– Ты ревнуешь?

– Кто? Я? Да, я ревную!

– Я устал повторять, что для меня не существует другой женщины, кроме тебя.

– Это пока я здесь. Теперь мне ясно, что ты не просто так гулял по Малекону в тот вечер.

– Что было раньше, то было раньше. Теперь все по-другому.

– Но ты не сможешь жить без этого заработка! Это очень хорошие деньги. Ты ведь мне наврал, что работаешь поваром?

– Хорошо, я окончил курсы поваров, но не работал поваром, я работал барменом на пляже. Пока не подрался с полицией. После тюрьмы я не имею права работать в туристическом бизнесе. А на Кубе это единственная отрасль, больше здесь негде заработать.

– Ты работал пляжным жиголо!

– Нет! Я не любил быть жиголо! Поверь мне! Я находил туристам девочек и касы за проценты, но сам старался не спать за деньги.

– А почему ты теперь не устроишься работать барменом, поваром, ну или помощником на кухню? Почему ты клеишь баб на Малеконе, если ты не любишь спать за деньги?

– Говорю тебе, что по закону сидевший в тюрьме не имеет права работать в местах, связанных с туристами. А все бары и рестораны существуют только для туристов! Понятно?! Кубинцы не имеют денег на рестораны. Я не клею баб на Малеконе. Я ищу любую работу, чтобы не умереть с голоду. Я весь год работал на стройке за деньги, которые мог бы получить от тури за несколько ночей. Я клал бетонные блоки на жаре, пока у меня сосуды в глазах не полопались… В тот вечер я пришел на Малекон просто поболтать с друзьями.

– А почему же ты подошел ко мне?

– Да потому что мы с друзьями сидели и смотрели, как ты идешь по Прадо в фиолетовом платье, и видели, что ты гуляешь очень рискованно. Тебе могли приставить нож к горлу… Ты мне понравилась. Я люблю женщин с классической внешностью, в платье, в туфлях… Ты шла одна, ночью, сама не зная куда. Когда я тебя увидел, я почувствовал – это моя женщина! Такая женщина не должна ходить по Малекону одна! Я ждал этого, как чуда, всю жизнь. Я наблюдал, как к тебе подходили люди Кахакинта и люди из другого клана, и ты всем отказывала. Парни уже начали драться из-за тебя. Тогда я сказал им, что это моя женщина. Меня они уважают.

– И ты был уверен, что я соглашусь пойти с тобой?

– Нет. Я умею разговаривать с женщинами, но я не ожидал, что ты согласишься так быстро. – Он улыбнулся. – Пиф-паф! И ты сказала: пойдем.

– Не надо было идти!

– Но ты согласилась. И просто убила меня наповал. У меня больше не было никаких женщин с тех пор, как я поцеловал тебя. А потом ты написала мне э-мейл!

– Я никогда ни с кем не целовалась в первый вечер знакомства.

– Почему?

– Потому что. Обычно не хотелось. А когда хотелось, я сдерживалась. Я порядочная девушка. У меня всегда было четкое правило, и почему-то с тобой оно развеялось вот так! – Я щелкнула пальцами. – Как ты это сделал?

– Я молился.

– А по-моему, ты что-то подмешал мне в коктейль. Я раньше пила «Куба либре» и знаю, как он действует. Нельзя от одного коктейля дойти до такой кондиции.– Я просто проследил, чтобы бармен налил достаточно рома. Обычно они недоливают. – Алехандро расхохотался и хлопнул себя по бедрам.

Нищий снабжает Алехандро газетами. Теперь у нас по номеру разбросана местная «Правда». Это здесь единственный орган печати. «Гранма», то есть «Бабушка». Так называлась яхта, на которой изгнанный в Мексику Фидель, Че и другие коммунисты, высадились на Кубе, чтобы вести борьбу с режимом.

– Все-таки несерьезно называть главный и единственный огран печати словом «бабушка». Не брендово как-то…

– А как ее назвать? «Сиськи Анхелы»? Смотри: здесь о России написано! – Он ткнул пальцем в испанский текст.

– Ну и о чем это?

– Люди из вашего правительства приехали к людям из нашего правительства.

– И?..

– Ну вот.

– Ну и что, что приехали? Какие перспективы?

– Отношения…

– А-а понятно…

– Пишут, что скоро отменят эмбарго с Америкой.

– Так это же здорово! Ты сможешь наконец увидеться с мамой!

