А вот еще одно документальное свидетельство крепнущей уверенности Мехлиса в том, что действует он так, как должно. История связана с назначением в октябре 1919 года начальника агентурной разведки дивизии. Комиссар разведотдела штаба армии Ефремов настаивал на кандидатуре некоего Малышева. Мехлис, имея на того компромат, категорически возражал. Тогда Ефремов, заручившись согласием члена РВС армии С.П. Нацаренуса, предложил Мехлису до назначения начальника агентурной разведки дивизии взять обязанности последнего на себя.
Это невозможно, следует ответ. Мало того, что загруженность собственно комиссарской работой предельная («с раннего утра до 4–5 часов ночи, без всяких перерывов на обед и пр.»), так еще «вопрос поставлен именно в такую плоскость, что я должен принять кандидатуру человека, которого совершенно не знаю, – заостряет вопрос Мехлис. И прибегает к ультиматуму: – Создавшаяся обстановка… властно требует моего отчисления из дивизии, т[ак] к[ак] я становлюсь неработоспособным. Вопрос о моем отозвании из дивизии поднимаю не с целью получить начальственную поблажку, а вполне серьезно и прошу к нему отнестись внимательно».
В конце концов коллизия благополучно разрешилась, и Мехлис остался в дивизии. Тем не менее, в подобных ультиматумах несложно заметить ту самую партизанщину, на которую он так ополчался, стоило ей проявиться у других.
11 октября войска Южного фронта перешли в контрнаступление. Разгорелось знаменитое Орловско-Кромское сражение. Вперед медленно двинулась и 46-я стрелковая дивизия, которую возглавил Р.П. Эйдеман. Тяжелые бои шли с переменным успехом, сопровождались ощутимыми потерями. И все же к 10 января 1920 года войска Красной Армии вышли на рубеж Жмеринка, Знаменка, Екатеринослав, Александровск, Бердянск, северное побережье Азовского моря, Ростов-на-Дону. Южный фронт был переименован в Юго-Западный, 46-я стрелковая дивизия перешла в состав 13-й армии, весьма ослабленной в предыдущих боях. Центральные власти позаботились о том, чтобы накануне решающих, как тогда хотелось верить, боев фронт получил необходимое пополнение.
На армию возлагалась задача не допустить отход армейского корпуса генерала Я.А. Слащева в Крым и разгромить его в Северной Таврии. Но перехватить белых не удалось. К 24 января только одна 46-я дивизия вышла к Перекопскому и Чонгарскому перешейкам. Вначале она смогла даже взять Перекоп и Армянский базар (Армянск). Правда, за это пришлось заплатить очень большую цену: только 407-й стрелковый полк потерял убитыми, ранеными и пленными до 70 процентов личного состава.
О роли Мехлиса в этих событиях в ноябре 1937 года, в дни выдвижения его кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР, с неумеренным восторгом рассказала «Литературная газета» устами некоего Ф.А. Олешко. В дни боев с Врангелем комиссар батальона, входившего в состав 46-й дивизии, он поведал, как благодаря Льву Захаровичу белым оказалось неуютно за чонгарскими укреплениями и Сивашом: «Тов. Мехлис нашел речушку Чонгар, впадавшую в Сиваш. Речушка была замерзшей, через нее он переправил часть 137 бригады. Часть зашла в тыл врага, захватила штаб белых с генералами, 18 орудий, несколько десятков пулеметов, огромное количество винтовок и боеприпасов…»
Нарисована картина совершенно невероятная, учитывая, что в ходе боев под Перекопом 22–24 января 1920 года в распоряжении Слащева было всего 1800–2000 штыков, 1000 сабель и 32 орудия[12]. Правда, командование 46-й дивизии смогло выставить еще меньше – 1210 штыков и 8 орудий. Поэтому продвинуться в глубь Крыма на плечах противника не удалось. Слащев, собрав все резервы, оттеснил красных за перешеек. После дополнительной перегруппировки части 13-й армии в начале марта попытались предпринять новое наступление, даже прорвали оборону на Перекопском перешейке, но были вновь отброшены.
О драматизме тех давних событий Льву Захаровичу неожиданно напомнил почти четверть века спустя его сослуживец капитан И. Бахтин. В феврале 1943 года он рискнул написать члену Военного совета Волховского фронта Мехлису: «Помните ли вы, дорогой генерал, такой же тающий февраль между Юшунем и Армянским базаром в 1920 г. и наши две одинокие фигуры, ведущие огонь по слащевской коннице, пока наши отступавшие части не опомнились и не залегли в цепь вместе с нами».
