Как только она вспомнила всю мужественность Мыкина, тотчас появилась из-под прилавка, сияющая, словно влюбленная девица.

– Здравствуй, – сказала она.

– А как же моя колбаса? – напомнила о себе старушка.

– Ах, бабка, отвали! – с той же улыбкой проворковала Светка и толкнула старухе покупку.

– Здравствуй, – поприветствовал Мыкин и взял продавщицу за мягкую руку. – Мой друг – Митрохин! Прошу любить и жаловать!

– Так уж сразу и любить! – закокетничала женщина, но все же протянула Митрохину ладонь, левую, поблескивающую колбасным жиром. – Светлана!

– Ну как ты?

– Замечательно!

– Отпроситься можешь?

– А что случилось?

– Проблемы у нас, – признался Мыкин.

– А что такое?

– От жен ушли! – неожиданно соврал Митрохин.

– Ишь ты! – изумилась Светка. – И оба ко мне? – И захохотала сально.

– К тебе, – ответил тепловик серьезно.

– А я теперь, дорогой, не одна!

– Замуж вышла?

В вопросе Мыкина содержалось столько горечи, что Светка не выдержала, перестала смеяться и объяснила, что живет сейчас с местным грузчиком и помогает ему воспитывать девочку, чья мать сбежала в неизвестном направлении.

– Но он импотент! – зачем-то добавила продавщица.

– Можно мы пока у тебя поживем? – попросился тепловик. – Мы ненадолго.

– Да живите сколько хотите!

Продавщица добавила, что проживает сейчас на жилплощади грузчика, а потому ее хата свободна и вот от нее ключи. Она протянула связку Мыкину и недвусмысленно ему улыбнулась.

– Идите устраивайтесь! Адрес-то не забыл?

– Помню, – удостоверил тепловик.

– А я навещу вас, мальчики!

– Будем рады и счастливы! – пропел Митрохин, которому вдруг отчаянно захотелось завалить эту толстую бабу и оставить в ней свой след.

– На чужой каравай рта не разевай! – зло предупредил Мыкин, когда друзья покинули магазин.

– Да я что! Да как ты!.. – сыграл благородный гнев сотоварищ. – Баба друга – не баба!

– Смотри!

– Вот тебе крест! – побожился Митрохин.

– Да где крест-то твой?!. – заглянул Мыкин за расхристанный ворот друга.

– Нету креста на тебе!

– Просто в шкапчике забыл! – оправдался Митрохин.

Они добрались до дома Светки и запросто проникли в квартиру, которая оказалась двухкомнатной, с приметами зажиточности.

Митрохин тут же завалился на кровать с белым покрывалом и горкой подушек в накрахмаленных наволочках, сказал: «Кайф!» – и зажмурил глаза, в которых тотчас побежали белые слоники – мал мала меньше, стоящие на трюмо.

– Она чего, ворует? – Митрохин открыл глаза и, ткнув пальцем в пульт дистанционного управления, включил большой телевизор.

– А ты как думал? На зарплату, что ли? – Сам Мыкин уселся в большое плюшевое кресло, покрытое швед-ским пледом. – Выключи телевизор!

– А чего?

– Соседи услышат, а они же знают, что Светка на работе – милицию вызовут. Ты хочешь милицию?

– Нет, – твердо ответил Митрохин и щелкнул пультом.

Наступила тишина. Друзья молчали…

Через пять минут оба уже спали, накачанные пивом, наволновавшиеся за последнее время. Митрохину снилась его дочь, прыщавая Елизавета, и он отчетливо видел, как она тыкает шприцем себе в руку, а затем закатывает глаза к вечности, и что там в этой вечности – одной ей известно!.. Митрохин от безысходности заскулил во сне…

Мыкину снилась рыбалка, в которой он вышел совершенным победителем, выудив огромного сома, голова которого почему-то принадлежала Ильясову и говорила жирными рыбьими губами: «Зачем вы меня обижаете?..» От этого видения Мыкин застонал, и у друзей получилось нечто вроде кошачьего дуэта…

Разбудила их Светка, вернувшаяся с работы и притащившая целый мешок продуктов.

– Ну что, мальчики, кушать будем?

– Конечно, девочки! – весело согласился Митрохин и опять замечтал, как бы он оприходовал сладкую бабищу на этой самой кровати с горкой подушек, на которых сейчас возлежал.

– Поедим, – согласился и Мыкин.

