– Марина Владленовна Дикая, двадцать один год, девственница, – диктовал старый мясник. – Удар проникающий. С проворотом на триста шестьдесят градусов.

– А чем проникали? – спросил Синичкин, прижимая к носу платок.

– Какие-то странные частички в ране. Ну-ка мы их в микроскоп…

Старик приник к окулярам и после тщательной настройки известил:

– Частички пластмассы, красного цвета…

– Что? – вскричал участковый.

– Пластмасса, – повторил старый патологоанатом, удивленный милицейской эмоцией.

Ах ты Боже мой! – возопил про себя участковый. – А ведь не исключено, что Василиса Никоновна была права! И чего мы так редко прислушиваемся к женщинам!..

Синичкин попрощался с врачом и скорым шагом направился в отделение. Он теперь знал, каким орудием было произведено умерщвление юной воспитательницы Кино Владленовны Дикой.

Да, короткое кино у нее получилось!..

А еще Володя подумал, что во вверенном ему микрорайоне происходят вещи странные и криминальные.

Надо брать Митрохина и Мыкина и хотя бы с делом Ильясова кончать, решил Синичкин, входя в отделение…

9. ЧУДО ПРИРОДЫ

Ильясов превратился в таракана, хотел было прийти в ужас от такой перемены, но повременил и оказался прав.

У таракана много ножек, и потому потеря одной, тем более ее части, совсем незаметна для передвижения, – решил Илья.

Он сидел под ванной совершенно один и вспоминал случившееся. Ему вспомнилось, как он оскользнулся и упал, ударившись головой о край чугунной ванны. И при-шел в себя уже тараканом.

Ильясов пошевелил усами, сделал несколько шажочков, опустил краешек брюшка к белому кафелю и оставил на нем точку. А потом он вспомнил сражение с черными воронами, смерть своих детей, – и закружился вокруг собственной оси, перебирая множеством конечностей. Так горюют тараканы…

Айза, – шептал татарин нутром насекомого.

Ему вдруг подумалось: а есть ли у тараканов сердце? Он прислушался, пытаясь уловить частые удары. И хо-тя слушал очень внимательно, биения главного органа так и не различил, а потому заключил, что главная человеческая часть в таракане отсутствует. И кстати припомнил, что в бытность человеком, давя каблуком кишащих на кухне тварей, обнаруживал лишь белесые пятна.

Значит, во мне нет сердца и крови, – заключил Ильясов. – Наверное, во мне отсутствуют также и нервы?.. Нет, неправда, ведь при воспоминании об Айзе и заклеванных насмерть детишках во мне все дрогнуло. Может быть, это душа?.. Значит, у всех есть душа, и у насекомых тоже?..

Татарин услышал шорох. Он прислушался, а затем пригляделся. Из-под ванны выползали маленькие тараканы, медленно, осторожно проверяя безопасность своими тонкими усиками, похожими на человеческие ресницы.

Тут Ильясов понял, что он гораздо крупнее своих сородичей, да и цветом черен, тогда как прибывшие – рыжие.

Его обползали стороной, стараясь не задеть случаем. В этом чувствовалось уважение и одновременно страх перед такой тараканьей громадиной, какой он оказался волею судеб.

Неожиданно в дверь зазвонили, и голос Митрохина настороженно заговорил с лестничной клетки:

– Открой, Ильясов! Я знаю, что ты там!

А потом дверь открылась, и сосед вошел в квартиру, продолжая говорить, что ему доподлинно известно – Ильясов сейчас находится дома, и что он зря прячется, так как зла ему никто не хочет.

Елизавета проследила! – догадался татарин и вылез на полкорпуса из-под ванны.

В этот самый момент Митрохин изволил полюбопытствовать в совмещенном санузле, увидел его, Ильясова, в тараканьем образе и вероломно напал, стараясь раздавить ботинком.

В организме Ильи дрогнуло, всем множеством своих ножек он отпрыгнул под чугунную тьму, чем разозлил соседа ужасно. Зато погибли несколько рыжих, треснувших под каблуком…

Затем сосед ушел. Татарин вновь выполз из-под своего убежища и пополз в комнату, где забрался на трюмо с зеркалом и рассмотрел свою внешность.

