Как видно из этого сообщения, вопросы эвакуации решались на ходу, и трудно сказать, кто из актива города в реальности смог воспользоваться этим сообщением и пропусками с красной полосой, хотя в отчете начальника Политуправления ЧФ дивизионного комиссара Расскина отмечено, что «в период с 1 июля до 20 часов 4-го июля в Новороссийск из Севастополя прибыло в числе прочих 70 человек партактива города»[149]. Товарищу Лубянову не удалось воспользоваться этой возможностью, и ему пришлось быть участником в защите 35-й береговой батареи после 2-го июля. Его воспоминания об этих обстоятельствах приведены во второй части исследования.

Но самым наболевшим и неразрешимым был вопрос с эвакуацией раненых на Кавказ, так как из-за ожесточенной блокады крупные корабли более не могли прорываться в Севастополь, не рискуя быть потопленными. Лидер «Ташкент» был последним большим надводным кораблем, который смог забрать в ночь с 26 на 27 июня более трех тысяч раненых, эвакуированных женщин и детей, а также рулоны обгоревшей, спасенной панорамы художника Рубо «Оборона Севастополя 1834–55 гг.», а в ночь на 29 июня быстроходные тральщики «Взрыв» и «Защитник» вывезли еще 288 раненых. После этого раненые вывозились только самолетами транспортной авиации и подводными лодками.

Согласно итоговым данным о деятельности медико-санитарной службы и частей, в СОРе имелось 16 медучреждений армии и флота, в том числе в Приморской армии 7 медсанбатов (по одному в каждой стрелковой дивизии), два эвакогоспиталя, полевых подвижных госпиталя и у Черноморского флота 2 военно-морских госпиталя и один инфекционный, в которых согласно сводкам на 28 июня находилось всего 11 500 раненых[150].

Накануне немецкого наступления 29 июня и до 1 июля 1942 года все лечебные учреждения и раненые были перебазированы в район западного побережья Херсонесского полуострова. У Камышовой бухты находились ППГ-316 и ЭГ-1428, в штольнях Георгиевского монастыря ППГ-76 и ППГ-356, медсанбаты в щелях, окопах, траншеях у берега Камышовой бухты, южного берега Херсонесского полуострова, районе 33-й батареи. Распределение раненых по госпиталям и медсанбатам по состоянию на 28 июня показано в примечании.

В целом все медицинские учреждения армии и флота были оставлены на произвол судьбы, на милость жестокого врага, поскольку не было возможностей их вывезти.

В этих отчаянных условиях непрерывных бомбежек и артобстрелов немногочисленный медперсонал самоотверженно оказывал посильную помощь раненым бойцам и командирам. Большое количество раненых, могущих передвигаться самостоятельно, скопилось к концу дня 30 июня на берегах Камышовой и Казачьей бухт, на Херсонесском аэродроме в надежде на эвакуацию. Они самостоятельно покидали медсанбаты, госпиталя, так как подчас не было автотранспорта, чтобы перебазировать их из города к бухтам. В эти два последних дня июня из Георгиевского монастыря были отправлены пешим порядком несколько групп раненых по 50–60 человек с сопровождающими в районы Камышовой и Казачьих бухт на эвакуацию, как об этом написал краснофлотец М. Е. Чесноков из химроты ЧФ[151].

Что касается количества раненых, оставленных в Севастополе, то цифры их весьма приблизительные. Согласно последнему боевому донесению Военного совета СОРа и флота, по состоянию на 24.00 30 июня 1942 года в Москву и Краснодар невывезенных раненых осталось 15 тысяч. Но уже в 1961 году в докладе Октябрьского на военно-исторической конференции их количество увеличилось до 23 тысяч. В 1968 году в Матросском клубе при открытии конференции по обороне Севастополя 1941–1942 годов. Октябрьский назвал цифру в 36 тысяч человек[152].

Ряд авторов, как, например, полковник Пискунов, указывают, что к 4 июля 1942 года их было порядка 40 тысяч, из них в Приморской армии 36 тысяч[153]. Военврач 2-го ранга 12-й авиабазы ВВС ЧФ И. П. Иноземцев написал, что «днем 30 июня 1942 года он расписался на приказе начальника штаба ВВС ЧФ, запрещающего эвакуацию медперсонала. В приказе было разъяснено, что „в окрестностях Севастополя остается большое количество раненых, более 30 тысяч человек, а средств эвакуации нет“»[154].

Сколько же раненых было в Севастополе по состоянию на 3 июля 1942 года? Анализ показывает, что все сведения на этот счет весьма условны и что точных данных нет и быть не может, так как в ходе боевых действий с 29–30 июня по 3 июля был потерян всякий учет, и не только раненых, в результате прорывов фронта, боев в окружении, неуправляемости войск из-за потери связи, эвакуации командования и проч. По данным краткого отчета штаба СОРа по итогам обороны Севастополя, за июнь раненых в СОРе было с 7 июня (начало 3-го штурма немцев) по 3 июля 1942 года 53 626 человек. Эвакуировано с 30 июня 17 894 человека[155]. Эвакуировано с 30 июня по 3 июля 99 раненых[156].

По данным I тома отчета по обороне Севастополя 1946 года раненых в СОРе с 21 мая по 3 июля было 55 289 человек[157]. Эвакуировано с 21 мая по 3 июля 18 734 человека.

Согласно отчету медико-санитарной службы, число раненых, находящихся в лечебных учреждениях армии и флота на 28 июня, было 11 500 человек. Согласно журналу боевых действий войск Приморской армии оперативного отдела, потери ранеными за 29 июня составили по армии 1470 человек[158]. Если это количество раненых условно округлить до 2500 человек с учетом раненых флота, то с 29 июня по 3 июля должно было быть 12 500 человек. В сумме это составило бы порядка 34 тысячи человек. По данным I тома отчета, на 3 июля их было 37 555 человек. Конечно, эти данные условны и не отражают фактической действительности, но других сведений нет. Видимо, при подсчете исходили из расчета снижения общей численности войск боевого состава.

Надо отметить и то, что большинство легкораненых по воспоминаниям участников обороны были активными бойцами, участвовали в атаках, отражении врага, в попытках прорыва в горы к партизанам.

Утром 30 июня вражеская авиация разбомбила здание эвакогоспиталя № 1428 в Камышовой бухте. Под обломками стен погибло много раненых. К вечеру 30 июня берег Камышовой бухты в районе пристани, состоящей из 2-х барж у берега, оборудованных настилом и сходнями[159], был сплошь забит ранеными в ожидании эвакуации. Там же находилась масса неорганизованных военных, отбившихся от своих частей или просто дезертировавших, и много гражданского народу — женщин с детьми, стариков. Люди метались по берегу, но никто толком не знал ничего об истинном положении с эвакуацией. Подходили из города все новые группы и одиночки военных и гражданских лиц. Эту картину народного бедствия описывает И. А. Заруба:

Отзыв старшего комсостава армии, вероятно, все же шел с вечера 29 июня вначале из отделов, управлений, служб штабов армии и флота, которые в условиях прорыва фронта перебазировались в район 35-й береговой батареи, так как по существу они уже ничем не могли помочь фронту. К утру 1 июля, по свидетельству участников событий тех дней, почти вся масса скопившихся в Камышовой бухте, за исключением раненых, покинули берег Камышовой бухты и еще ночью многие из них перешли в район 35-й береговой батареи, аэродрома в надежде эвакуироваться самолетами либо кораблями с рейдового причала у 35-й батареи, слух о которых распространился среди них.