– Ты уж извини меня, – усмехнулась хозяйка, – что так скудно тебя угощаю, да только чай у меня весь вышел. Травяной вот завариваю, да и мука лишь ржаная осталась.

– Ой! Ведь бабулька прислала вам чай, а я, растяпа, забыла совсем. – Я вскочила, но она коснулась моей руки:

– Не суетись, пей чай, успеешь еще гостинцы достать.

Пока Федосья дела делала, я таскалась за ней повсюду как привязанная, и все говорила, говорила, словно впрок на десять лет наговаривалась. Федосья неспешно хозяйничала, помалкивала, а вот слушала или нет, непонятно. После грибной ее похлебки мне неудержимо захотелось спать.

– Сонные, что ли, грибы? – бормотала я, пристраивая голову на краешек стола.

Как перенесла меня Федосья на топчанчик, я даже не почувствовала. Проснулась теплая, разнеженная, вспомнилось, будто Федосья гладила меня по голове и еле слышно шептала что-то.

– Это мне все приснилось, – отмахнулась я.

– Вставай, Тоня, утро на дворе. Жаль, в баньке я тебя не попарила, ну да придет время, попарю еще.

Подол сарафана сразу же намок. А не искупаться ли мне? Я сориентировалась, в какой стороне речка, и побрела туда. Не прошла и километра, как впереди блеснуло что-то среди деревьев. Чудится, что ли, мне? Уж не околдовала ли меня и в самом деле Федосья? Но нет же, блестит! Мне стало стыдно за глупые мои опасения. Вышла я к маленькому глухому озерку овальной формы. Над водой стлался туман, и чувствовался какой-то странный запах. Я припомнила, что и у Федосьи в избушке стоял этот запах. Скинуть одежду было минутным делом, попробовала воду ногой и чуть не вскрикнула: вода в озерке была очень теплой, почти горячей. Так вот где Горячий ключ! Чем ближе к другому берегу, тем горячее, пузырьки воздушные лопались на теле, усиливая приятные ощущения, и запах стал гуще. Наплавалась я всласть, выжала из кос воду, и вдруг показалось мне, что кусты впереди шевельнулись. Пригляделась, а вдруг медведь? Торопливо стала одеваться, да на мокрое тело одежду быстро не натянешь.

Бабулька моя здорово удивилась, когда я про купание рассказала.

– Значит, правду люди говорили, что из-за этого озерка поселилась Федосья в зимовье и ведьмой сделалась.

– Ты чего, баб? Разве стала бы ты ходить к ней, если бы считала ее ведьмой? А ведь ходишь, и продукты ей носишь, и меня иногда с собой берешь.

– Хожу, – раздумчиво подтвердила она, глядя непонятно куда. – А ты все же не купайся больше там, странное это место, не людское.

О вчерашней свадьбе рассказывать она мне не стала, буркнула только, что шума много было. До вечера я переделала кучу дел, устала сильно, про утреннее купание забыла и думать, бабка мне о нем напомнила:

– Вода в том озере непростая, ох непростая! Федосья ведь не стареет нисколько, разве ж не чудно? Вот бабы и шепчутся.

– Как это не стареет?

– Сколько ты ей годов дашь?

– Ну, не знаю, может, лет тридцать пять, – неуверенно выдавила я.

– Ясно, – фыркнула бабка, – молодая ты еще, и невдомек тебе, что Тимохе-то уже самому за тридцать, а она с ним сюда не девочкой заявилася, около тридцати-то ей всяко было.

Рот у меня сам собой открылся от удивления, надо же, а мне и в голову не приходило, что ей шестьдесят уже, и в самом деле чудеса.

При повороте к магазину я повстречала Тимоху, он нес, прижимая к груди, буханку черняшки.

После вчерашних разговоров с бабкой я с интересом оглядела его. Только волосы у него были похожи на теткины, такие же темные и густые, но ни малейшего помину Федосьиной красы, какая жалость! Лицо простецкое настолько, что так и тянет назвать его дурнем. Я хорошо знала, что он совсем не дурак, просто не похож на других, да и немой к тому же. Я улыбнулась ему и пошла дальше, чувствуя, что он пристально смотрит мне в спину. В магазине было не протолкнуться, я измаялась, пока стояла в очереди, не только из-за духоты и мух, но и потому, что слышала обсуждение Ромкиной свадьбы. Кое-кто при этом косился на меня, но тут уж ничего не поделаешь, вся деревня видела, как прошлым летом мы с Ромкой гуляли. Выбравшись с облегчением на улицу, я остановилась у крыльца, чтобы примостить в сумке покупки, и на меня налетел незнакомый парень лет двадцати пяти, одетый в щегольские джинсы и белую рубашку с короткими рукавами. Он дико на меня глянул, я смутилась, и конечно же больная нога тут же подвела меня, я качнулась в сторону и с трудом обрела равновесие.

