— Требование восстановления тех границ, которые существовали до 1914 г., является политической бессмыслицей, и притом такой, которая по своим размерам и последствиям равносильна преступлению. Прежде всего, наши государственные границы 1914 г. были совершенно нелогичны. Они отнюдь не были совершенны с точки зрения национального состава и они отнюдь не были целесообразны с точки зрения военно-географической. Эти границы не были продуктом определенной, заранее обдуманной политики, они в известной мере были результатом случая. Это были временные границы, а вовсе не результат законченной политической борьбы. (…)

Нет и не может быть никаких сомнений в том, что добиться восстановления границ 1914 г. можно было бы только ценою крови. Только совершенно наивные люди могут поверить в то, будто исправления версальских границ можно достигнуть путем интриг и клянченья. (…) Но если уж приходится прийти к убеждению, что интересы нашего будущего требуют величайших жертв, то независимо от соображений политической мудрости ради одних этих жертв надо поставить себе действительно достойную цель. (…)

Каждое слово, каждое предложение в его интерпретации теперь становились той почвой, на которой он созидал свой закон безжалостной борьбы против всего мира, свой закон борьбы против слабых, независимо ни от каких обстоятельств. Переступая через все, что хоть как-то было связано с человеческой моралью. И вот он входит в кураж.

— Мы, национал-социалисты, должны пойти еще дальше: право на приобретение новых земель становится не только правом, но и долгом, если без разрешения своих территорий великий народ обречен на гибель. В особенности же, если дело идет не о каком-либо негритянском народце, а о великом германском народе, — о том народе, которому мир обязан своей культурой. Дело обстоит так, что Германия либо будет мировой державой, либо этой страны не будет вовсе. Для того же, чтобы стать мировой державой, Германия непременно должна приобрести те размеры, которые одни только могут обеспечить ей должную роль при современных условиях и гарантировать всем жителям Германии жизнь. (…)

Теперь он не просто мечтал, а делал свой первый шаг, правда, пока теоретический, выведенный не без помощи соратников, к войне на уничтожение. Отсюда настойчивый бред о жизненном пространстве между строк звучал не иначе как стратегия покорения мира.

— Когда мы говорим о завоевании новых земель в Европе, мы, конечно, можем иметь в виду в первую очередь только Россию и те окраинные государства, которые ей подчинены.

Сама судьба указывает нам перстом. Выдав Россию в руки большевизма, судьба лишила русский народ той интеллигенции, на которой до сих пор держалось ее государственное существование, и которая одна только служила залогом известной прочности государства. Не государственные дарования славянства дали силу и крепость русскому государству. Всем этим Россия обязана была германским элементам — превосходнейший пример той громадной государственной роли, которую способны играть германские элементы, действуя внутри более низкой расы. Именно так были созданы многие могущественные государства на земле. Не раз в истории мы видели, как народы более низкой культуры, во главе которых в качестве организаторов стояли германцы, превращались в могущественные государства и затем держались прочно на ногах, пока сохранялось расовое ядро германцев.

В течение столетий Россия жила за счет именно германского ядра в ее высших слоях населения. Теперь это ядро истреблено полностью и до конца. Место германцев заняли евреи. Но как русские не могут своими собственными силами скинуть ярмо евреев, так и одни евреи не в силах надолго держать в своем подчинении это громадное государство. Сами евреи являются отнюдь не элементом организации, а скорее ферментом дезорганизации. Это гигантское восточное государство неизбежно обречено на гибель. К этому созрели уже все предпосылки. Конец еврейского господства в России будет также концом России как государства. Судьба предназначила нам быть свидетелем такой катастрофы, которая лучше, чем что бы то ни было, подтвердит безусловно правильность нашей расовой теории.

Наша задача, наша миссия должна заключаться прежде всего в том, чтобы убедить наш народ: наши будущие цели состоят не в повторении какого-либо эффективного похода Александра, а в том, чтобы открыть себе возможности прилежного труда на новых землях, которые завоюет наш немецкий меч.