На действиях 46-й стрелковой дивизии и армии в целом отрицательно сказывались острая нехватка боеспособных частей и крайне неудовлетворительное снабжение боеприпасами и продовольствием. И это в то время, когда личный состав дивизии не выходил из боев. К февралю 1920 года ее численность уменьшилась до 3 тысяч человек. Мехлис буквально бомбил политотдел и реввоенсовет армии требовательными телеграммами. 21 февраля он, в очередной раз подробно докладывая о тяжелом положении дивизии, настаивал, чтобы политотдел довел «до сведения предреввоенсовет[а] республики для привлечения всех виновных к ответственности за полное ослабление боевой мощи частей дивизии».
Благоприятный момент для разгрома сосредоточившихся в Крыму войск генерала П.Н. Врангеля в начале 1920 года был, таким образом, упущен. Белые не замедлили этим воспользоваться. Накопив к весне силы, в середине апреля они нанесли удар по соединениям 13-й армии. 14 апреля южнее Мелитополя, в районе Кирилловки, с моря был высажен десант в составе Алексеевского пехотного полка и Корниловской артбатареи. Противник стремился перерезать железную дорогу Мелитополь – Большой Утлюк, по которой шло снабжение всей 13-й армии. Все это происходило в непосредственном тылу 46-й дивизии.
Ее новый начальник Ю.В. Саблин возглавил уничтожение десанта. Ему удачно ассистировал Мехлис. Сформированный комиссаром отряд из частей Мелитопольского гарнизона и вооруженных рабочих остановил десант, а затем отрезал ему пути отхода. Спешно переброшенный 409-й полк защитил железную дорогу. Лишь ценой больших потерь остаткам врангелевского десанта удалось вдоль побережья прорваться со стороны Арабатской стрелки к Геническу, в тыл 411-го полка. На улицах города оставшаяся часть десантников была ликвидирована.
Некоторые подробности того боя привел «Правдист» – малотиражка полиграфического комбината газеты «Правда» в номере от 21 сентября 1933 года (будем иметь в виду возможность того, что авторы публикации несколько льстили своему шефу: Лев Захарович к тому времени был уже главным редактором). Итак, еще накануне комиссар дивизии разоружил под Геническом партизанский, с «анархистским душком» отряд «Запорожская сечь», отобрал лучших бойцов себе, а «худшие охотятся за “золотозубым комиссаром”». Не растерялся Мехлис и при наступлении алексеевцев. Узнав, что 411-й полк, которому белые вышли в тыл, отступает, он скачет навстречу бегущим, «приводит полк в чувство» и ведет его в контратаку. У противника явный перевес – броневики, сильная конница, теснящая красную пехоту в открытой степи. И все же белые не устояли.
Комиссар дивизии, как докладывал начдив Саблин в Москву, «все время находился в передовых цепях, увлекая вперед в атаку красноармейцев своим личным примером». Чему-чему, а пулям Мехлис действительно не кланялся. В цепи, бывало, ходил он и через двадцать лет, кстати, тоже в Крыму, неся на шинели знаки различия армейского комиссара 1-го ранга.
Еще в разгар боя комиссар почувствовал резкий удар в левое плечо. Обездвижела, налилась болью рука. Но Мехлис из боя не вышел, пока Геническ не оказался в руках своих. В госпитале потом определили – сквозное ранение левого плеча ружейной пулей со значительным раздроблением кости.
18 апреля, на следующий день после боя, Саблин и Мехлис получили из Реввоенсовета армии телеграмму о том, что они представлены к награждению орденами Красного Знамени. Тогда, правда, представление реализовано не было. Первый орден Красного Знамени появился у Льва Захаровича только в 1928 году, в связи с 10-летием Красной Армии.
Лечили комиссара 46-й дивизии около двух недель, после чего он был направлен в распоряжение реввоенсовета Юго-Западного фронта, где около трех месяцев состоял «для особых поручений». Не суть важно, в чем состояли эти поручения. Главное, что здесь впервые так близко встретились и общались два человека, имена которых в течение тридцати последующих лет будут частенько упоминаться вместе, – Сталин и Мехлис. Не всегда рядом, поскольку И.В. Сталин – а именно он являлся членом РВС Юго-Западного фронта – по партийному и служебному положению был всегда неизмеримо выше, но вместе. Не будет преувеличением сказать, что эта встреча во многом предопределила дальнейшую политическую судьбу Льва Захаровича. Судя по тому, что будущий вождь, вернувшись с фронта в Москву, не забыл о нем и приблизил к себе вначале в Наркомате рабоче-крестьянской инспекции, а затем в ЦК партии, Мехлис уже при первой встрече сумел понравиться Сталину. А почему – нет? Как и Иосиф Виссарионович, он крайне недоверчиво относился к военспецам. Честолюбивый, волевой. Не склонен к дискуссиям по поводу и без оного, напорист, к цели идет напрямик. И вместе с тем – пунктуален, исполнителен, не задает лишних вопросов.
