Действительно, в ночь со 2 на 3 июля ожидался подход сторожевых катеров, однако он не был связан с ходившими слухами среди бойцов и командиров, что придет «эскадра», придут 14 кораблей для эвакуации. К сожалению, эти слухи были заблуждением не только рядового, но и командного состава армии, в том числе и временного руководства армией, о котором пойдет речь ниже.
Выступая на военно-исторической конференции в 1961 году в Севастополе, полковник И. Хомич говорил: «У меня все время звучала цифра 14 кораблей. Мне генерал Новиков сказал: „За нами идут 14 кораблей“. Все говорили об этих 14 кораблях. Их ждали дни и ночи и дрались до последнего человека»[338].
Выступивший вслед полковник Д. Пискунов говорил уже о 14 транспортах с катерами, которые должны были придти в ночь со 2 на 3 июля. К сожалению, и Хомич, и Пискунов, и другие товарищи ошибались. В действительности Новиков говорил о 14 кораблях, которые должны были прийти в ночь с 1 на 2 июля, согласно списку кораблей, врученных Октябрьским Ильичеву на 35-й батарее вечером 30 июня перед своим вылетом на Кавказ.
В списке значились 4 быстроходных тральщика, 10 сторожевых катеров и пять подводных лодок, которые предназначались для вывоза в первую очередь старшего комсостава. Фактически в ночь с 1 на 2 июля пришли только 2 тральщика и 8 сторожевых катеров. Как уже упоминалось, два БТЩ, получив повреждения и простояв у ФВК № 3 у подходной его точки, не сумев определиться из-за отсутствия створных огней, повернули назад. Из трех сторожевых катеров, вышедших первыми по эвакуации, два получили повреждения и вернулись в Туапсе, третий пришел к 35-й батарее, где у причала взял людей и прибыл в Новороссийск. 7 сторожевых катеров отряда Глухова прибыли на рейд 35-й батареи. Таким образом, вместо 14 кораблей прибыло 10, но в темноте ночи всех их не разглядели (по воспоминаниям участников, их было от 2-х до 5 катеров) и посчитали, видимо, за первый отряд кораблей по эвакуации, и поэтому думали, что те 14 кораблей (транспортов) придут в следующую ночь.
Почему все были введены в такое заблуждение? Видимо, Новиков в той общей неразберихе до конца сам не разобрался и посчитал, что 14 кораблей еще придут. Только так можно объяснить надежды и высказывания Хомича и Пискунова, а вместе с ними и других участников последних дней обороны в сложившемся положении с приходом кораблей. С другой стороны, эта распространяемая надежда помогала драться с врагом до последней возможности.
В своем выступлении на этой военно-исторической конференции Д. Пискунов рассказал, что он занимался не только вопросами формирования резервов для обороны, но и подготовкой мест подхода катеров в Херсонесской бухте для последующей перегрузки людей на транспорты.
Согласно воспоминаниям Пискунова, временное руководство армией в составе бригадного комиссара (Хацкевича) и начальника штаба майора Белоусова разместилось в штольне берега Херсонесской бухты, где ранее отдыхали летчики с Херсонесского аэродрома. Свой командный пункт Пискунов расположил в гроте берега той же Херсонесской бухты, но в его пониженной части. По его словам, подполковник Бабушкин через восстановленную радиостанцию в 35-й батарее держал связь с Новороссийском через подводную лодку в море, ввиду ограниченной по дальности мощности радиопередатчика. Командовавший правым флангом обороны полковник Гроссман свой КП держал на 35-й ложной батарее. На все КП была подана проводная связь с 35-й батарей.
П. Моргунов отмечает, что 2 июля около 10 ч. 30 мин. штабом Черноморского флота была перехвачена радиограмма открытым текстом на волне командования СОРа: «Танки противника реагируйте немедленно Колганов». До сих пор не удалось установить, кто ее передал и кому она была адресована. Имела ли она отношение к временному руководству армией? Была ли у Бабушкина какая-то радиосвязь с войсками на фронте обороны? Эти и многие другие вопросы; связанные не только с деятельностью временного руководства армией, о работе которого, в частности, имеются пока только косвенные сведения, требуют дальнейшего изучения. Одних воспоминаний Пискунова по этому важному вопросу недостаточно. К тому же из пяти членов временного руководства армией в живых тогда остался только Пискунов. Так, например, по положению рубежей обороны за июльские дни имеются расхождения с воспоминаниями других участников обороны и архивными данными.
Подводя итоги боевых действий за 2 июля 1942 года, можно сказать, что в этот день наша оборона устояла, и в Херсонесской бухте готовились к приему сторожевых катеров.