– Ми рейна! Это только на бумаге. Не для Пипо…

Я улыбнулась тому, как забавно он произносил по-английски «только на бумаге».

– Джаст пейпо, нот фор Пипо… не переживай, дорогой. Вот увидишь, скоро все изменится.

– Никогда не изменится! – Он еще долго улыбался и повторял: – Ха! Джаст пейпо, нот фор Пипо!

Он несколько раз отжался, сделал упражнения для пресса, потом подошел ко мне в тот момент, когда я придирчиво разглядывала себя в зеркало, обнял меня одной рукой за живот, другой выхватил из-за спины мой фотоаппарат и нажал на кнопку.

– Вспышки не было.

– Я отключил, со вспышкой не получится.

На экране высветилась довольно удачная фотка.

– Фотография называется: две развратные бестолочи перед зеркалом.

– Мы отличная пара, хотя ты и старше: мне двадцать семь, тебе сорок…

– Стоп! Какого черта ты округляешь мой возраст?! Мне тридцать девять! А тебе не двадцать семь, а тридцать семь! Ты путаешь двадцать – «твенти» и тридцать – «терти»! Тебе не двадцать семь, а тридцать семь, милый! Ты показывал мне свой паспорт! Я видела год твоего рождения! Я старше тебя всего на два года! И, когда мне будет сорок, тебе уже будет тридцать восемь, а это не такая уж большая разница! – Педро молча улыбался, и я видела, что мысли о возрасте ему также неприятны, как и мне, и он интуитивно, как и я, скидывает себе десяток, продолжая жить, как тогда, когда ему было двадцать семь. – И хватит щупать мой живот! Пощупай лучше свой! У тебя за время жизни «ол инклюзив» выросло порядочное пузо!

Он оглядел себя в зеркало и втянул живот, приняв позу супергероя из боевика.

– А! Пытаешься втянуть свое пузо и не получается?! А ну-ка давай сравним, у кого больше! Давай! Давай! – Я задрала свое платье. – Ну что, стареющий пляжный жиголо? У кого пузо больше?

Мы хохотали до колик.Алехандро – как большая добрая собака, его можно тискать, щупать, а он все равно смотрит преданными, любящими глазами животного.

В баре Алехандро дружески поздоровался с тремя итальянцами.

– Люблю итальянцев, отличные ребята.

– Ты их знаешь?

– Разговорился на пляже. Мы с Фабио делали всякие дела. Он научил меня пользоваться ножом и вилкой, есть пиццу. У нас хорошо шел бизнес, полицейские завидовали.

– Тебе известно, как он поживает сейчас?

– Наверное, в Италии делает какие-нибудь дела. У него жена кубинка.

– Да, ты говорил.– Думаю, у них уже есть дети…

Мы решили взять еще выпивки и пойти на пляж.

Прошлись по побережью и устроились вдалеке от любопытных взглядов, под пальмовой крышей пустующего пляжного бара, увитой вьюнами и поросшей папоротниками.

Пока я плавала, он ждал меня на берегу с полотенцем.

Потом, разморившись от воды и солнца, я лежала на деревянной скамье, а он массировал мою спину.

– Моя сестра живет в Валенсии. Она замужем за испанцем, у нее двое детей. Я сегодня говорил с ней по телефону. Рассказал о тебе. Она считает, что ты проститутка.

– И она тоже?!

– Потому что в Валенсии много русских проституток. Расслабься! Я-то знаю, что ты – хорошая девочка. Для женщины главное – дети, ми рейна. – Он сел на корточки, взял меня за подбородок и серьезно заглянул мне в глаза: – Я хочу, чтобы у нас были дети. Белые, черные, не важно. Они будут очень хорошими.

– Но мы знакомы без году неделя! – запротестовала я. – Ребенок – это слишком серьезно, а мы совсем не знаем друг друга… Речь идет не о прихоти, а о жизни другого человека! Иметь детей – это большое решение!

– Я знаю, что это большое решение, но я уже все решил.

Я приуныла, тем более что запас суперпрочных презервативов, закупленных мной специально перед поездкой, за несколько дней подошел к концу. И рвутся они как нечего делать. Противозачаточные свечи тоже заканчиваются.

– Я люблю ласки, нежность… – Он явно пытался под меня подстроиться. – Все женщины хотят только фоки-фоки, а с тобой можно ласкаться часами. У нас с тобой «кариньо» – ласки, нежность. Я чувствую себя как ребенок… – Произнося это, он все больше возбуждался и, не успев закончить фразу, набросился на меня с криком: – О боже мой!