Тем более было странно видеть, как ее глаза покидают орбиты.
— Ну, дорогие мои, — проговорила она мужским голосом. — Ну, это, я вам скажу!.. — она выругалась коротко и сочно. — Чтобы номера на мозгах были написаны!..
— Какие номера? — не поняла Сашенька.
— Восьмизначные!
— Где! Где?!! — склонилась Бове над монитором компьютера.
— Да вот же!
Сан Сановна увеличила изображение и выделила нужный кусок квадратом.
— 56723811 — прочитал профессор Фишин.
— А что это за буквы? — непонятно кого спросила Сашенька.
— Латиница, — ответил учитель. — Только вверх ногами.
Сан Сановна тотчас развернула изображение, сделав его как можно четче.
— Bill, — прочла Сашенька. И следующее: — April…
18
Через некоторое время Мятникова вновь родила детенышей, и когда Билл попытался их сожрать, предупредила крыса, что перегрызет ему горло, когда тот будет спать.
— Буду рвать тебя на мелкие кусочки! — и страшно провыла.
— А где еды взять? — растерянно вопрошал американец.
— Оторви свою задницу и сам позаботься о себе!
— Мне очень тяжело ходить, — грустно посетовал американец.
— Конечно, — подтвердила Мятникова. — Разожрался, как свинья на убой!..
Вероятно, крыс испугался угроз Лили и стал иногда исчезать, возвращаясь довольным и сытым.
Она подозревала, что американский производитель занимается каннибализмом, но нотации читать отцу своих детей считала делом бесполезным. Животное…
Вскоре ее ждал еще один удар… Выросли детеныши, и прежде, чем покинуть материнское гнездо, покусали Мятникову чуть ли не до смерти, а сонному Биллу изжевали хвост.
— Я тебе говорил, — возмущался крыс. — Говорил, что лучше было этих гаденышей самим съесть!
Лиля слушала его и думала, что вот оно, истинное материнство. Вот ее высохшие соски и свалявшаяся шерсть на брюхе…
— Я ненавижу! — вдруг вскричала она. — Ненавижу!
— Чего? — поинтересовался Билл.
— Я ненавижу эту жизнь!
— Есть какая-нибудь другая?
— Есть! — пылко ответствовала Лиля.
— Какая же?
— Человеческая!
— И что? — все-таки душу Билла, при поруганном хвосте, успокаивала собачья медаль. — Хочешь прожить человечью жизнь?
— Я ненавижу! — вновь вскричала Мятникова.
— Слышал.
— Я ненавижу людей!
— Я тоже, — он полакал из лужи свое отражение. — Всех, кроме Слизкина и Василия Кузьмича.
— Давай остановим метро! — вдруг предложила Мятникова.
— Это что?
— Это такие большие железные поезда. Ты слышишь их грохот каждую минуту. Он не дает нам спать! Почему мы должны его слушать?! Надо остановить метро!
— Как мы будем это делать?
— Просто перегрызем кабель! Но во многих местах, чтобы люди не смогли сразу его починить!
Билл подумал немного и согласился.
— Хорошо, — сказал он. — А потом мы уедем в Америку!
— Куда? — обалдела Мятникова.
— Ко мне на Родину.
Ей стало страшно и любопытно одновременно.
— Это очень далеко!
— Дойдем.
— Дойти невозможно…
— Что же делать?
— Надо лететь!
— Гы-гы, — посмеялся Билл. — Ты что, птица?
— У людей есть самолеты, — попыталась объяснить Мятникова, все более зажигаясь идеей Билла. — Такие птицы, сделанные из железа!.. Мы можем быть уже послезавтра на твоей Родине!..
— Откуда знаешь?
— Уже летала.
— В Америку?
— В Питер.
Она хотела было поведать об Эрмитаже, но поняла, что объяснить крысу, что это такое, не сможет. А потому просто сказала:
— В музее была.
Билл неожиданно пришел в восторг.
— Да-да! Я слышал! Самое вкусное, что есть в жизни — это старинный багет! Его можно раздобыть только в музее! Но там всякий ультразвук, ловушки!.. Ты пробовала багет?
— Нет, — призналась Мятникова. — Но я его видела!..
— О-о-о! — с уважением протянул Билл. — Знал бы раньше, не стал бы есть твоих детей! Ты серьезная исследовательница… Почти, как я… Когда пойдем грызть кабель?
