Роджер подумал над текстом с минуту, потом сказал про себя: «Чушь какая-то», и, скомкав письмо, бросил его в портфель, как в урну.

— Знаете, почему Миша взял их сюда?

Роджер вскинул брови.

— Постановщик этого балета, в прошлом известнейший танцовщик, тоже русский, Мишин друг!..

— У русских все по протекции. Уж я знаю…

Роджер не замечал, что его концертная рубашка совершенно мокрая от пота. Это видел ударник Бен, но он никогда и ни за что не сказал бы об этом приятелю. Почему?.. Бог его знает, какой реакции ждать от товарища…

Родители Бена были людьми небогатыми, имели маленькую прачечную и от зари до зари копались в чужом грязном белье. Когда Бену исполнилось десять лет, и его пристроили к стиральному делу. Поэтому он за свое детство нанюхался таких запахов, что в сравнении с ними вонь от пота Роджера попросту не была запахом.

— Гремлины и Гоблины! — произнес с чувством Роджер, когда по трансляции передали, что прозвучал третий звонок.

Перерыв закончился, и Лондонский симфонический занял свои места…

И во втором отделении игра Роджера вызывала у него самого восхищение. В одной из пауз он почему-то вспомнил о письме из музея…

Маленький Костаки позаимствовал у матери дополнительно пятьсот фунтов, купил на них небольшой микроскоп, набор хирургических инструментов и еще какие-то вещи по мелочи.

Придя домой и запершись в своей комнате, он внимательно прочел инструкцию как пользоваться микроскопом, как наводить стекло, чтобы добиться наилучшей резкости.

Он установил прибор на стол, тщательно его настроил и направился к аквариуму с ящерицами. Сунул руку и вытащил первую попавшуюся. Она точь-в-точь была похожа на Марту, а оттого глаза Роджера наполнились слезами. Тем не менее он взял себя в руки и укрепил тельце ящерицы в специальном приспособлении, животиком вверх, чтобы зверюшка не могла пошевелиться. Всю эту конструкцию подросток установил под микроскоп, подправил зеркало и достал из медицинского набора большую иглу.

Роджер приник глазом к микроскопу и через ряд увеличительных стекол разглядел выпуклую чешуистую кожу ящерицы, похожую на шкуру огромной змеи, и методичное вздымание этой кожи. — Сердце, — понял он. Огромное сердце под цейсовскими стеклами стучало быстро, а медицинская игла казалась при увеличении дубиной.

Роджер выдохнул и воткнул иглу в бьющийся бугор. Биения тотчас прекратились, подросток быстро перевел оптику микроскопа на головку ящерицы — и все подкручивал линзы, подкручивал… Глаза, ротик… Он опять ничего не увидел. В этот день Роджер умертвил всех остальных рептилий и весь вечер сидел на одном месте с каменным выражением лица.

На следующий день он развез тушки по таксидермическим офисам.

А еще через две недели отец Себастиан вновь сел в исповедальне на что-то твердое. Он почти наверняка знал, что нащупал его зад. Вышел из полумрака и вернулся со свечой…

На скамье он насчитал восемь чучел ящериц, и к каждому была прикреплена бумажка — Марта. Восемь Март.

Ему стало не по себе, он перекрестился и почти услышал, как бьется его сердце.

Через час отец Себастиан беседовал с полицейским, показывая ему улики под общим именем Марта.

Полицейский, молодой парень с белесым лицом, искренне не понимал, что от него хочет святой отец.

— Это же вивисекция! — злился отец Себастиан.

— Я вижу только чучела, — хлопал глазами парень.

— Но до того, как они стали чучелами, мальчишка их убил!

— Кто?

— Сын миссис Костаки!

— Могу я взять это с собой, отец Себастиан?

Полицейский кивнул на чучела ящериц и, получив разрешение, собрал их в пригоршню и засунул за ворот куртки.

— Разберемся…

В тот же вечер двое полицейских навестили дом Лизбет Костаки.

— По какому поводу? — поинтересовалась Лиз.

— У нас есть основания полагать, — ответил старший, — что ваш сын может быть причастен к вивисекции и издевательствам над животными.

Она тотчас пустила полицейских внутрь, но дальше порога им мешали пройти большие женские бедра.