В своем выступлении на военно-исторической конференции в части приема катеров и транспортов в Херсонесской бухте и на ее рейде Пискунов кратко отметил следующее:
«Я возглавлял всю подготовительную работу. Было принято решение принимать транспорта в районе мыса Херсонес — бухте Херсонесской. Было подготовлено 6 причалов (мест на необорудованном берегу. — Авт.) для приема катеров, так как понимали, что транспорта вплотную к берегу не подойдут. Вот почему было подготовлено 6 причалов для подвоза к транспортам катерами людей с учетом большого погружения в воду.
Затем на каждый причал были выделены группы автоматчиков для поддержания порядка. Был подготовлен Херсонесский аэродром для приема самолетов, так как имелись сведения, что они должны были прилететь. Был спланирован план прихода войск на посадку с фронта. Вокруг меня вырос огромный актив моряков-специалистов. Я был, собственно, центром, вокруг которого все вращалось. Со мной советовались по делам моряки-специалисты. Я был начальником 1-го причала. В штольне было 50 человек старшего командного и политического состава соединений. Принимались меры, чтобы их во чтобы то ни стало эвакуировать. Были приняты меры к тому, чтобы эвакуировать тов. Меньшикова. Он был предназначен на посадку на катер на 3-м причале, где размещался штаб руководства в эти дни»[339].
Некоторые пояснения к этим воспоминаниям. Подготовка причалов, как это следует из последующих пояснений Пискунова, заключалась в промерах глубин у берега для возможности подхода катеров вплотную к берегу. На каждый причал было выдано по электрическому фонарику для обозначения места подхода катеров.
Касаясь вопроса эвакуации секретаря обкома партии по пропаганде и партизанскому движению в Крыму Ф. Д. Меньшикова, следует сказать, что действительно Меньшиков с секретарем Севастопольского горкома комсомола А. Багрием и другими сопровождающими товарищами в первой половине дня 2 июля пришли со стороны маяка, как об этом написал Пискунов и подтверждает секретарь Балаклавского горкома комсомола в те годы P. C. Холодняк[340]. По словам Пискунова, Меньшиков читал и одобрил воззвание к бойцам и командирам Приморской армии, подписанное от имени Военного совета армии Пискуновым и представителем политотдела армии батальонным комиссаром Файманом, в котором они призывали бойцов и командиров держать оборону, чтобы обеспечить эвакуацию. А если она не удастся, то нужно пробиваться в ночное время в горы.
Пискунов свел Меньшикова с бригадным комиссаром, а после неудачи с посадкой на катера Меньшиков с бригадным комиссаром ушли по берегу и находились внутри 35-й батареи, где позже, чтобы не попасть в руки врагов, покончили с собой.
В части некоторых подробностей организации посадки на сторожевые катера в Херсонесской бухте на рассвете 3 июля по данным Пискунова, еще в полночь был запрошен Новороссийск, откуда пришел ответ, что самолетов не будет, но катера ждите. Согласно разработанному плану эвакуации с фронта начали подходить подразделения армии. Фронт оголялся. На берегах Херсонесской бухты скопилось много бойцов и командиров. Подошедший начальник штаба майор Белоусов проявил тревогу, так как катеров не было, а на марше все новые подразделения, фронт был совсем оголен. Но вот катера прибыли и стали приближаться к берегу. По словам Пискунова, он хорошо видит командира сторожевого катера и предупреждает, что здесь будут грузиться тяжелораненые старшие командиры и политработники. Командир катера отвечает, чтобы начинали выносить раненых поближе к берегу и бросает швартовный конец. В это время случилось непредвиденное. Люди, стоявшие на спуске в бухту, лавиной бросились вдруг на берег, смяв охрану, и столкнули вынесенных раненых в воду. Катер дал задний ход, отошел несколько. Толпа утихла. Но когда стал снова подходить, то толпа снова бросилась к катеру, стали плыть к нему. Катер отошел в море. Такая же картина наблюдалась, по его словам, и на других местах подхода катеров к берегу. Пискунова масса людей столкнула в воду. Когда выплыл на берег, он подошел к бригадному комиссару и майору Белоусову, которые стояли в окружении комсостава частей у командного пункта и выражали свое недовольство организацией посадки. Произошел обмен мнениями. Все пришли к выводу, что нужно драться до конца. По призыву идти в оборону бойцы и командиры стали уходить на позиции. Таким образом, организация посадки из-за стихии масс была сорвана. Иллюзии Пискунова насчет прибытия вместе с катерами транспортов рассеялись много лет спустя, когда Пискунов встретил одного из спасшихся 3 июля на одном из катеров; тот сказал, что никаких кораблей на рейде в ту ночь, кроме сторожевых катеров, не было[341].
