Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Первая из двух линий, сформировавшихся после победы революции, перманентно-революционная, фактически оставалась на тех же принципах, что и в Гражданскую войну, т.е. старое общество нужно разрушить до основания («отречемся от старого мира, отряхнем его прах с наших ног»).

Во главе второй прагматической линии встал В. И. Ленин. Пока условий для мировой революции нет, необходимо построение социалистического общества в одной стране, учитывая конкретные действующие факторы и используя все лучшее в опыте буржуазного строя. Эта позиция также была адекватна реальной ситуации.

После смерти Ленина жесткое идеологическое противостояние двух линий еще более обострилось. В. И. Ленин как вождь революции имел непререкаемый авторитет в глазах общества. Обе стороны сражались за «чистоту марксистско-ленинского учения», преследуя свои цели. При этом, используя работы Ленина, относящиеся к качественно отличающимся по обстановке периодам, они могли подтверждать свою точку зрения соответствующими цитатами. Существенное влияние на состояние идеологии оказывала инерция общественного сознания, еще не переключившегося с Гражданской войны на мирное время (вспомним рассказ Алексея Толстого «Гадюка»).

Со второй половины двадцатых годов начинают проявляться негативные стороны действий идеологов. Еще в начале 20-х годов проходили свободные дискуссии, где каждый мог высказывать любые идеи, даже если они шли вразрез с философией марксизма. Но постепенно в идеологической сфере растет число приспособленцев и людей со сдвигами. Приведем два конкретных примера. К середине 20-х годов на передний план выходит пламенный идеолог марксизма Д. А. Деборин, который был меньшевиком с 1907 по 1917 г. и считал естествознание низшей формой знания по сравнению с диалектической философией. Он отрицал теорию относительности как софистику, подобную махизму и юмизму. Другим известным идеологом марксизма того времени был А. К. Тимирязев, сын выдающегося естествоиспытателя России К. А. Тимирязева. В отличие от малограмотного в физике Деборина А. К. Тимирязев был профессионалом в физике. Он работал под руководством крупнейшего физика дореволюционной России П. Н. Лебедева, активно участвовал в революционном движении, но у него был пункт. Воспитанный на классической физике, А. К. Тимирязев отрицал теорию относительности, считая ее заблуждением. Уже в 20-х годах его статьи с критикой теории относительности не могли печататься в физических журналах ввиду абсурдности утверждений. Но его охотно печатают в философских журналах, где он говорит, что теория относительности противоречит диалектическому материализму. Это была одна из первых попыток использования философских аргументов в физике.

Однако отпор в дискуссиях, оказанный специалистами, вынуждает деборинцев к отступлению. К концу 20-х годов появилось даже постановление ЦК по этому вопросу, подведшее временную черту под деятельностью Деборина и его последователей.

Вторая революционная волна, начавшаяся в 1928 г., меняет идеологическую ситуацию в стране. Начинаются нападки на исторические традиции и развертывается массированное наступление на науку в целом. Для этого был использован жупел идеализма. Как отмечалось, борьба с ним имела значение в период подготовки революции, но стала совершенно бессмысленной в 20-е и 30-е годы. Лидерами «новых революционеров» становятся две мрачные фигуры — Д. А. Максимов и Э. Кольман. Максимов считал, что в области естествознания классовая борьба выражается в форме борьбы основных философских течений: материализма и идеализма. И с этих позиции он обрушивается на квантовую механику и другие конкретные науки. Кольман в 1931 г. в своей статье «Вредительство в науке» [9], посвященной урокам «дела Рамзина», писал:

«Незачем, кажется, пространно доказывать всю несостоятельность и вздорность утверждения, будто теоретическая работа практиков-вредителей может остаться нетронутой вредительским ядом, будто существует вообще какая-то „свободная“ от политики, от миросозерцания научного деятеля, непорочная, „объективная“ бесклассовая наука, каким-то чудом избежавшая общей участи в этом мире, резко разделенном на два лагеря, находящиеся в непримиримой классовой борьбе. Но все попытки выгородить свою якобы объективную теоретико-научную деятельность со стороны людей, которые сами сознались в том, что они были законченнейшими вредителями на практике, имеют, однако, определенное принципиальное значение. Они показывают, что разбитый наголову классовый враг не думает сдаваться окончательно, а старается окопаться на самых недоступных, хитро замаскированных позициях — на теоретическом фронте, желая сохранить за собой командные высоты науки.