— Сначала мы прокатимся на поезде!
У Лили был план доехать до станции «Речной вокзал», а уже оттуда добраться до «Шереметьево».
— А это не страшно? — поинтересовался Билл.
— Что? — не поняла Мятникова.
— Кататься на поезде, который так громыхает и гудит?
— Как тебе не стыдно! — с укором произнесла она. — У тебя медаль! Ты — герой!
— Да-да, — вспомнил крыс.
Она провела его своими тайными ходами к тоннелю. Крыс пролезал в дыры с трудом и постоянно жаловался на усталость.
— Ничего, — подбадривала Мятникова. — Скоро похудеешь!
Он никак не мог привыкнуть к проносящимся поездам, пряча морду в подземные ходы.
— Мы пойдем между рельсов! Главное, не вставай на них — зажаришься, как шашлык.
— Как кто?
— Как крысы при газовом взрыве…
— Мне нужно немного здесь полежать, — трусил Билл.
Мятникова его не подгоняла, понимая такую трусость героя. Чего от него требовать! Крыса! Не человек же!.. Сама она нашла какой-то проводок и грызла его механически. Неожиданно у нее во рту что-то кисло заискрило, замкнуло, и она вдруг услышала человеческую речь, словно по радио.
— Не понимаю, что это! — произнес раздраженный, до родного знакомый голос.
Мятникова взбрыкнула от неожиданности задом, но проводов не отпустила.
— Эксперты определили подлинность, — подтвердил второй голос, тоже знакомый.
— Это какая-то враждебная экспансия! — первый голос стал металлическим. — Американцы!
И тут Лиля узнала голоса. Первый принадлежал Президенту России, а второй Премьеру. Она бы икнула от такого открытия, но крысиное горло не способно было издавать таких звуков.
— Нашли этого Рыбакова?
— Пойди, найди! — ответил Премьер. — Их десятки тысяч!
— Одиннадцать миллиардов у.е.?
— С копейками… То есть еще триста двадцать три миллиона…
— Шайзе! — выругался Президент по-немецки.
— Да, — подтвердил Премьер. — Херня какая-то!
— Ну, ничего, отыщется… Мы его в два счета раскрутим… Вот эти копейки ему и оставим, а остальное в счет казны!..
— Я вот что хочу предло…
Здесь что-то в проводочках расконтачилось, и голоса исчезли.
«Правительственная связь», — догадалась Лиля и с удовольствием перегрызла все проводки, имеювшиеся вокруг.
Из-за того, что она вмешалась в политическую жизнь страны, надпочечники Мятниковой вспрыснули в кровь такое количество адреналина, что она то и дело подпрыгивала, подталкивая Билла на окончательное решение.
— Давай же, герой! — кричала она. — Лезь на потолок тоннеля!..
Наконец, американец решился, выбрался наружу и тяжело, медленно, похожий не на крысу, а на коалу, полез по кабелям наверх.
Она лезла за ним гораздо ловчее, от того, что была меньше, и от охвативших ее душу внезапных мечтаний о новой жизни, о трансатлантическом перелете к этой жизни… И еще то подбадривало Мятникову, что она все-таки была не одна!..
Они висели на потолке полчаса, пока Билл, наконец, решился разжать когти и упасть на крышу летящего поезда. Некоторое время он лежал, прижавшись к поверхности, и почти умирал от ужаса, пока поезд не затормозил на ярко освещенной станции. Он поднял голову и спросил:
— Что это?
— Это люди, — ответила Мятникова, пьяная от скорости.
— А зачем они здесь?
— Их возят поезда…
— Хорошо быть людьми!.. — прокричал Билл, потому что поезд снова набирал ход.
А потом они спрыгнули на конечной и в ожидании ночи неутомимо грызли кабели, пока свет в метрополитене не погас, а люди не заорали в ужасе от предвосхищения теракта. Довольные грызуны переждали эвакуацию народонаселения и не спеша прошагали к мертвому эскалатору, по перилам выбрались на поверхность. Там уже опустилась ночь. Грызунов мучил голод, и Мятникова взяла грех на душу, съела половину рыжей крысы, которую придушил на помойке Билл. Ей было приятно до слез, что Билл сам предложил часть своей добычи, а потому она про себя сказала, что он ее муж, а мужья всегда содержат своих жен…