— Великолепная идея, — ответила Эмили, все так же небрежно. — Могу порекомендовать хорошего ювелира, если тебе взбредет в голову сделать маме небольшой подарок на память. Что его отличает, так это совершенно романтический склад ума, да и стоят его работы недорого. Знаю, там есть прекрасные камеи — сама хотела, чтобы Джордж купил мне одну из них. Они такие особенные!

— Не нужно меня направлять, Эмили!

— Прости, папа. — Она пленительно улыбнулась. — Всего лишь предложение. Уверена, ты и сам справишься как нельзя лучше.

— Благодарю. — Эдвард ответил улыбкой на улыбку, но руки его все еще сжимали салфетку, и сидел он на стуле очень прямо.

Эмили положила себе немного пудинга.

— Так вкусно, папа, — мило проворковала она. — Как хорошо, что ты пригласил нас.

Отец воздержался от намека на то, что вообще-то она сама себя пригласила.

В половине третьего Эдвард вернулся в город.

— Что собираешься делать в отношении Мины? — спросила Эмили, как только сестры остались вдвоем. — Мы ведь по-прежнему не знаем, кто убил ее или даже почему.

— Ну, самая очевидная причина — это то, что она слишком часто совала нос в чужие дела, — ответила Шарлотта.

— И я почему-то так решила… — Теперь, когда напряжение беседы с Эдвардом прошло, к Эмили вернулась прежняя язвительность. — Но кто мог иметь на нее зуб?

— Это могли быть Чаррингтоны — если не из-за Отилии, то, быть может, из-за Амброзины, которая крала чужие вещи, — размышляла вслух Шарлотта. — Но лично мне кажется, что это, скорее всего, была Теодора фон Шенк. Помню, Мина парочку раз высказывалась относительно ее дохода и источника происхождения денег. Думаю, ей это было известно, и она забавлялась, вызывая у нас подозрения. Возможно, со временем даже намеревалась все нам рассказать. — Ее лицо помрачнело от всего ужаса открывшейся реальности. — В этом есть что-то жалкое, не правда ли, — пытаться произвести впечатление на людей, завладеть всеобщим вниманием, распространяя слухи об окружающих, намекая на то, что тебе известны ужасные тайны.

— Это чертовски опасно! — Губы Эмили сложились в жесткую, непреклонную линию. — Подумай, сколько вреда она могла нанести людям! Конечно, она вряд ли заслуживала за это смерти, но все равно поступала просто отвратительно.

— И все же мне ее жаль, — стояла на своем Шарлотта. — Должно быть, в душе у нее была пустота, раз уж она шпионила за другими, пытаясь разузнать, кто и как живет.

— Это едва ли ее оправдывает! — Гнев Эмили не стихал. — Все мы, так или иначе, несчастливы, но не ходим же кругами, то и дело жалуясь на жизнь.

Шарлотта не стала утруждать себя спорами.

— Ладно бы только это. Но все ведь обстояло гораздо хуже: она выдумывала разные небылицы, повсюду сея семена порока во всех его проявлениях. Думаю, у каждого есть темная сторона, к которой при желании можно обратиться. — Выражение ее лица совершенно изменилось. — С папой ты говорила просто блестяще, но нам все еще нужно немного охладить мсье Аларика. Я слышала, он довольно-таки хорошо знаком с Теодорой. Пожалуй, съезжу-ка я сегодня к нему в гости, посмотрю, не известно ли ему, откуда у нее эти деньги…

Эмили вскинула брови.

— Ты это серьезно? И как же ты намерена напроситься на приглашение, не говоря уж о том, чтобы вытащить из него такие сведения?

— Отдамся на его милость. — Шарлотта приняла быстрое и довольно-таки отчаянное решение.

— Что ты сделаешь? — не поверила своим ушам Эмили.

— Это же ради мамы, глупая! — отрезала Шарлотта, и лицо ее залилось краской. — Что-нибудь сочиню, дам понять, что папе известно об их… дружбе и что он не очень красиво во всем этом выглядит.

— Да ты сама-то помнишь, когда у тебя получалось что-либо «сочинить»?

— Я и не говорила, что собираюсь хитрить. Потом, когда это выскажу, заговорю о Мине, о том, как всех потрясла ее смерть… А что? Ты бы поступила иначе?