В технике, в естествознании и в математике, где силы диалектического материализма несравненно слабее, чем в науках социально-политических, сделано пока еще очень мало для выявления работы ученых-вредителей, но и те отдельные факты, которые известны, с достаточной очевидностью говорят о том, что какой бы абстрактной и «безобидной» на первый взгляд ни казалась та или другая ветвь знания, вредители протянули к ней свои липкие щупальцы…

На самом деле, — продолжает рассуждать Кольман, — не станут же вредители писать прямо, что они за реставрацию капитализма, должны же они искать наиболее удобной маскировки. И нет более непроницаемой завесы, чем завеса математической абстракции. Математические уравнения сплошь да рядом придают враждебным социалистическому строительству положениям якобы бесстрастный, объективный, точный, неопровержимый характер, скрывая их истинную сущность».

В этой же статье Кольман установил признаки теоретических работ ученых-вредителей, зная которые можно их «выявлять». Первый — «подделка под советский стиль», т.е. использование цитат классиков марксизма. Второй — «исключительное обилие математических вычислений и формул, которыми так и пестрят вредительские работы». Последний пункт особенно впечатляет.

Но наступление «революционной» линии на передовую науку, осуществляемую под флагом борьбы с идеализмом, стало встречать отпор. После 1933 г. на страницах журнала «Под знаменем марксизма» появились нормальные статьи, освещавшие методологические проблемы в науке. Большой резонанс имела статья А. Ф. Иоффе [10], где отмечалось, что критика философами новой физики базируется на недопонимании не только физики, но и основ диалектического материализма. В защиту науки на страницах журнала выступали и другие крупные ученые: С. И. Вавилов, Л. Д. Ландау, В. А. Фок, И. Е. Тамм, Я. И. Френкель. О конкретных идеологических сражениях 30-х годов подробно говорится в монографии [11].

Между тем группировка А. М. Деборина, Э. Кольмана, В. Ф. Миткевича, А. К. Тимирязева, трактуя идеализм как главного идеологического врага народа, переходит от дискуссии к наклеиванию политических ярлыков и фактическим обвинениям в контрреволюции. Приведем заключение статьи Максимова [12], написанной в 1937 г.

«Особое внимание заслуживает также то обстоятельство, что подпавшие под влияние идеализма советские физики составляют компактную группу (Френкель, Тамм, Фок, Бронштейн, Шпильрейн, идущие за ними А. Ф. Иоффе и С. И. Вавилов и некоторые другие). Эта группа пытается отождествить себя с коллективом советских физиков в целом, располагает почти безраздельным влиянием в ряде журналов и некоторых руководящих научных организациях…

Академик В. Ф. Миткевич, ученый-орденоносец, с большой четкостью поставил вопрос о «цвете» политического «меридиана» у физиков, придерживающихся идеалистических воззрений. Относительно И. Е. Тамма он заявил, что «всем также достаточно ясно, какого цвета меридиан проф. И. Е. Тамма». При этом он имел в виду цвет, отличный от красного… В. Ф. Миткевичем было брошено и другое обвинение по адресу В. А. Фока. В обоих этих обвинениях содержится совершенно своевременный и правильный сигнал об опасности смыкания реакционных философских воззрений с враждебными СССР политическими течениями… Поэтому ученый СССР, попавший под влияние буржуазной идеологии, может при упорном отстаивании своих ошибочных взглядов стать рупором враждебных СССР сил и сомкнуться с контрреволюционными элементами».

17
{"b":"17654","o":1}