Само собою разумеется, что еврейство оказывает и будет оказывать такой политике самое решительное сопротивление. Евреи лучше, чем кто бы то ни было, отдают себе отчет в том, какое значение для них имела бы такая наша политика. Казалось бы, уже одного этого факта достаточно, что все действительно национально настроенные немцы поняли всю правильность предлагаемой нами новой ориентации. К сожалению, наделе мы видим обратное. Не только в кругах дейчнационале, но и в кругах фелькише идея такой восточной политики встречает самое упорное сопротивление. При этом обычно любят ссылаться на Бисмарка. Дух Бисмарка тревожат для того, чтобы защитить политику, которая совершенно нелепа и крайне вредна для судеб немецкого народа. Бисмарк, говорят нам, в свое время придавал очень большое значение сохранению хороших отношений с Россией.

Это до известной степени верно. При этом, однако, забывают, что столь же большое значение Бисмарк придавал хорошим отношениям, например, и с Италией; что этот самый Бисмарк в свое время даже вступил в союз с Италией, дабы покрепче прижать Австрию. Из этого, однако, ведь не делают того вывода, что и мы должны продолжать теперь такую политику. (…)

Гитлер с готовностью дилетанта перемешивал собственные идеи с теориями, которые ему разжевывал Гесс. В результате его блуждающая мысль недоучки упиралась именно в Восточную Европу и Европейскую Россию. Она становится центральной, отражая некое зло мирового господства, защищенное огромными пространствами от нападения любого врага. Следовательно, победив это зло, можно было править всем остальным миром!

— Не будем говорить о подлинных намерениях новых владык России. Нам достаточно того факта, что Россия, лишившаяся своего верховного германского слоя, уже тем самым перестала иметь какое бы то ни было значение как возможный союзник немецкой нации в освободительной борьбе. (…)

— Обыкновенно на это возражают, — продолжил он после паузы, — что союз с Россией вовсе не должен еще означать немедленной войны или что к такой войне мы можем предварительно как следует подготовиться. Нет, это не так!

Союз, который не ставит себе целью войну, бессмыслен и бесполезен. Союзы создаются только в целях борьбы. Если даже в момент заключения союза война является еще вопросом отдаленного будущего, все равно, стороны непременно будут иметь в виду прежде всего перспективу военных осложнений. (…)

УЖЕ ОДИН ФАКТ ЗАКЛЮЧЕНИЯ СОЮЗА МЕЖДУ ГЕРМАНИЕЙ И РОССИЕЙ ОЗНАЧАЛ БЫ НЕИЗБЕЖНОСТЬ БУДУЩЕЙ ВОЙНЫ, ИСХОД КОТОРОЙ ЗАРАНЕЕ ПРЕДРЕШЕН. ТАКАЯ ВОЙНА МОГЛА БЫ ОЗНАЧАТЬ ТОЛЬКО КОНЕЦ ГЕРМАНИИ. (…)

Гитлер считал, что обладает даром сводить любую теорию к ее реальной сути. Будучи свободным от предрассудков и обладая крестьянской хитростью, он и на этот раз был непреклонен:

— Нам нужна не западная ориентация и не восточная ориентация, нам нужна восточная политика, направленная на завоевание новых земель для немецкого народа.

Непосредственно касаясь расовой проблемы в «Майн кампф», Гитлер утверждал, что «природа противится спариванию более слабых существ с более сильными. Но в еще большей степени противно ей смешение высокой расы с нижестоящей расой. Такое смешение ставит под вопрос всю тысячелетнюю работу природы над делом усовершенствования человека». И далее он делал следующий вывод: «Таким образом, можно сказать, что результатом каждого скрещивания рас является:

а) снижение уровня более высокой расы;

б) физический и умственный регресс, а тем самым и начало хотя и медленного, но систематического вырождения.