– 6,5 см.

– Нужно тебе это?

– Не-а, – согласился тепловик.

– Греби дальше, – приказал Митрохин, и Мыкин зашевелил веслами.

Ему не очень нравилось, что в аппарат глазеет товарищ, но лодка была его и приходилось грести, то и дело спрашивая:

– Ну есть там что?

– Ничего, – отвечал Митрохин. – Хренатень одна!.. Плыви вправо!

Мыкин загребал вправо, но и там более десяти сантиметров в размере никто не двигался.

Так друзья проплавали с час, и раздражение посетило организм Митрохина.

– Нажрался, что ль, тогда?

– Когда? – не понял Мыкин.

– Когда чудовище привиделось!

– Трезв был. Может, и не чудовище это вовсе было. А нам и не оно вовсе нужно! Мы аппаратуру пробуем и испытываем. Вся добыча на Валдае!

– А ну стой! – вскинулся Митрохин.

– Чего? – не понял Мыкин.

– Суши весла! Есть!

Тепловик проворно затормозил, так что лодка встала как вкопанная, и нервно заспрашивал:

– Чего есть? Чего там?..

– Есть, – повторил Митрохин. – Метр сорок пять в длину. Килограмм сорок, если не больше!

– Я же говорил – чудовище! Дай посмотреть!

Он почти вырвал эхолот из рук товарища и вперился в экран, прицокивая и присвистывая.

– Мы ее возьмем! Как пить дать, возьмем!

Митрохин раскрыл сумку и выудил из нее кастрюлю с кашей. Затем достал из чехла удилище и проворно привел его в готовность, привязав к концу лески трехжальный крючок.

– Приготовь сеть! – скомандовал он, и Мыкин развернул снасть во всю ее длину. При этом его кадык от нетерпения ходил то вверх, то вниз, а глаза не могли оторваться от экрана.

– Лежит, падла! – радовался тепловик. – Спит. А мы ее тепленькую!

– Не сглазь!

– Я не глазливый!

Митрохин запустил руку в кастрюлю и пригоршнями стал сыпать кашу в воду. Наживка получилась отменная и опускалась ко дну значительными кусочками, не рассыпаясь.

– Сейчас она…

– Совсем темно стало! – нервничал Мыкин, перебирая сеть пальцами.

– Успеем…

Илья лежал на своем будущем потомстве с закрытыми глазами и не о чем не думал. Его мозг находился в некоем состоянии прострации, в такое обычно впадают будущие матери, постоянно прислушивающиеся к своему возрастающему животу, к его процессам наполнения частью вселенной.

Татарин очнулся лишь тогда, когда на его голову что-то упало. Он не испугался и не рванулся с кладки, а лишь приподнял голову и разглядел в полной тьме планирующие ко дну куски чего-то, в которых тотчас узнал пшенную кашу.

В желудке прошли судороги, и Илья сглотнул слюну…

– А вот и крючочек мой фирменный! – горделиво зашептал Митрохин, насаживая на трехжальную сталь кусок каши и поплевывая на него по-рыбацки.

– Да опускай же его, – суетился Мыкин. – А то пожрет гадина всю прикормку и плевать она хотела на твой крючок фирменный!

Мыкин зачем-то достал из рюкзака топор.

Митрохин был профессионально спокоен.

– Я время знаю, – молвил он и, взяв эхолот в руки, стал медленно опускать леску в воду, стараясь подвести крючок с наживкой прямо к самой рыбьей морде, каковая отчетливо вырисовывалась на экране прибора.

Илья машинально открыл рот и сглотнул кусочек каши. Это было так вкусно, что у него закружилось в голове, а слюна, до этого мерзкая на вкус, превратилась в сладостный нектар. Затем он съел еще кусочек, что и вовсе раззадорило аппетит, и рыбина принялась поглощать кашу, сыплющуюся с поверхности, как манна небесная. Изможденный невзгодами, Илья не думал, откуда взялся этот провиант, тем более ночью; просто открыл рот и заглатывал все, что сыплется.

Неожиданно что-то резануло его язык, как будто с кашей попался кусок стекла; Илья попытался было выплюнуть инородный предмет, но это причинило ему еще бґольшую боль, и какая-то острая штука проколола его щеку.

Илья метнулся в сторону, и все три жала вонзились в нежную рыбью плоть, разрывая ее до крови.

Я попался, – понял татарин. – Меня отловили на крючок!