Его все устроило, особенно золотой зуб, торчащий между усов…

А еще потом он приполз в кухню, где долго поедал хлебные крошки, вспоминая себя голубем.

– Курлы-курлы!.. – попытался он жалобно, но ничего не получилось, даже шипения.

Татарин опять ощутил прилив душевной боли и уполз под ванну, где проспал несколько без сновидений, а когда пришло бодрствование, заметил, что рыжие собратья уходят под чугун в большем количестве, нежели из-под него.

Видать, щель там, – решил Илья. – И я поползу в эту щель!

И он пополз вслед за рыжими, пролезая через какие-то трубы, которые то обжигали тело, то холодили его зимней стужей.

А потом он вновь вылез из-под чугунной ванны на свет Божий и поначалу ему показалось, что каким-то кружным путем его тараканье тело вынесло в родную квартиру, но он тотчас переменил мнение, когда увидел голые женские ноги, а приподнявшись слегка – и остальные женские обнаженности.

Елизавета! – узнал Ильясов. – Так это я в квартиру соседа попал! Вот так дела!

Девица, как обычно, любовалась своим отражением в зеркале, сковыривая ноготком с лобика то, что ей не совсем нравилось.

Ильясов опустил свои тараканьи глаза, на секунду ему захотелось укусить золотым зубом Елизавету за щиколотку, но он поборол это желание и опять клюнул краем брюшка кафельную плитку, оставляя на ней черное пятнышко.

В дверь Митрохина зазвонили, и девица Елизавета, набросив халат, покинула ванную.

– Откройте, милиция! – услышал татарин.

– А папки дома нет!

– Митрохин! – позвал милиционер громко. – Давай выходи! А то невесть что подумаю, почему ты от властей скрываешься!

Ильясов услышал, как милиционер пожурил Елизавету, мол, врать нехорошо, а та в свою очередь налетела на участкового, взвизгивая, что врываться в чужую квартиру никто не имеет права, во всяком случае без санкции!

– А ну, пошла в комнату! – донесся голос самого Митрохина.

Далее для Ильи началось самое интересное. Милиционер так хитро подвел все к тому, будто Митрохин убил его, Ильясова, что татарин изумился всем своим существом. Митрохин позеленел от ужаса и завопил, что не лишал никого жизни, что все это произвел его дружок Мыкин, начальник теплосети, путем отсечения ноги топором, а потом ударом ледоруба по темечку!

После такого признания участковый предложил Митрохину проследовать за ним в квартиру Ильясова, дабы снять показания под протокол и подпись подозреваемого.

Татарин поспешно бросил все свое тараканье тело в обратную сторону, преодолевая бесчисленные трубы, пока вновь не оказался под ванной своей квартиры, где подслушал остальную часть разговора.

Митрохин клялся и божился, что убийство произошло случайно, что они с Мыкиным, приобретя эхолот, опробовали его в карьере, а потом, когда рыба клюнула, ею оказался купающийся ночью татарин Ильясов.

Татарин выполз из-под своего убежища и засеменил к приоткрытой двери, чтобы лучше было слышно.

– А труп, труп где? – интересовался участковый.

– Может, волной снесло?

– Может. А кто ухо отрезал ему?

– Какое ухо?!!

Неожиданно Илья Ильясов испытал приступ совести. Ведь его никто не убивал, а ногу действительно отрубили случайно, в откушенном же ухе виноваты вороны!

Мучимый жалостью к безвинному соcеду, Илья пополз в комнату, залез под старый буфет, потом тут же выбрался из-под него и хотел было закричать, что вот он я, Ильясов, живой, лишь прихрамываю незаметно, и нету преступления здесь, недоразумение одно!

Но крика у него не получилось, даже шипения не произошло. К тому же его заметили!

Митрохин снял с ноги ботинок и со злостью швырнул в таракана.

Татарин чудом увернулся и уполз обратно под буфет.

– Ишь ты! – изумился милиционер. – Чудо природы!.. И откуда такой?

И тут же Синичкин подумал, что в комнате душно, воздух затхлый, а в такой атмосфере еще и не то может вывестись!.. Он решительно подошел к окну и распахнул форточку.

А вслед за этим участковый отправил Митрохина домой собирать вещи по причине собственного ареста.