— Если это именно то, что ты намереваешься сделать, тогда я навещу Теодору, пока мсье Аларик будет лишен возможности предупредить ее, если вдруг они как-то связаны друг с другом. Ну, как? Это будет не так-то и просто, потому что я с ней не знакома, но если уж ты ходишь в мюзик-холл с Иниго Чаррингтоном, то я уж соображу, как попасть в гости к госпоже фон Шенк.

— Вовсе не обязательно постоянно вспоминать о мюзик-холле, — мрачно процедила Шарлотта.

— Не волнуйся, я не скажу Томасу, что ты отправилась к мсье Аларику одна, — нашла чем отплатить Эмили. — И вообще, полагаю, лучше не показывать ему, что это дело тебя все еще интересует.

— Если ты думаешь, что Томас мог решить, что я о нем — об этом, как ты выражаешься, «деле» — уже забыла, ты плохо его знаешь, — удрученно покачала головой Шарлотта. — Он в это ни за что не поверит.

— Тогда включай мозги, а самое главное — не напивайся! — ответила Эмили. — Можешь взять мою карету, а я прогуляюсь. Так это будет выглядеть хоть чуточку респектабельнее.

Дурные предчувствия появились, когда карета свернула с Рутленд-плейс, и если бы Шарлотта не понимала, что это будет выглядеть глупо, то окликнула бы кучера и приказала поворачивать обратно.

Но она была связана словом. Предприятие выглядело крайне необычным, и, возможно, Аларик неверно интерпретирует ее мотивы, — краска бросилась в лицо уже от одной мысли об этом. Кэролайн, безусловно, была отнюдь не единственной женщиной, очарованной им настолько, чтобы совершенно потерять чувство меры.

К тому времени, как карета остановилась на Парагон-уок и лакей помог из нее выбраться, Шарлотта уже искренне надеялась на то, что Поля Аларика не окажется дома и она сможет ретироваться с чувством выполненного долга. Но удача обошла ее стороной — хозяин не только был дома, но и принял ее с видимым удовольствием.

— Как приятно вас видеть, Шарлотта! — Он стоял на некотором отдалении от нее, улыбаясь, и если и был удивлен, то успешно это скрывал — иное было бы неучтивостью.

— Это так великодушно с вашей стороны, мсье Аларик, — ответила Шарлотта и тотчас же почувствовала себя неловко. Она едва успела переступить через порог, а разговор уже пошел не так, как ей бы хотелось. Хотя как знать: возможно, во Франции — или откуда он там приехал; все полагали, что он француз, но никто не помнил, чтобы он говорил об этом, — обращаться к человеку по имени и не считалось фамильярностью.

Аларик по-прежнему улыбался, и ей стоило немалого труда собраться с мыслями.

— Пожалуйста, простите, что пришла без приглашения или даже не оставив заранее карточки. — Это было нелепо, и он знал это не хуже, чем она, но позволило начать разговор.

— Я уверен, что и обстоятельства более чем необычны, — любезно заметил Поль. — Могу предложить вам какой-нибудь освежающий напиток — чашечку чая, например?

Чай дал бы возможность хоть чем-то занять руки, и это означало бы, что ее пребывание в доме продлится как минимум полчаса.

— Благодарю, это было бы чудесно.

Шарлотта опустилась в чрезвычайно удобное с виду кресло, и мсье Аларик, позвонив в колокольчик, отдал служанке распоряжения, а затем сел напротив, на простой диван из темного бархата.

В комнате, что необычно, почти отсутствовали украшения, зато было множество книг в кожаных, с золотым тиснением переплетах, помещенных в футляры из красного дерева, сероватая марина[7] над каминной полкой, турецкий молитвенный коврик, такой блестящий, что он походил на церковное окно. Все это выглядело несколько инородным… и прекрасным.

Француз сидел в небрежной позе, закинув ногу за ногу, и продолжал улыбаться, но глаза его оставались серьезными. Он знал, что она пришла не по какому-то банальному или общественному делу, и ждал, когда же гостья наконец заговорит.

Во рту у Шарлотты пересохло; все заготовленные слова вылетели из головы.

— Мы с Эмили обедали с отцом, — сказала она довольно-таки резко.

Аларик не перебивал, продолжая смотреть ей прямо в глаза.