От сознания того, что он пойман, Илья взметнулся к поверхности, а затем резко ушел в сторону, пытаясь освободиться от крючка. Боль была невыносимой, чудовищной, но рыбина старалась ее не замечать, так как внизу оставалось будущее ее потомство, и чтобы его охранять, необходимо было сорваться со смертельного острия.

– Есть! – не сдержавшись, крикнул Митрохин, когда ощутил, как леска в его руках натянулась, а затем заходила из стороны в сторону. – Попалась, тварь!

– Тащи ее! – заорал Мыкин и сжал топор двумя руками. – Тащи!

– Ах, здорова! Просто кобыла! – приговаривал Митрохин, чувствуя, что леска врезается ему в руки и непременно оставит на ладонях кровавые порезы.

– Никогда такой не было!

– Ну же, ну! – стонал Мыкин почти сексуально, желая немедленно разрядиться созерцанием добытой рыбины.

– Не торопи! Пусть измотается! Ты не топор готовь, а сеть!

Ничего не скажешь, Митрохин был умелым рыбаком, и леска сантиметр за сантиметром вытягивалась наружу, заставляя гигантскую рыбину всплывать к поверхности.

– Греби к берегу! – скомандовал он, и Мыкин сноровисто загреб веслами, таща за собой леску с добычей.

– Лишь бы не сорвалась! – приговаривал тепловик. – Скотина!

Уже возле самого берега, когда на руку Митрохина смоталась большая часть снасти, в свете луны показалась спина огромной рыбины, хвост которой ходил из стороны в сторону, как катерный винт.

– Вот она, вот она! – завизжал Мыкин и, схватив топор опять, то ли шагнул за борт лодки, то ли попросту упал, но, поднявшись на ноги, оказался в воде по пояс и в каком-то остервенении стал крушить топором куда попало.

Рыбина, все еще сильная, уворачивалась, но один из ударов Мыкина достиг цели, и отточенное железо отсекло ей часть хвоста, так что, раздвинув жабры до предела, она зашлась в немом крике от боли и на мгновение потеряла ориентацию.

Этого оказалось достаточно, чтобы Митрохин огрел ее ледорубом по голове и что есть силы заорал Мыкину команду упаковывать добычу в сети, дабы лишить трофей подвижности.

Но Мыкин уже ничего не слышал и лишь повторял бесконечно:

– Вот это да! Вот это да!..

Поняв всю бесполезность друга в эту минуту, Митрохин сам отчаянно шагнул в ледяную воду и принялся опутывать лишенную сознания рыбину сетью.

– Помогай! – гаркнул он и вдарил что есть силы Мыкина по плечу. Тот немедленно пришел в себя, и вдвоем они потащили сеть на берег.

– Мы победили! – удовлетворенно выдохнул Митрохин, обрушивая свое тело от усталости на песок.

– Мы – победители! – с гордостью подтвердил Мыкин.

– Достань фонарь! На добычу поглядим!

Тепловик пошел к рюкзаку и на ходу шлепнул недвижимую рыбину по спине.

– Обожремся! – хихикнул он, но что-то показалось ему странным в шлепке, что-то этакое ощутила его ладонь.

Он порылся в рюкзаке и выудил из него превосходный фонарь на шести батарейках. Сначала тот не включался, и Мыкин подумал, что отсырели контакты, но по-сле нескольких щелчков все же лампочка вспыхнула, осветив серьезное лицо Митрохина.

– Ты не на меня свети! – рыкнул друг, слегка ослепленный.

На секунду ему показалось в отсвете фонарного луча, что в сетях запуталось что-то странное. Он потер глаза, а когда они сфокусировались, соизмеряя свет и темень, когда Мыкин направил фонарь на добычу, то сердца обоих рыбаков сжались грецкими орехами, потом мгновенно разрослись в кокосовые, а желудки ожгло высококачественным адреналином.

– А-а-а-а… – просипел Мыкин с округлившимися от ужаса глазами.

Митрохин икнул и чуть не срыгнул за этим, глядя на сеть с добычей.

– Это… Это… Ч-ч-человек! – наконец справился с окаменевшей челюстью тепловик.

– Да, да, – закивал головой в согласии Митрохин.

В сетях был действительно запутан человек. Это был старик, с разбитой в кровь головой и отрубленной стопой правой ноги. Стопа лежала неподалеку, завалившись за нагромождение полусгнивших досок.

– Это сосед мой! – признал старика Митрохин. – Ильясов фамилия. Татарин. Один живет…