– И то верно, Саня, – подтвердил Слава. – Нельзя допускать, чтобы женщина так долго страдала от одиночества. Ты просто обязан хорошо утешить ее. Я прав, Дусенька? – Он проникновенно посмотрел ей в глаза. – А что поговорить по поводу ее… ну, трудностей мы не успели, так время ж у нас еще есть. Можно и завтра с утра либо вечерком, никто нас не торопит, не гонит, верно? Ты ж не прогоняешь?

– Какой разговор? По мне, Славушка, так живи, сколько душе угодно, я только рада буду. – Помолчала и тихо добавила: – И счастлива.

– Э-э, ребятки, – Турецкий покачал головой, – да у вас тут, гляжу, серьезно. Так мы пошли? Пошли, Зин? – обратился он к своей якобы безвольной ноше, но та ответила почти трезвым голосом:

– А чего еще нам надо? Разве танцевать больше не будем?

Все расхохотались, а она сделала вид, что захотела обидеться, но быстро передумала и заговорила чуть заплетающимся языком, из чего напрашивался вывод, что она на самом деле не так уж и пьяна, как представляется:

– И ничего смешного не вижу. Не будем, значит, и не будем, тогда сменим пластинку на… – Она повернула голову к Турецкому и спросила: – Слушай, кавалер шикарный, ты о чем думаешь, когда у тебя молодая и красивая девушка на руках… валяется?

Турецкий едва не уронил ее на пол, так стал смеяться.

– Я, Зинка, как тот несчастный солдатик, который при виде кучи битого кирпича все равно думает только о бабе!

– Ну, так и не тяни, – рассудительно заявила она, вызвав новый приступ хохота.

Ну, парочка! Грязнов кулаком вытирал слезы на глазах, а Турецкий продолжал стоять, держа Зину на руках, словно не зная, что с ней делать.

– Растерялся, Саня? – поддразнил Грязнов. – Так тебе и надо, не все коту масленица. Тебе ж сказано: не тяни кота за хвост. У тебя что, на веранде больше места своего нет?

– Место есть, – задумчиво ответил он. – Но я еще не решил…

– Чего ты не решил?

– Каким способом…

Грязнов икнул и подавился, повиснув на Дусе, а та, изнемогая от хохота, колотила его по спине кулачками и не давала рухнуть на пол, как Слава ни пытался.

Наконец, Турецкий унес Зину на веранду, они там о чем-то весело побубнили, пощебетали совсем не пьяными голосами и погасили свет. А Дуся, помогла Славе дойти до тазика на кухне и слила ему на руки. Он умылся, пофыркал, вытерся поданным полотенцем и обнял женщину.

– А пойдем-ка и мы? Знаешь, чего я больше всего ожидал весь вечер?

– Скажи, – тихо произнесла она.

– Вот этой минуты, – шепотом произнес он из губ в губы…

Конечно же, утро наступило очень скоро, и – никакого похмелья. Даже удивительно. Грязнов удивленно посмотрел на сиявшую от счастья Дусю, а она, поняв смысл незаданного вопроса, ответила:

– Пища здоровая, милый мой генерал. Никаких канцерогенов. Да и выпили-то – так, для удовольствия. И Зинка, я тебе скажу, не была пьяной, я думаю, она просто чувствовала себя не очень ловко с новым человеком, который ей, несомненно, понравился, я видела, ну, и просто немного притворилась. Мол, ты сам решай, а я ничего не вижу и не слышу. А потом: «Ах! Что это со мной?» Но, как говорится, поезд уже пошел, и остается ей теперь только одно – ехать и качаться, качаться и ехать.

– А ты – психолог, – с удовольствием констатировал Грязнов. – Смотри-ка, не ожидал такой твоей реакции.

– Да чего уж тут тайного? Все мы, бабы, одинаковые, все о счастье мечтаем – не навсегда, так хоть на время… которого у нас все меньше и меньше.

– Ну, ты еще очень молодо выглядишь, молодчина, крепкая, сильная… А волосы – просто чудо, ни единой сединки. Подкрашиваешь, поди? – он подмигнул ей.

– Да ни в жизнь! Я – натуральная.

– Это я уже успел заметить, – хмыкнул Грязнов и вздохнул. – Эх, Дусенька, тебе бы… да-а…

– Чего? – спросила осторожно она, не дождавшись окончания фразы.

– У-у-ух! – с удовольствием протянул Грязнов и покачал головой.

Так и не дождалась.