– Ну тогда я пошла на кухню! Вы тут не скучайте без меня!

Она ушла, покачивая огромными бедрами от стены до стены, а Митрохин чуть слюну не пустил, словно собака боксер.

– Везет тебе! – прогнусавил он.

– Чегой-то? – не понял Мыкин.

– Завалишь ее на перину…

– Поделюсь.

– Эх!.. – не ожидал Митрохин, и глаза у него загорелись пожаром, а в штанах затрещало дешевым сатином. – Эх, друг! Дружище!.. Да я за тебя в огонь!.. В воду!!!

– Спокойно! Сначала поедим!

– Согласен.

С кухни потянуло вкуснятиной, и оба зачмокали губами.

– Колбасу жарит, – предположил Митрохин.

– Станет она размениваться! – высокомерно усмехнулся тепловик. – Котлеты пожарские стряпает. Я по запаху определяю! С картошечкой!

– Вот баба! Мечта! – Митрохин потянулся. – А как она в койке?

– Затаскает. Всего высосет! До края! Потом два дня с кровати не встанешь!

– А мне некуда торопиться! – не испугался Митрохин. – Да и я кой-чего могу!

– Да что ты? – деланно удивился Мыкин. – И что, сзади можешь бабу?

– Велика наука! Я и сбоку могу!

– Это как это? – удивился тепловик.

Митрохин не знал, как это сбоку, но виду не показал, лишь подморгнул, мол, сам увидишь!

– Ну-ну!..

А потом они ели ужин из трех блюд, запивая пожар-ские холодной водочкой, отбивные настоечкой, а компот не запивали по причине его самостоятельности пития.

А еще потом, разморенная обильной пищей и алкоголем, Светка стала недвусмысленно поглядывать на Мыкина, утирая с груди водяной конденсат.

– Ну пошли! – согласился Мыкин и, взяв Светку под зад, подтолкнул бабу к спальне.

– А как же я? – зашептал Митрохин. – Я как?..

– После, – отмахнулся тепловик.

Это после наступило через три часа. Мыкин вышел, зевая во весь рот и почесывая безволосую грудь.

– Не спишь еще? – вяло спросил он друга.

– Да ты что ж, не помнишь? – озлился Митрохин.

– Чего? – не понял Мыкин.

– Как чего! Ты же обещал!

– А, это… Ну иди…

Митрохин скакнул в темень козлом. Через три минуты из спальни донесся не совсем трезвый смех Светки, а когда она отхохотала басовито, раздался сочный шлепок, затем вой продавщицы, и в кухне вновь появился Митрохин.

– Не донес, – оправдался Митрохин на немой вопрос друга. – Передержал!..

– А чего она орала?

– А чтоб не смеялась! Сука! Да мало ли чего у человека с организмом стрястись может!..

– В морду, что ли, дал?

– Да так, – замялся Митрохин. – Влегкую…

Мыкин посмотрел на друга как на умственно отсталого. Столько презрения было в его взгляде, что Митрохин оскорбился, а затем озлился.

– Нечего было ржать!

– И где мы жить будем? – поинтересовался тепловик.

Митрохин не успел ответить на вопрос, как из спальни появилась утирающая кровавые сопли Светка. Ее расплывшееся лицо заливали слезы справедливого гнева, а черная комбинация просвечивала огромными грудями.

– А ну, валите отсюда!

– Да что с тобой? – попытался было наладить ситуацию Мыкин.

– Пять минут даю!

Ее глаза, подпорченные болезнью щитовидки, зло вращались по кругу.

– Кому сказала – валите, гады! Иначе подо мной мент живет, так я вам жизнь сладкую обеспечу!

Проворству тепловика можно было позавидовать. Он вскочил со стула, бросился к продавщице и поцеловал ее в самые губы надолго. Затем, когда она оторвалась, как вантуз от раковины, в ее ухо стали засыпаться слова неистовой любви и уважения к ней, как к кулинарке и женщине, а в оправдание Митрохину Мыкин привел доводы серьезные, мол, жена друга фригидна и мужчине приходится жить по году монахом.

– А ты смеяться над ним, – добавил тепловик. – Нехорошо!

Слова Мыкина поколебали решительность Светки. Она поглядела на Митрохина и, как истинная русская женщина, пожалела его всем животом, отходчиво забыв о недавних побоях.

– Вот что, мальчики, пойду я к своему грузчику! Как он там без меня с грудняшкой! А вы живите тут покудова!