«Ах, чтобы тебе пропасть!» – мысленно пожелала я ему.

– Бабуль, не знаешь, что это за парень у нас появился, интересный такой? Почти вылитый твой любимец, баб.

– Это кто же такой? – нахмурилась бабка. – Нет у меня любимцев, кроме Тимохи.

– Тимохи, скажешь тоже! Любимец у тебя из «Скорой помощи», фамилию забыла.

– Джордж Клуни! Так, стало быть, красивый парень, понравился, значит, – пошлепала губами и вдруг выдала: – А не с Ромкой ли он приехал?

– Что было, ты просто себе не представляешь! Как он за руку меня взял, я просто обмерла вся!

– Да кто он-то? Говори толком, – хмыкнула я.

Мне не хотелось выслушивать Симкин отчет о свадьбе, но она была такая радостная, что сердиться на нее не было никакой возможности.

– Валера же, я тебе рассказываю, а ты не слушаешь меня!

– Откуда он взялся, Валера этот? – перебила я ее. – Из города приехал?

– Ну да, ты не перебивай! Музыку быструю завели, а он меня обнял и к себе прижал. Танцуем, я все думаю, как бы ему на ногу не наступить, вот позорище-то будет! А он мне на ухо шепчет: «Я и не знал, что в деревне девушки такие красивые». Представляешь?

– А дальше?

– А больше не было ничего, – порозовев, потупилась Симка.

– Совсем ничего? И что, больше он тебя танцевать не приглашал? – недоумевала я. – А на Клуни он, часом, не похож, ну на этого, из «Скорой помощи»? – озадачила я ее неожиданным вопросом.

Симка похлопала глазами, на лице подружки отобразился сложный мыслительный процесс, потом глаза ее стали вдруг совсем круглыми, а рот буквой «О».

– Батюшки! – всплеснула она руками. – А я все гадала, на кого же он похож? Ну точно, просто вылитый! – Симка аж привизгнула от удовольствия. Но вдруг улыбка с ее лица сползла, и она посмурнела и подозрительно осведомилась: – А ты откуда знаешь?

– Валеру твоего я у магазина встретила, если это он, конечно.

– Он, кому же еще быть? Такой красавчик, ну чисто принц, – мечтательно произнесла Симка. – Эх, кабы и я кем-нибудь была! Хотя бы графиней, – выдала она заветную думку.

– Только графини тебе для счастья и не хватает!

– Совсем другое дело было бы, тогда он только со мной и танцевал бы, провожать бы пошел, не испугался бы.

Я ахнула:

– Постой, ты это о ком?

– О Хорьке! Ну и что? Плохой, по-твоему, парень? Он и на лицо ничего, и уважают его все, а не уважают, так боятся.

– Странно, что ты его не боишься, забыла, как он Светке Фоминой в клубе врезал?

– Да Светка сама виновата, нечего хвостом вертеть.

– Может, и сама, а только не оберешься ты от Хорька неприятностей.

История тогда и в самом деле вышла темная. Светка Фомина, на год старше нас с Симкой, была видной, ребята на нее засматривались, но она понятие о себе имела высокое и только фыркала на всех. Прошлой весной вернулся из армии Мишка Хорьков. Живет он не в нашей деревне, но наведывается в наш клуб. Вернулся он, увидел повзрослевшую Светку и сумел в пять минут задурить ей голову. Любовь у них загорелась, на октябрь даже свадьба намечалась, да не состоялась. В середине сентября избил Хорек ненаглядную свою невесту просто зверски. Люди разное болтали, не то танцевать с кем-то пошла, не то глазки кому-то строила. Светка к какой-то родне уехала, а Хорек все так же гоголем ходит да водку глушит, и теперь вот Симку взялся охмурять. Настроение у меня совсем упало. Она тоже притихла. Послышались чьи-то взволнованные голоса, мимо палисадника кто-то, всхлипывая, пробежал. Симка вскочила, вытянула шею, потом крутанулась и побежала. Я не пошла за ней. На следующий день узнала, что Ромка, обидевшись за что-то на Хорька (и где они только схлестнулись?), пытался намять ему бока. Да видно, кишка оказалась тонка, тот сам ему накидал, еле-еле Ромка ноги унес, да и то дружок Валера помог.