Вот тут-то наш Дымчик и сунул руку в обворованный карман. Потом еще раз. Потом в другой. Тут его ебло из геройски-негодующего вдруг стало потеряно-расстроенным.
«Ой!» — булькнуло тело Дымчика. Хлобысь… — и кулак хачика врезался в его скулу. «Погоди!» — завопил наш этнограф… и продолжил с двойным усилием рыться в карманах, опустив рожу вниз, для лучшего контроля над их содержимым. Дальше, естественно, произошла драка с участием всех, кто был рядом, включая тех, кто просто вышел «подышать», и вышибалы, которого, по ходу, кстати, первым и вышибли нах, ибо получал сразу от всех участвующих сторон. Мне, сука, куртку порвали…
Когда приехали менты, Дымчик еще вяленько ковырялся в карманах, стоя в сторонке — вдруг завалялась? В затеянной им драке это мудло не участвовало, за что прям на глазах у ментов его Сева и отоварил. А потом еще и проводил мощнейшим пинчищем по направлению ментовского уазика.
Как происходил отмаз от гарнизонного начальства — это уже другая история. Ну, а Дымчик дослуживал в гарнизонной бане и жрал ханку с зольдатен унд бичами, читай — бомжами. Гранаты больше не воровал, ибо не подпускали к стрельбам. Но раньше-то допускали…зачем?? Вот зачем этих Дымчиков и Батонов гонят в армию?? Выносили бы утки в больнице, и то больше пользы было бы. А-то ни служить, ни выпить, ни банально подраться. А ведь у него дети будут. Не дай бог — сын.
Осень.
Быт я наладил достаточно быстро. Получил паёк за три месяца — крутанулся. Такое в армии возможно, если сойтись накоротке с продовольственной службой. Понаволок в свою каморку мешков с картофелем и капустой. Затарился тушенкой и сгухой. Купил электроплиту и посуду. Кормиться можно было и в солдатской столовой. Тут перебоев с электричеством и водой не было вообще.
Кормят сносно, по сравнению с Борзей. Но начпроду не позавидуешь. Хоть он и поперёк себя шире, считай, службой не занимается. Он занимается договорами с хлебозаводом и прочими полезными предприятиями. Солдатики сдаются в рабство за поставки продовольствия. От желающих попасть в это рабство отбоя нет. Одно дело — в казарме дрочить команду подъём-отбой, и другое — батрачить на заводе. Продуктов в итоге получается впритык. Отходов для хоз. двора почти не остаётся.
Заступил помощником Дежурного по полку. Прихожу проверять хоздвор. Пьянку там организовать — плёвое дело. Хоть и воняет, но сам хоздвор на отшибе, и не каждый Дежурный проверит. А я знакомлюсь с частью. Мне и интересно, и зарабатываю авторитет вездесущего офицера, с которым шутки плохи. Слухи обо мне уже, конечно, ходят самые невероятные. Понятно, что пьянь, как и большинство офицеров, но учёба в Москве с последующей службой в Борзе уже известна всем. В итоге у меня репутация служаки и распиздяя в одном флаконе. Ну, а когда наши отцы командиры додумываются выбить второй этаж в педобщаге под неженатых офицеров, так ещё и повесы.
Захожу, и тут же натыкаюсь на двух чумазоидов, тащащих куда-то бак с отходами. Вонь, хоть святых выноси.
— Эй, воины, стой, раз, два!!!
Поставили бак. Изображают внимание. Эдакие два знака вопроса в смысле фигур. Особая порода людей, при взгляде на которых кажется, что они родились чумазыми и сутулыми.
— Показывайте хозяйство. Происшествия??
— Этааа… нету… праишествиев нету… — рожает один из них.
— Порося вот кормить… этаааа, — второй докладывает.
— Ну, пошли, посмотрим порося.
— Тока…этааа… товарищ лейтенант. Вы пряма за нами быстро заходите… а-то лови его потом…
— Кого??
— Да Борьку…
Борькой оказался подсвинок… по причине худобы берущий барьеры при запахе хавчика. Эдакая проворная собака с пятаком.
Пристрелили его потом. С пятого выстрела. Хищник натуральный оказался. Жрать любил и хотел, а нечего было. На бойчин кидаться стал, вот и пристрелили.
Окно в вестибюль завесил простынёй. Повоевал немного с мышами, которым пришлось поменять своё представление о безопасности в моей каморке.
