С 1919 по 1923 г. Розенберг умудрился написать целых пять памфлетов о всемирном еврейском заговоре.

Норманн Кон пишет о творчестве Розенберга следующее: «Создал краткий перевод работ своего „знаменитого“ предшественника XIX века — Гуньо де Муссо, и солидный том комментариев к „Протоколам“. В то время как его толстенный „Миф двадцатого столетия“ вряд ли кем-либо был прочитан (и, во всяком случае, не вождями нацизма), эти ранние памфлеты имели большой успех. Типичной является брошюра „Чума в России“, опубликованная в 1922 году. Из нее мы узнаем, что царская Россия вызвала враждебность евреев не погромами, как можно было бы предположить, и не угнетением, а нежеланием финансировать капитализм. Чтобы преодолеть это препятствие и в то же время наказать несговорчивых русских, евреи употребили свое диалектическое искусство, веками оттачивавшееся в талмудических толкованиях, для обмана русского народа, который легко откликнулся на призыв к уничтожению русской промышленности, то есть на ее экспроприацию для обогащения себя, своих друзей и родственников за границей. Оставалось только организовать Красную Армию, ядром которой стали латыши и бывшие китайские торговцы шелком, и наконец русский народ принудили подчиниться капитализму». В общем, «миф о всемирном еврейском заговоре был также способом заставить немецкий народ принять внешнюю политику правительства… Эта политика была нацелена на войну, но такую цель ни одно современное европейской правительство — даже Гитлер — не могло ставить открыто. Поэтому с 1923 года внешняя политика Германии изображалась прежде всего как защита против вражеской блокады, организованной евреями. Особенно Советский Союз изображался таким, каким его всегда представлял себе Гитлер, страной недочеловеков, управляемых евреями».

В 1935 г. Геббельс более тонко сформулировал сущность политики фашизма: «Большевизм — это сатанинский заговор, который мог созреть лишь в мозгу кочевника, а нацистская Германия — это скала, о которую бессильно разобьется азиатско-еврейский поток».

Всего два года понадобилось Гитлеру, чтобы почувствовать себя мастером ораторского искусства. Существует мнение о том, что фюрер «первым применил методы американской рекламы и, связав их со своей собственной агитаторской фантазией, превратил их в наиболее изобретательную к тому времени концепцию политической борьбы». Есть очень интересное свидетельство, которое оставил Курт Людеке: «Я не знаю, как мне описать те чувства, которые охватили меня, когда я слушал этого человека. Его слова были как удары кнута. Когда он говорил о позоре Германии, я чувствовал себя в состоянии наброситься на любого противника. Его призыв к немецкой мужской чести был как зов к оружию; учение, которое он проповедовал, было откровением. Он казался мне вторым Лютером. Я забыл все на свете и видел только этого человека».

Другой свидетель писал следующее: «Его собственное воздействие приобретает во всевозрастающей степени черты мессианства. Кажется, массы быстрее, чем он сам, понимают, что он и есть тот волшебник, которого они ждут…»

И. Фест красочно дополняет эти свидетельства: «Однажды он, если верить источнику, в порыве саморазоблачения назвал массу своей „единственной невестой“. Неотразимость его подсознательных самоизвержений была не в последнюю очередь обусловлена именно тем, что все это было обращено к массе, измученной долгой нуждой, вынужденной ограничиваться элементарными потребностями и реагирующей поэтому „подсознательно“, то есть настроенной на ту же волну, что и Гитлер. Магнитофонные записи того времени ясно передают своеобразную атмосферу непристойного массового совокупления, царившую на тех мероприятиях — затаенное дыхание в начале речи, резкие короткие вскрики, нарастающее напряжение и первые освобождающие вздохи удовлетворения, наконец, опьянение, новый подъем, а затем экстатический восторг как следствие наконец-то наступившего речевого оргазма, не сдерживаемого уже ничем». И вот еще: «Все же было бы ошибкой видеть в этом рассчитанном разгуле, этом сексуальном суррогате весь секрет ораторских успехов Гитлера. Скорее и здесь дело было опять-таки в странной, но для него столь характерной смеси беспамятства и расчета. Стоя в свете прожекторов, бледный, жестикулирующий, громко и хрипло бросающий в зал брань, слова обвинения и ненависти, Гитлер все же постоянно очень хорошо контролировал свои эмоции, и вся его исступленность не мешала ему точно отмеривать долю инстинктивного в своих речах. Снова мы имеем здесь дело с двойственностью, пронизывавшей все его поведение и составлявшей одну из основ его натуры. Это накладывало свой отпечаток и на его ораторскую тактику не меньше, чем на тактику „легальности“, а впоследствии на методы завоевания власти или внешнеполитические маневры».

