ей до боли захотелось почувствовать губы Яна на своих грудях, его ладони на каждом дюйме тела. Она ощутила прилив жара между ног, растущую потребность в нежных прикосновениях фантазии и, наконец, задрав сорочку до пояса, надавила двумя тонкими пальцами на интимные складки и начала ласкать теплую, влажную мякоть, распаляя страсть к герцогу.

Ян…

Засов на двери щелкнул.

Виола распахнула глаза; у нее замерло сердце. Внезапно хижина наполнилась светом, и на пороге появился герцог. Он держал в руках лампу и смотрел прямо на нее.

— Надеюсь, вы не спите, — медленно проговорил он.

Все тело Виолы вспыхнуло огнем, но она не смела пошевелиться, ведь Ян мог увидеть, откуда она убирает руки, и догадаться, чем она занималась. Впервые в жизни ей хотелось съежиться от стыда.

— Виола?

— Что? — прошептала или скорее прохрипела она.

Ян усмехнулся, закрывая и запирая за собой дверь.

— Прошу прощения. Я прервал ваши молитвы?

В голове у нее прояснилось, и она приказала:

— Отвернитесь.

— Отвернуться? — переспросил Ян, медленно подходя к ней.

— Леди нужна минутка, — процедила сквозь зубы Виола.

— Ах.

Вместо того чтобы сделать, как сказано, герцог шагнул к печи и поставил лампу на полку на такой высоте и под таким углом, чтобы она освещала большую часть комнаты.

Виола быстро опустила сорочку до лодыжек и села на постели, благопристойно натянув одеяло до шеи.

— Что вы здесь делаете, Ян?

Герцог снова повернулся к ней и, плотоядно улыбнувшись, уверенно направился к постели.

— Хотел показать вам кое-что и решил, что раз вы проспали почти весь день, то вряд ли будете уставшей.

— Что же вам так срочно понадобилось мне показать? — скептически спросила она.

Поставив лампу на полку у печи, Ян поднял небольшую сумку, которую принес с собой.

— Что-то, что может освежить вашу память.

Виоле это расплывчатое объяснение откровенно не понравилось.

— Вам не пристало здесь находиться. Вы нарушаете приличия. Я в ночной сорочке. В… кровати. Если это можно назвать кроватью.

Ян посмотрел на нее, и, по мере того как он вглядывался в каждую черточку ее лица, улыбка медленно сползала с его красивых губ. Он нагнулся к Виоле и сел рядом с ней на постели.

— Позвольте взглянуть на вашу руку.

Виола почувствовала, что ее сердце забилось быстрее — в равной мере от близости Яна и от его сверлящего взгляда.

— Руку? Зачем?

— Просто позвольте на нее взглянуть, Виола. Не пререкайтесь.

Немного поколебавшись, Виола сделала, как он велел, вытащив руку из-под одеяла и протянув ее ладонью вверх.

— Вы объясните, к чему все это?

Ян слегка прищурился и обхватил пальцами ее запястье.

— Сами не догадываетесь?

Она сглотнула, заметив, какой мертвой хваткой вцепился в нее герцог и сколько в нем уверенности. Внезапно ее захлестнуло недоброе предчувствие.

— Нет. А что, должна?

Несколько долгих секунд Ян продолжал наблюдать за ней, лаская большим пальцем ее ладонь. Потом он наклонился к полу, опустил руку в сумку и вытащил оттуда тонкую красную атласную ленту длиной около пяти футов.

— Что вы делаете? — воскликнула Виола, уже не в силах скрывать растущую тревогу.

Герцог не ответил. Быстрым движением он трижды обернул середину ленты вокруг ее запястья, потом поднял ее вместе с рукой и принялся ловко привязывать свободные концы к металлическому столбику в головах кровати.

— Что… — в недоумении выдохнула Виола. — Ян, прекратите! Вы не можете привязать меня, как животное!

— Как вы поступили со мной? — сухо отозвался он, закрепляя концы прочным узлом.

— Я ничего подобного не делала! И вы джентльмен. Это… — Виола подергала рукой, но лента крепко ее держала; она предприняла неловкую попытку сесть на постели. — Это абсурдно.

Доведя дело до конца, Ян откинулся на спинку койки, чтобы оценить результат. Виола ошарашенно взирала на плоды его трудов. Рука была закреплена достаточно свободно, чтобы ее можно было опустить в правый угол, а запястье стянуто плотно, хотя и не передавлено до потери чувствительности. Однако концы ленты Ян завязал тройным узлом, и она не вырвется, пока он не посчитает нужным ее освободить. Или пока она не сумеет распутать узел пальцами свободной руки.

42
{"b":"176583","o":1}