Баня комполка находилась прямо в здании клуба. Вопрос с помывкой отпал сам собой.
В батальоне всё сложилось наилучшим образом. Я пришёл в момент, когда командир 1-го взвода, по сути, реально рулящий ротой ст. л-т Дима Клыков ещё не вернулся из отпуска, а ротный капитан Михаил Щёткин решал вопрос о переводе и на всё положил. Техника в порядке, Дима её привёл в чувство перед отпуском, а за месяц без ударного процесса обучения её угробить было нереально. Зампотех м-р Буц дрочил солдатиков в парке. С моим появлением перестал контролировать их работу. Там я со слонами своими и познакомился ближе.
— Волкогонов, и какого хуя мы дрыхнем в десанте? Заняться нечем?? — ору в кормовые двери недоремонтированной «бэхи».
— Товарищ лейтенант, чо вы доебались-то?? Моя машина, как часики…
— Охуел, штоль? — пинаю его по выставленной ласте. — А ну вылазь, уродец…
— Каво пинаетесь-то… пиздец ваще, — забивается дальше.
Кидаю взрывпакет в десант (подарок начхима — нового собутыльника).
Контуженый Волкогон выпадает из десанта на пиздюлину.
Разбор у комбата. Петровичу, конечно, слили всё, как есть. Но я вру, что стреляли котёл-подогревателя, а Волкогону дал пиздов за то, что накидал в котёл больше, чем надо патронов… вот и ёбнуло жёстко.
Петрович один на один, потом, пиздюлей обещает, если буду врать… дежа-вю… где-то это уже было. Армия — такой механизм, в котором всё повторяется на любом уровне, потому что всё работает по одним и тем же принципам.
Факт неподчинения остаётся невскрытым, но бойцы врубаются, что я хоть и ёбнутый, но жаловаться не собираюсь. Сам решаю.
Потом палю пьянку в первой роте. И мне по-крупному везёт. Именно в этот момент с отпуска возвращается командир первой роты Сергей Самосин. И заходит в казарму.
Я, в этот момент уже запустив табуретом в толпу, дёргаю дужку с ближайшей кровати… по привычке. Только вот у нас в казарме дужки не снимаются с кроватей. Петрович, как оказалось, давно уже «разоружил» казарму. И я остаюсь с голыми руками против шестерых взбешённых солдат. Я в казарме один из офицеров и прапорщиков. Молодой и насквозь им незнакомый. Им не страшно, прут вперёд, сейчас будет больно, выцеливаю, кому первому… И…
Что происходит?? Сначала я слышу…
— Дежурный по батальону, на выход!!!
Прущие на меня старожилы батальона, как на стену, налетают на эту команду.
— Шухер, — кто сказал, непонятно, но следы пьянки пытаются запихнуть в тумбочку. Жигалин, краем глаза замечаю. Это фигня, вытряхнуть это дерьмо из тумбочки проблем не составит. Мне тормозить противопоказано. Раз команда не «Смирно!», значит, могу продолжать. Подскакиваю к Хорину, самому красномордому и наглому по причине стакана в башке, и луплю ему в нос. Остальные ведут себя странно. Разыграев — высоченная шпала, просто уёбывает в направлении сушилки. Закатин — мелкий и говнистый бойчина, виснет у меня на руках… остальные явно оставили намеренье кинуться на меня, но и не уёбывают. Некуда потому что. Смотрят на вошедшего. Хорин с разбитым носом тоже потерял ко мне интерес. Отрываю от себя Закатина и оглядываюсь наконец-то. Посреди располаги стоит худощавый старлей в повседневке с пилоткой на бровях. Руки в боки. Покачиваясь с пятки на носок, смотрит на меня.
— Ты кто??
— Командир второго взвода Скворин. А ты??
— А я ихний пиздец, — кивает на топчущихся солдат старлей, — Коряяяягиииин…. Ты чо, обезьянка, командира не узнал?? А ну, подь сюды!!!
Корягин — местный авторитет. Естественно, участник, если не организатор, пьянки. Именно его рубить и надо было бы. Да не дурак. В последних рядах был. Старлей, дождавшись Корягина, только одно и выдаёт:
— Дыхни.
Корягин выдыхает и получает по яйцам.
Мне же интересно, куда это рванул Разыграев. Так и есть. Водку ныкает. В сушилке схрон за батареями. Разыграев, даже не залупаясь, выгребает всё оттуда, и идём в располагу.