Что и говорить, если уже в сентябре 1930 г. Гитлер из ефрейтора и недоучки превратился в одну из ключевых фигур на политической арене Германии.

В выборах в рейхстаг за его партию было отдано 6,4 миллиона голосов, а целых 107 мандатов поставило НСДАП на второе место. Очень скоро годовой бюджет партии составил в среднем 80 миллионов марок!

В марте 1932 г. — Гитлер кандидат в первом туре выборов рейхспрезидента Германии (30 % голосов). В апреле 1932 г. во втором туре Гитлер получает 37 % голосов. На 6 миллионов меньше, чем Гинденбург (19,4 миллиона). В июле 1932 г. НСДАП становится самой большой фракцией немецкого рейхстага (230 из 608 мандатов).

В январе 1933 г. Гитлер назначен рейхсканцлером. В конце июня 1934 г. он подавляет путч Рема и уничтожает политических противников с помощью тайной полиции. В августе 1934 г., после смерти Гинденбурга, должности рейхспрезидента и рейхсканцлера объединены. Теперь Гитлер — и фюрер, и рейхсканцлер. В этом же месяце на референдуме «О главе Германского рейха» 90 % из 99 % избирателей проголосовали за Гитлера. Другие источники говорят о 84 % (в отдельных районах Берлина, а также в Ахене и Везермюнде он не дошел даже до 70 %, в Гамбурге, Билефельде, Любеке, Лейпциге и Бреслау почти треть населения проголосовала «против»).

Парадокс прихода Гитлера к власти заключался в том, что он знал «свой народ и „массы“, которые он ненавидел. И более того: он презирал их и говорил об этом открыто и без сомнения — и все-таки срывал их аплодисменты».

«То, что ему одному все же никогда не хватало аплодисментов, было заметно, так как он с давних пор хотел не только господствовать над народом, но и воплотить всеобщее духовное преобразование, „новое сотворение“ на расово-идеологических принципах», — пишет В. Мазер.

Из тайного досье НКВД, составленного на основе протоколов допросов личного адъютанта Гитлера Отто Гюнше и камердинера Гитлера Гейнца Линге в Москве в 1948–1949 гг., сегодня известно: «Захватив власть в Германии, Гитлер стал одним из богатейших людей. Его доходы исчислялись миллионами, и в президентском жаловании он, конечно, не нуждался.

Книга Гитлера „Майн кампф“, которая распространялась в обязательном порядке, приносила ему огромную прибыль.

Гитлер являлся совладельцем партийного издательства „Эгер“, которое, пожирая одно издательство за другим, превратилось в крупнейший издательский концерн Германии и, как монопольное предприятие, давало колоссальные дивиденды. Львиную долю дивидендов получал Гитлер.

Гитлер бесконтрольно распоряжался партийной кассой национал-социалистической партии.

Гитлеровская национал-социалистическая партия являлась, по существу, грандиозным капиталистическим предприятием. Кроме членских взносов и крупных пожертвований от немецких промышленников и банкиров, в партийную кассу шли доходы от эксплуатации различных предприятий, вплоть до поместий в Мекленбурге и Баварии.

Для выжимания прибылей был даже создан концерн гостиниц, разбросанных по всей Германии, под названием „партай-отель-концерн Фэрбер“. Директором концерна стал старый нацист Фэрбер, друг Мартина Бормана. Не довольствуясь своими огромными доходами, Гитлер, вопреки существовавшим до его прихода к власти правилам, приказал изъять из-под контроля высшей расчетной палаты „государственный фонд“ и „представительский фонд“ в целях беспрепятственного расходования денег на личные нужды, заявляя при этом: