Лямкин плачет. Ревет пламя
Мне самому, знаешь, как обидно! Он ведь меня отсюда вытащить обещал… Я тоже для него кое-что на воле сделал… И все, накрылся контракт… Никто меня отсюда не заберет…
Ревет пламя
Интересно, так вся демократия и сгорела? А как же это… возьмемся за руки, друзья, и все такое… или вот это… как там? Свобода совести… свобода слова… что, тоже… дотла? Пепел?…
СТАЛИН. Не жалей. Не стоит эта дрянь нашей жалости.
ХОЛОДЕЦ. Ну, все-таки…
СТАЛИН. Другие дела найдутся. Некогда нам с тобой, товарищ Холодец, горевать.
ХОЛОДЕЦ. А что делать будем?
СТАЛИН. Начнем с того, что создадим партию. Партию нового типа. Не такую, как раньше, сплошь из ворья. Честных, преданных позовем. А потом уже выйдем к народу.
ХОЛОДЕЦ. А где он, народ? Я уж и забыл, как народ выглядит.
СТАЛИН. Да вон народ, у костров пляшет!
ХОЛОДЕЦ. И что мы народу скажем?
СТАЛИН. Что надо работать.
ХОЛОДЕЦ. Тут ведь какое дело, товарищ Сталин. Работай не работай, а отсюда не выберешься… В аду мы, товарищ Сталин. В геенне огненной. И вот, когда затрубит архангел…
СТАЛИН. Обойдемся без паникерских настроений. Не будем идти на поводу у так называемых архангелов. И в аду люди живут. Будем работать, засучив рукава.
ХОЛОДЕЦ. Зачем? Зачем работать? Лагеря строить?
СТАЛИН. Не исключена возможность, что на первом этапе строительства общества равных придется прибегнуть к методу принудительного трудоустройства.
ЛЯМКИН. Не надо! Умоляю! Не надо опять! Опять расстреливать будете?
СТАЛИН потирает руки
Придется… придется…
ЛЯМКИН. И ме-ме-ме-меня?
СТАЛИН. И до тебя, Лямкин, доберемся. Думал в аду отсидеться?
Лямкин плачет
ХОЛОДЕЦ. А что, обязательно надо расстреливать?
СТАЛИН. Обойдемся без абстрактного морализаторства. Дайте конкретный тезис. Не хотите лагерей? Порядка боитесь? А что нравится? Воровство? Нищета? Войны?
ХОЛОДЕЦ. Не знаю.
СТАЛИН. А надо знать.
ХОЛОДЕЦ Выходит на авансцену, держа в руках свою голову
Не знаю, Господи! Господи всемогущий, не знаю! И выбирать не хочу! Мало того, что ад кругом, так еще и выбирать надо, что бы такое в аду построить. Сталин — палач, а новые уроды, что, лучше? Куда податься? Думай, голова!
Трясет голову
Думай, голова! Если сталинизм, так опять будут лагеря и казармы. Если либерализм, так население от нищеты передохнет. Что так, что эдак — все равно сдадут в утиль. Думай, голова!
трясет голову.
Куда податься! Куда податься? Думай, голова!
И куда податься, если из ада все равно деться некуда?
А, все равно, русскому человеку голова ни к чему. Русскому без головы даже легче
Швыряет голову в зрительный зал.
Держи народ, забирай голову! Может, кому еще и пригодится голова! Ей в футбол играть можно!
Входит ОХРАННИК.
ОХРАННИК. Встречайте гостей. Новенький прибыл. Башлеев Прохор Семенович — спикер Совета Федераций, только что преставился.
Входит Прохор Семенович Башлеев, он в исподнем, как все. Лямкин пятится от него на другую сторону сцены.
ГЕНКИНА. Рады вас приветствовать! Нам как раз не хватает интеллектуального, начитанного собеседника! Я предвкушаю наши завтрашние разговоры.
КОБЫЛЯЦКАЯ. А некоторые говорят, что у нас скучно! Добро пожаловать! Сами преставились, или как?
ГЕНКИНА. У нас как раз закончилась весьма интересная дискуссия… но завтра мы продолжим.
ЛЯМКИН. Опять! Опять! Каждый день то же самое! неужели так и жить в страхе?
ГЕНКИНА. Есть предложение завтра поговорить о нравственности.
Смотрит пристально на Кобыляцкую
Есть некоторые вопросы…
БАШЛЕЕВ. Знакомое лицо… Узнаешь меня? Боишься меня, Лямкин? Помнишь, сколько ты у меня украл? На квартиру копишь? Двум партиям программы пишешь?
Лямкин пятится, плачет
ГЕНКИНА. Завтра мы все это и будем обсуждать!
ЛЯМКИН. Хватит! Пожалуйста, хватит! Я не выдержу больше!
ХОЛОДЕЦ охраннику
В самом деле, сколько можно? Неужели надо каждый день нас так мучать? Снова и снова! Опять и опять! Вот так, на медленном огне! Вам мало того, что мы умерли, мало того, что мы в аду? Вам что, действительно, мало?
ОХРАННИК. Мало.
Ревет пламя
Занавес