— Какие у вас доказательства?

— Заявление отца Себастиана, — ответил белесый, по званию и по возрасту младший из пришедших.

Лизбет кивнула и развернула бедра на сорок пять градусов, давая возможность полицейским пройти.

— Его комната в дальнем конце дома. Я вас провожу.

У Роджера было, как всегда, заперто.

— Сын! — позвала Лизбет. — К тебе полицейские!

Он открыл почти сразу, как будто ждал официальную делегацию, и в его лице служители закона не обнаружили и тени испуга. Зато на столе был найден микроскоп и окровавленные инструменты.

— Что это? — спросил старший патруля.

— Я порезался, — объяснил подросток и показал палец, заклеенный лейкопластырем.

— Можно снять повязку? — поинтересовался полицейский с белесым лицом.

— Подите прочь! — выдавила Лизбет, и Роджер подумал, что мать уже хороша тем, что защищает свое дитя.

— Вот что мы имеем! — младший патруля вытащил из-за пазухи сверток и раскрыл его, показывая женщине чучела ящериц. — Вот доказательства!

— Подите прочь! — еще раз жестко произнесла Лизбет. — Это частная собственность, и без ордера вам здесь делать нечего!

— Мэм, у нас будет ордер!

Она хлопнула дверью с такой силой, что чуть было не вылетел косяк…

Перед сном она пришла к сыну. Он лежал в постели с закрытыми глазами, но мать чувствовала, что сын не спит.

— В последнее время ты взял у меня много денег.

— Я не брал у тебя денег, — сообщил Роджер, не открывая глаз. — Деньги это не твои, а моего дедушки, значит, деньги наши общие.

Лизбет подумала и сказала, что согласна.

— Ты нашел, что искал?

— Нет, — признался подросток. — Зато меня теперь не пугает смерть. Это что-то мгновенное…

Он открыл глаза и долго смотрел на мать. А потом с ним случилась истерика. Его трясло, как при лихорадке. Он выл по-собачьи и извивался всем телом.

Лизбет сидела и смотрела на сына с каменным выражением лица, а он все выл и извивался змеей, пока наконец силы не оставили его.

«Она сильнее меня», — подумал обессиленный Роджер, прежде чем провалиться в черный, без сновидений, сон.

Через два дня несколько лондонских газет вышли с заголовками: «Подросток — вивисектор», «Маленький живодер». Или, например, такой, в стиле вестерна: «Роджер — истребитель ящериц»!

Вероятно, Скотленд-Ярд умышленно допустил утечку информации.

Читателю этих статей становилось понятно, что сыщикам не составило большого труда справиться в зоомагазинах города о тех, кто покупал ящериц оптом, затем они отыскали все таксидермические конторы, где им и подтвердили, что смерть животных произошла насильственным путем. Причем в каждом отдельном случае ящерица умерщвлялась оригинальным способом. И еще они доказали, что и покупателем в зоомагазине, и клиентом таксидермистов было одно и тоже лицо, а именно Роджер Костаки.

Вечером в дом Лизбет пришел полицейский наряд.

— Мы с ордером, мэм, — развернул бумажку старший полицейский.

Вместе с законниками порог дома переступила женщина в больших роговых очках и с очень высокой прической. Ротиком гузкой она сообщила, что в ее задачу входит временное опекунство над подростком и сопровождение оного в специальный приют, где будет проводиться дознание.

— Ты меня им отдашь? — спросил Роджер, глядя матери прямо в глаза.

— Они тебя забирают силой, — ответила Лизбет. — Но я тебе обещаю, что не пройдет и суток, как ты окажешься дома. У тебя послезавтра урок музыки!

Роджер кивнул, надел пальто, сунул руки в карманы и, не оглядываясь, быстро направился прочь из дому. Полицейские и патронесса еле поспевали за подростком, который самостоятельно открыл дверь полицейской машины и уселся в нее, словно в такси…

Как только автомобиль отъехал, Лизбет тотчас связалась с одним из лучших адвокатов Лондона мистером Биу и наняла его защищать своего сына.

Утром следующего дня мистер Биу находился в следственном изоляторе, где беседовал со старшим полицейским чином округа.