А другая пара все не появлялась. Грязнов забеспокоился, попросил Дусю осторожно заглянуть на веранду. Она пошла, попыталась слегка приоткрыть дверь, но та скрипнула, и Дуся увидела сидящих за столом на веранде друг напротив друга Турецкого и Зинку. И они были одеты и мирно беседовали. Но так тихо, словно боялись разбудить спящих в доме.

– Вы это чего? – удивилась Дуся. – Сидят, как мышки… Слав, да они давно не спят, иди сюда, посмотри! Вы чем занимались-то, друзья мои?

Вышел и Грязнов, руками развел: всего мог ожидать, но только не такой идиллической картинки.

– А вы за нас не беспокойтесь, – мягко объяснился Турецкий. – Мы ведь почти все успели, да, Зин?

– Конечно, – подтвердила она, улыбаясь, и многозначительно добавила: – но только далеко не все, Саня. Лично у меня в запасе еще много осталось. На будущее… Ладно, шутки в сторону. А я, Дусь, рассказываю вот Сане про наши беды… Ну, про Катюху там, про доктора моего… Вообще, про весь наш беспредел. Он попросил, я и рассказываю. Ах, если бы помог кто, – вздохнула она. – Только никому, я чувствую, это не нужно. На краю пропасти живем, и никто руку протянуть не желает.

– Ну, насчет пропасти это ты, Зинуля, зря. – Турецкий нахмурился. – А вообще, скажу тебе, Славка, ты бы напряг немножко своего дружка Привалова. А то ведь люди уже уверены, что никакой правды не существует.

– Напрячь – это можно, – озабоченно ответил Грязнов, – знать бы куда… Ладно, девочки, поговорим попозже. Мы ж никуда не бежим. Давайте сядем нынче да всерьез обсудим, что тут у вас было и куда кривая вывозит ваших правоохранителей. А пока пойдем и чего-нибудь перекусим. Не знаю, как вы, а мы с Дусенькой хотим жрать, как из пушки.

– Это, примерно, как же? – Турецкий наклонился в Зине и подмигнул. – Не знаешь? – Та, улыбнувшись, отрицательно покачала головой. – Вот и я мучаюсь в догадках, – заключил он. – Но прислушаться к Славкиному совету, думаю, стоит, ты что думаешь по этому поводу?

– Да уж пора на работу бы…

– Успеешь, – решительно заявила Дуся. – Никто к тебе в такую рань не заявится. Прошу всех к столу!..

А за столом все будто забыли о вчерашнем веселье, и разговор теперь шел только о событиях прошлого года. Женщины тараторили, торопясь и перебивая друг дружку, а Грязнов с Турецким, который сидел с насупленным видом, только слушали. И Дуся видела, что слушают они оба внимательно, не формально, лишь бы отделаться. Иногда переглядывались и покачивали головами, так, будто многое им было давно уже известно. Но откуда?

Ей бы и в голову не пришла мысль о том, что все беды и мытарства, которые разворачивались в этой забытой Богом станице, были типичными для огромной и безалаберной в отношении законности страны. И похожие ситуации складывались настолько часто, что их можно было назвать типичными. Но в каждом доме – свое горе, и сколько бы жильцам этих домов ни повторяли, что так везде, кому от этого легче? Да никому, только привыкают люди к горю и перестают верить в справедливость, либо, как в этом конкретном случае, начинают мстить нерадивым законникам. И как их после этого осуждать? Вон ведь фильм «Ворошиловский стрелок» вызвал у зрителей весьма определенного рода чувства. А по сути, вот тебе и главный тезис: правды ждать не от кого, поэтому сам берись за оружие. И ведь все, до последнего зрителя, сочувствовали именно старику, отомстившему за внучку, а не представителям закона. Все наоборот у нас получается… Устанавливай справедливость путем прямого нарушения закона. Так какая же она после этого справедливость? А конкретный вопрос прост: кто-то ж однажды должен сделать свой решительный шаг? Или уже перевелись на Руси честные мужики?..

Почти, можно сказать, пламенная речь Турецкого на эту тему вызвала понимание и сочувствие у женщин. Мрачный Грязнов только кивал, он тоже разделял Санину точку зрения. Ну и что толку? Похоже, такие вопросы теперь решаются не путем давления снизу, а лишь по получении строгого указания сверху. Если среднее звено все это не угробит на корню. Да к тому же известно, что проклятия и радостные гимны, как написал еще девять веков назад великий Омар Хайям, не долетают к синей вышине…